Запрос в друзья - Маршалл Лора. Страница 30

Пока я копаюсь в ноуте, Генри сосредоточенно поедает сэндвич с арахисовой пастой, каждый раз облизывая указательный палец и прижимая его к тарелке, чтобы собрать упавшие крошки.

— Моей сестре не разрешают есть арахисовую пасту, — заявляет он. — Чтобы она не раздувалась.

Мне все еще не по себе слышать, как он произносит слова «моей сестре», говоря о чужом мне ребенке. Генри редко упоминает Дейзи или ее мать. Разумеется, он не знает, что Сэм ушел от меня к Кэтрин, но подсознательно понимает, что ему не следует обсуждать со мной ее или Дейзи.

— Она раздувается, — повторяет он, — как воздушный шарик.

— Хорошо, — рассеянно отвечаю я, погруженная в «Фейсбук», меня заносит все дальше и дальше от первоначальной цели, я уже рассматриваю отпускные фото какой-то коллеги Клэр Барнс. На экране появляется уведомление, одновременно звякает, сообщая об этом, мой телефон, лежащий на столешнице. Я кликаю на иконку, и моментально вся комната сжимается до меня и экрана. Пришло новое сообщение от Марии:

Возвращаешься на место преступления? Я буду следить за тобой, Луиза.

Каждое ее сообщение — словно удар молотом по голове от неизвестного противника. Я остаюсь в смятении и в расстроенных чувствах. Генри ничего не подозревает, он целиком занят поеданием сэндвича под защитой спасительной детской эгоцентричности.

Это не кончится до тех пор, пока я не разберусь со всем сама. Не представляю, что надо этому человеку, но прятаться дома, удаляя сообщения, — не выход. Я направляюсь в спальню и инспектирую свой гардероб, отбрасывая в сторону наряды один за другим: этот слишком деловой, этот недостаточно мне идет, этот старомодный. Я собираю вещи Генри, потом через Интернет заказываю номер в гостинице на окраине Шарн-Бей. Сегодня вечером я без вариантов напьюсь, а последний поезд из Норвича в Лондон отходит неприлично рано, около десяти.

Я еще до конца не уверена, что не дам задний ход. Однако несколько часов спустя сижу в машине, одетая в скучное черное платье, которое всегда надеваю, если меня одолевают сомнения, с тщательно нанесенным макияжем; на полу под ногами — туфли на высоких каблуках. Генри пристегнут сзади. Все, дальше притворяться, что я не иду на вечер выпускников, не имеет смысла. Мысль о том, что предстоит сегодня увидеть Сэма, приводит меня в содрогание. Мы будем находиться в одном помещении по поводу, не связанному с передачей сына. Этот повод будет пропитан вином и ностальгией, насыщен эмоциями. Я стараюсь сфокусироваться на дороге, как будто примерное вождение способно остудить чувства, бурлящие внутри меня.

Едва войдя в дом Полли, Генри вырывается из моих объятий и бросается на поиски Фиби. Он ждет, что она почитает ему книжки про Томаса, которые он привез с собой в рюкзачке.

— Фиби скоро уходит, — предупреждает его Полли. Она поворачивается ко мне: — Ее пригласили на ночевку. Та маленькая корова тоже там будет.

— Что за маленькая?.. А, та самая!

— Ну да, та самая. Послушай, спасибо тебе большое за то, что поговорила с Фиби. Это и в самом деле ей помогло. Вчера она ходила в кино с парочкой других подружек, они очень хорошо провели время. Видишь, как полезно бывает пообщаться с тем, кто сам пережил подобное.

Я жалко улыбаюсь, сожалея о том, что сыграла роль девочки, которую травят в школе.

— Итак… — Полли обращает на меня строгий взгляд: — Ты точно этого хочешь? Считай, что я сую нос, куда меня не просят, но это твой шанс передумать. Я тебя не осуждаю, боже упаси! Я просто переживаю за тебя. Ты так хорошо зажила без Сэма, ты была такой сильной. Я не хочу, чтобы тебя опять втянули в… во что-нибудь. Ты меня понимаешь. Ты можешь остаться у нас. У меня есть вино. Посмотрим «Танцы без правил» втроем — ты, я и Майя.

Я сомневаюсь, но это быстро проходит.

— Нет, я пойду. Ну, честно, Полли, все будет хорошо. Я иду туда не ради Сэма, скорее всего, мы с ним и парой слов не перекинемся. Я и так его вижу постоянно, и мне не нужно идти на вечер выпускников, чтобы встретиться с ним.

— Да, но ведь вы толком не общаетесь. Генри вы обсуждаете эсэмэсками. Все личное общение сводится к передаче Генри туда-сюда, словно он эстафетная палочка. Что, на мой взгляд, само по себе хорошо. Но тут другое: это вечеринка, ты выпьешь, эмоции будут бить через край — так всегда случается, когда возвращаешься на место первой встречи.

— Мы в школе не встречались. Нам было по двадцать шесть лет, когда у нас начались отношения.

— Я это знаю, но ты ведь меня понимаешь. Ты же помнишь, что я была рядом с тобой, когда вы разошлись? Я знаю, на что он способен, знаю, что тебе пришлось пережить. Я не хочу, чтобы ты снова оказалась в том положении.

— Я понимаю. Спасибо тебе, Полли. Но, правда, все будет хорошо.

Она неохотно отпускает меня, взяв бесполезное обещание, что я немедленно уйду оттуда, если что-нибудь пойдет не так или если что-нибудь меня расстроит. На дорогах неожиданно пусто, ехать — сплошное удовольствие. Когда подъезжаю к школе, кажется, будто время остановилось. Я хотела было припарковаться у гостиницы и вызвать такси, чтобы доехать до школы, но потом передумала. А вдруг после первого бокала я захочу сесть обратно в машину и вернуться к Полли? Если останусь, то всегда смогу утром вызвать такси, чтобы добраться до машины.

Я не уверена, что можно оставить машину на школьной парковке — хорошо запомнила со школьных дней, что эта парковка только для учителей, так что нахожу место на улице. Опускаю козырек, чтобы напоследок посмотреться в зеркало. Я с трудом могу смотреть себе в глаза. Еще не поздно включить заднюю передачу. Еще есть время. Поеду к Полли, посмотрим с ней «Танцы без правил», или просто свернусь калачиком в своем номере в гостинице. Несколько минут я сижу с телефоном в руке, готовая позвонить Полли. Мимо машины проходят две незнакомые женщины, они переговариваются и смеются, явно в предвкушении вечеринки. Они заворачивают в школьные ворота, и одна из них вскрикивает: «О, боже мой!», ее приятельница, хихикая, шикает на нее. Кто они такие? Если я даже их не узнаю, какого черта я вообще тут делаю?

И тут я вижу Сэма. Он идет один, вышагивая легко и уверенно. Во рту у меня пересыхает, и язык внезапно заполняет весь рот. На минуту мне кажется, что меня вот-вот стошнит, но это быстро проходит, дурнота сменяется гневом. С какой стати он тут вытанцовывает беззаботно, а я должна дрожать и задыхаться, сидя в машине, где, между прочим, уже стало довольно холодно? Это такое же его прошлое, как и мое. Я выключаю телефон, выбираюсь из машины и твердым шагом направляюсь ко входу.

Неожиданно в дверях, в качестве встречающего, оказывается мистер Дженкинс. Он даже не постарел, хотя в мое время уже казался древним старцем. Должно быть, тогда ему было около тридцати, ну а теперь за пятьдесят.

— А, привет, привет! — произносит он. — Вы будете?..

— Луиза Уильямс, — отвечаю я, во рту все пересохло от ожидания.

— Ах, да, — говорит он, явно не узнавая меня, и вручает бейджик. — Не можете дождаться встречи со старыми друзьями? — улыбается он. — Некоторые из них почти не изменились!

Я слишком долго вожусь, прикрепляя бейджик к платью, но когда дальше тянуть становится неприлично, направляюсь через лобби в зал. Сначала мне в нос ударяет запах. Как и во всех других школах, здесь пахнет ластиками и хлоркой с примесью застарелого пота, но этот запах настолько родной, что ты словно получаешь пощечину. Он провоцирует воспоминания, о существовании которых я даже не подозревала: очередь за шоколадкой в буфете во время перемены; горячий, прямиком из автомата лимонад, обжигающий пальцы сквозь пластиковый стаканчик; игра, в которую мы все играли в первый год, когда перемена называлась игровым временем, а сама игра, по давно забытым причинам, называлась «той игрой». Есть еще и другое воспоминание, о другом вечере в этом зале, это воспоминание, оставившее уродливый шрам, не забыто, а лишь задвинуто на задворки моей памяти.