Паранойя. Почему он? (СИ) - Раевская Полина "Lina Swon". Страница 54

Глава 9

-Сейчас, Насть. Потерпи немножечко, – присев передо мной на корточки, торопливо распаковывает Илья рулон ваты. Вокруг суетится вся наша развеселая компания: пацаны разводят костер, устанавливают палатки, разбирают снаряжение после сплава, девчонки маринуют шашлык, режут овощи, фрукты и, конечно же, муссируют подробности того, как наша с Проходой байдарка перевернулась. В общем, работа кипит. Одни мы с Олькой сидим под навесом и приходим в себя после случившегося.

Меня все еще трясет, но, как ни странно, я довольна. Подруга же напротив - возмущается. И это более, чем понятно. По порогам помотало нас знатно. У меня ободраны рука и мои многострадальные коленки, у Ольки – бедро и спина.

- Чтоб я еще раз подписалась на такую дичь – да лучше сразу утопите меня! – шипит подруга, когда Ванька начинает поливать ее ссадины перекисью.

-Зато смотри, сколько впечатлений, - посмеивается он.

-Да вообще! А если бы мы погибли?

-Не преувеличивай. Максимум унесло бы чуть дальше.

-Ну, да подумаешь, всего лишь пару километров побились бы об камни в ледяной воде – ерунда же, - язвит Олечка, на что Молодых закатывает глаза. С виду весь такой невозмутимый, снисходительный к женской истерике мужчина, но это только с виду. То, в какой панике он был, когда Ольку не сразу удалось перехватить и вытащить из бурного течения, сложно описать. Вспоминая это, невольно начинаю улыбаться. На душе очень тепло от их милых перепалок и в тоже время невыносимо горько.

Почему у меня не может быть также? Что во мне не так? Почему я все время возвращаюсь мыслями туда, куда возвращаться категорически нельзя?

Знаю, дурацкие вопросы, но глядя на кудрявую макушку Ильи, склонившегося над моим коленом, не могу не задаваться ими, не могу не вспоминать…

Смотрю, а вижу точно в такой же позе его… Я не помню, как он отнес меня в машину. В тот момент я была в таком разобранном состоянии, настолько не в себе, что, пожалуй, еще чуть - чуть и меня можно было смело определять в психушку.

Что-то во мне надломилось после того, как стала свидетелем его секса с женой. Наверное, это прозвучит странно, но почему –то моя боль была сконцентрирована на самом факте обмана, о том, что этот обман под собой предполагает я не думала и, уж тем более, не представляла в деталях.

«Детали» же меня просто-напросто уничтожили. Знать, что он с другой женщиной вот прямо сейчас, на моих глазах, в нескольких метрах проделывает все тоже самое, что неделю назад со мной… это было за гранью. Никогда еще я не испытывала такой свирепой боли и ненависти, даже, когда Яша Можайский на моих глазах заживо похоронил котенка.

Первая мысль была – убить! Просто зайти в спальню и разорвать эту скотину голыми руками, точь в точь, как он это сделал с моей гордостью, любовью, доверием… да со всем моим привычным миром. К счастью, в последний момент решила подыскать что-то более надежное, чем собственные руки. Так набрела на кабинет.

Я все еще была пьяна, поэтому не слишком отдавала себе отчет в том, что делаю. Меня несло на крыльях боли, невыносимой ревности и злости. И, прежде всего, я злилась на себя. Ту себя, которая была настолько глупа и наивна, что сумела отпетого мудака превратить в сказочного принца. О последствиях в тот момент я не думала, да даже если бы и думала, поступила бы точно также.

Зачем?

Хотелось заявить о себе. Хоть как-то, хоть чем-то задеть. Вывести на эмоции.

Обнаружив на столе документы, я поняла, что у меня это получится. Я знала, что где-то спрятаны камеры, и что после столь дерзкой выходки с картиной, Сережа обязательно просмотрит видеозаписи и… забеспокоится.

Пусть я мало, что понимала в этих чертовых бумажках, но, судя по суммам, о которых шла речь, это было крайне серьезное дело. А когда в крайне серьезное дело сует нос не просто восемнадцатилетняя девчонка, а падчерица губернатора поволноваться есть, о чем. С такими связями мне достаточно просто приспроситься, и меня тут же направят туда, где эту информацию ждут.

Собиралась ли я это сделать? Возможно. Мне действительно очень хотелось насолить ему. Вот только я не осознавала масштабы своей каверзы. Фамилия «Долгов» была знакома, но я никак не могла понять почему. Если бы вспомнила, бежала бы сломя голову, не дожидаясь, когда Олька проснется. Впрочем, если бы мой телефон не сел, я бы так и поступила: вызвала бы ночью такси и тихонечко уехала, но позвонить мне было неоткуда, а привлекать внимание всех обитателей дома не хотелось.

То, что я выписала себе счет не по карману поняла сразу, как только он догнал меня. Однако моя боль все равно оказалась сильнее страха, и я позволила ей прорваться в тех злобных словах, за которые, уверенна, Долгов сделал бы со мной что-то ужасное. От него таким запредельным бешенством несло, такой злостью… Но страшнее всего в этом коктейле была похоть. Дикая, необузданная, маникальная. Я ее чувствовала где-то на уровне инстинктов. И самое отвратительное то, что она отзывалась во мне жаром. Жалила меня, проходилась, будто раскаленным кнутом по низу живота, вызывая совершенно неуместное томление и какое-то грязное возбуждение. Я была влажной и хотела все те ужасы, которые обещал голодный, горящий взгляд. Я была готова к его «во все щели», без смазки, до разрывов.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Но, видимо, выглядела настолько жалкой в своем страхе и истерике, что Долгов просто-напросто меня пожалел. Отнес, как маленькую, в машину и, сев на корточки у моих ног, стал обрабатывать разбитые колени. Почему-то эта жалость окончательно раздавила остатки моей гордости. А ведь я так хотела быть в его глазах сильной, дерзкой, опасной, равной. И вроде бы даже была, но в какой-то момент не справилась с образом.

Хорошо, что Сережа сосредоточил все внимание на моих ногах. Я бы не пережила, если бы он понял, как я стыжусь саму себя, как корю за слабость. Всё-таки зря я не слушала мамины лекции. Уж она –то знала, как пустить пыль в глазах и создать нужный образ. А без образа в этом мире, как оказалось, никак.

Примерно такое же напутствие дал мне на прощание Долгов. Мы с ним договорились, что я больше не буду появляться в их доме, он в свою очередь не станет препятствовать нашей с Олькой дружбе. На том и разошлись. Высадив меня на нашем привычном месте, он уехал, оставив после себя невыносимую пустоту и горечь. Чувство было, будто огромная часть меня уехала вместе с ним. Однако, провожая взглядом его машину, я пообещала себе, что сделаю все, чтобы, как можно скорее, забыть этого мужчину, вытравить все чувства к нему и вновь шагать по жизни легко, дышать полной грудью.

Именно поэтому, когда на следующий день позвонил Илья и предложил встретиться, я согласилась. Я ничего особенного не ждала от этой встречи, но Илье удалось приятно удивить меня и даже слегка реанимировать мою изрядно потрепанную самооценку.

Он подготовил столько сюрпризов и целую программу свидания с учетом моих интересов и увлечений, что я не смогла остаться равнодушной.

С тех пор вот уже полтора месяца мы постоянно вместе. Поначалу просто тусовались в одной компании: вписки, клубы, бары, выезды на природу. Потом все чаще стали проводить время вдвоём. Ходили в кино, кафешки, много гуляли, исколесили весь край на Сенином мотоцикле. Илья очень любил показывать свои любимые, вдохновляющие его места, а я обожала эти поездки, это невероятное ощущение свободы и полета. В такие моменты моя вечная спутница – тоска отступала, и я просто наслаждалась жизнью, природой, теплой осенью, и приятной компанией. Илья действительно был невероятным: начитанный, увлеченный, разносторонний. То, как он горел музыкой и поэзией по-настоящему восхищало. Конечно, как всякий творческий человек, он был эгоцентричен и много говорил о себе, но для меня это не являлось проблемой, скорее – наоборот. Я не хотела, чтобы мне лезли в душу, поэтому роль слушателя меня вполне устраивала. Тем более, что с Ильей не приходилось скучать, он всегда находил интересные темы для рассуждений. В его компании было очень комфортно, легко и спокойно. Но главное, рядом с ним я не думала, что где-то там мужчина, без которого я с трудом дышу, живет своей понятной, отлаженной жизнью, забыв обо мне ровно в ту же секунду, как высадил на остановке.