Каратель. Том 1: Шпион поневоле (СИ) - Глебов Виктор. Страница 47

Двери лифта открылись, и они вышли в коридор. Здесь было довольно много людей: они сновали туда-сюда, одни в форме, другие в штатском. Работа кипела, в общем. Дважды Макс встречал по дороге людей в странных чёрных одеждах, с медальонами в виде незнакомых ему символов.

— Кто это такие? — спросил он Артура.

— Жрецы, — ответил офицер.

— Как отец Эбнер?

— Не совсем. Чином пониже.

— А что они здесь делают? — спросил Макс и тут же сообразил, что этот же вопрос можно задать и относительно отца Эбнера.

— Вы слышали об Учении?

— Конечно. Это набор духовных практик, обязательный для военнослужащих Федерации.

— Так точно, сэр, вы правы. Так вот, примерно то же самое значение имеет Пентаклизм для нас. Он помогает нам совершенствоваться и лучше воевать.

— Официальная религия Республики?

— Что-то в этом роде.

— А жрецы имеют какую-нибудь реальную власть?

— Господин Исполняющий Обязанности Президента — Великий Мастер! — в голосе Артура прозвучало благоговение.

— Это я знаю, — сказал Макс. — А что это значит?

— Господин Седов — верховный жрец Пентаклизма, наш духовный пастырь и учитель.

— Ого!

— Да, сэр.

— Похоже, он управляет не только материальными, но и духовными делами.

— Все дела духовны, сэр.

— Вот как? Ясно. А что он за человек, этот Седов? Я видел его один раз, и он показался мне странноватым, по правде говоря.

Макс не случайно высказался таким образом. Немного психологии и манипулирования тоже входили в Учение. Парень рассчитывал вынудить офицера встать на защиту обожаемого лидера. Это должно было сделать Артура разговорчивым. Гораздо лучше, когда человек сам что-то тебе рассказывает, чем когда ты задаёшь кучу подозрительных вопросов.

— Я завидую вам, сэр, — вздохнул офицер. — Вы говорили с Великим Мастером. Это великая честь! Он — удивительный человек.

— С этим я согласен. Но всё-таки странный.

— Он — средоточие силы. С ним мы победим Федерацию!

— Почему вы так в этом уверены? Федерация — сильный враг, — Макс старался подогревать собеседника.

— Великий Мастер передаст нам мощь, которой управляет.

— О чём вы говорите, Артур?

— Ходят слухи, — офицер чуть понизил голос, — будто Великий Мастер может убивать взглядом!

— Да ладно?! — вырвалось у Макса. — В буквальном смысле?

— Я не могу утверждать, что это правда, но так говорят. И не только об этом.

Для Макса заявление собеседника прозвучало как сказка. Явный перебор же! Но во что только не начинают верить люди, одержимые фанатичной преданностью своему лидеру.

— А что это за мощь? — спросил парень.

— Об этом знает лишь Великий Мастер. Мы пришли, сэр, — Артур остановился перед дверью, высота которой составляла не меньше семи метров, а ширина — четырёх. — Отец Эбнер ждёт вас здесь.

— Ничего себе! — проговорил Макс, разглядывая рельефный узор на монументальной двери. — Это что, сцены из Библии?

— Не только, сэр. Вы читали?

— Совсем немного. Из того, что сохранилось.

Артур нажал несколько кнопок на стене слева, и створки медленно начали раскрываться. Никаких идентификационных устройств. «Значит, за этой дверью нет ничего по-настоящему ценного», — решил Макс.

Он вошёл в полутёмный зал с высоким сводчатым потолком, освещённый редкими светильниками, развешанными вдоль стен. Они напоминали брюшки гигантских жуков. На полу виднелся вырезанный в каменных плитах пентакль, обведённый кругом. У стены напротив двери имелось подобие алтаря или аналоя, покрытого красной материей. К нему вела лестница в четыре ступеньки, по обе стороны которой стояли небольшие кафедры с уроборосами на фронтальных панелях.

Вообще, зал немного напоминал интерьер готических храмов, которые Макс видел на Земле. Только не было скамеек, цветов и статуй святых. Зато по периметру располагались неизвестные Максу устройства, напоминавшие мини-реакторы. Цилиндры из тёмного металла, поставленные вертикально, облепленные множеством датчиков, выступов и странных дополнительных конструкций, они были покрыты множеством символов, похожих на иероглифы. Эти знаки то ли нарисовали, то ли выгравировали на поверхности устройств — с такого расстояния Макс не мог понять.

Его охватило чувство тревожности. Парень не представлял, чего ожидать от встречи, и не догадывался, зачем его привели в это место. Неизвестного предназначения приборы тоже смущали.

— Я вас покидаю, — тихо сказал за спиной Макса Артур.

Обернувшись, парень увидел фигуру провожатого, поспешно исчезающую за дверями. Металлические створки начали медленно закрываться.

Макс снова огляделся. На первый взгляд, в зале никого не было, но Артур сказал, что отец Эбнер ждёт здесь.

В храме стояла тишина, только со всех сторон раздавалось тихое потрескивание «реакторов». Максу вспомнился азиатский квартал в Москваполисе, где на рыночной площади не смолкал стрёкод цикад. Насекомых выращивали на продажу и выставяли в клетках, подвешенных на бамбуковых жердях.

Вдруг часть стены справа поползла вверх. За ней показался освещённый коридор, из которого в храм вышёл пожилой мужчина в белой рясе. На груди у него висел медальон — золотой уроборос. Похоже, этот символ был у пентаклистов то ли знаком отличия, то ли его наделяли каким-то особым сакральным смыслом.

Мужчина приблизился к Максу, и теперь его можно было разглядеть. Парень обежал цепким взглядом его лицо. Седые виски, голубые глаза, прямые брови, коротко подстриженная бородка. Тонкие губы мягко улыбались. Сильный, уверенный в себе человек.

— Господин Сеймор? — полуутвердительно спросил жрец.

— Да, отец Эбнер. Мне сказали, что вы познакомите меня с вашей религией.

— Не совсем религией, господин Сеймор. Пентаклизм — это, скорее, синтез различных духовных практик, накопленных человечеством. Если не сказать — сохранённых. Видите ли, мы полагаем, что в незапамятные времена люди обладали неким глобальным знанием. Потом началась эра переселений, образование народностей, национальностей и различных государств. Знание, законсервированное в пределах относительно мелких групп, претерпевало изменения. Одно прибавлялось, другое утрачивалось. О чём-то стали говорить иносказательно. Возможно, некоторые народы были вынуждены закодировать то, что знали. Спустя некоторое время наступила эра культурного обмена. Она длилась вплоть до середины двадцать третьего века, когда началась колонизация космоса. Человечество, почти достигшее утраченного некогда единства сознания, стало разбредаться по хабитатам. Практически изолированные друг от друга группы переселенцев зачастую были вынуждены изобретать или брать за основу устаревшие социальные структуры и правила сосуществования. Например, большое распространение получили полигамный брак, кастовая иерархия, профессиональная спецификация. Лишь в конце двадцать четвёртого — начале двадцать пятого века удалось наладить связь между хабитатами, и изолированность колоний исчезла. К переселенцам устремились команды приставов. Уверен, вы помните это время многочисленных гражданских войн, вызванных тем, что колонисты не желали менять свои жизненные каноны и подчиняться законам Земли.

Отец Эбнер сделал паузу, глядя на собеседника. Он словно ждал ответа, и Макс кивнул.

— Я читал об этом, — сказал он. — В учебнике истории. Правда, довольно давно.

— Но, конечно, им пришлось смириться, — продолжил жрец. — Образ жизни хабитатов был унифицирован. А в середине двадцать пятого века была создана Галактическая Ассамблея из представителей всех человеческих поселений и государств. Спустя четверть века она приняла «Конвенцию о единстве Человечества». С тех пор у нас нет границ, государств и национальностей. Но Знание с большой буквы — то, которое было раздроблено, — сохранилось лишь в отрывках из священных книг и трудов криптологов, археологов и языковедов. «Орден Звезды» поставил себе задачей найти и восстановить всё, что возможно, а затем попытаться возродить утраченное первоначальное Знание, — отец Эбнер снова замолчал, глядя на Макса.