Холод (СИ) - "Amazerak". Страница 31

Остановились мы возле длинной избы в центре села. Мужики повылезали из телег и сгрудились плотной толпой, а всадники спешились и приготовили оружие. Из калитки вышел полный мужик с широкой бородой. В руке он держал пистолет, на поясе его висела сабля. Он хмурил брови, недовольно оглядывая нас. Следом вышел мужик помоложе с ружьём.

— Кто такие и чего надо? — рявкнул басом толстяк.

— Сам знаешь, Ваня, — вперёд выступил староста Фёдор с ручницей в руках. — Кто наших девок увёл, а? А ну вертайте обратно!

— А я почём знаю? — гаркнул Иван. — На кой ляд сдались нам ваши девки? Своих мало? Сколько можно-то уже нас допекать? Барин ваш к нам приезжал, судом грозился. Теперь — вы припёрлись. Да ещё с оружьем, як тати какие. Белены объелись что ли? А ну валите прочь!

— А вот не надо, — вперёд выступил Фрол, вооружённый фитильным ружьём. — Не надо в уши нам заливать. Селиван Желтомордый с его шайкой у нас частенько околачивается. Вот и неделю назад захаживал. А за каким хреном? Пущай выйдет, мы с него и спросим.

В это время к дому Ивана (который, видимо, являлся старостой этого села) стали сбегаться мужики. И вооружение у них было куда лучше нашего: огнестрел — чуть ли ни у каждого второго, у нескольких при себе имелись сабли. Из собравшейся толпы доносились гневные и оскорбительные выкрики. Особенно агрессивно вела себя молодёжь. Кричали: «проваливайте холопы» и «вертайтесь к своему хозяину». Как я понял, отношения между вольными и крепостными были не самые хорошие. Вольные крепостных презирали, и отсюда, видимо, произрастал их конфликт.

Наша толпа выглядела, конечно, больше, но если вольные занимаются военной службой на границе, значит, и драться они умеют получше, чем мужики от сохи. Но вряд ли сейчас этот факт смог бы кого-то остановить. Все были на взводе.

Начались галдёж и ругань. Ситуация накалялась. Обе стороны не на шутку разозлились. Первого выстрела можно было ожидать в любой миг.

— Тихо! — раздался вдруг хрипловатый гнусавый голос, ветряковцы расступились и вперёд вышел высокий мужик в коричневом зипуне и красном колпаке, отороченном мехом. На щеке его красовался шрам, а лицо его имело желтоватый оттенок, и я сразу же догадался, что передо мной тот самый Селиван, которого обзывали Желтомордым. Местные мужики (да и бабы тоже) не отличались внешней привлекательностью, но этот показался мне совсем неприятным типом. Постоянная ухмылка на губах, в зубах — дыры, нос свёрнут, как у боксёра — ни дать ни взять, разбойник с большой дороги. Роста Селиван был могучего — даже, кажется, выше меня. На боку его висела сабля, а в руках он держал кремниевое ружьё.

— Какие люди! — воскликнул Фрол при виде своего недруга. — А ну говори, пёс, куда дочь мою дел?

— Заткнись, Фролушка, — ухмыляясь щербатым ртом, прогнусавил Селиван, — не видал я твою девку. А если будешь мне докучать, так мы с тобой наш прежний разговор продолжим, только теперь по-другому. Надоел ты мне. Прицепился, как репей.

— А что вы у нас делали на прошлой неделе? — крикнул кто-то из толпы.

— А что хотели, то и делали, — огрызнулся Селиван. — Я — человек свободный. Куда желаю, туда и еду, и не вам, холопам, мне указывать. Понятно вам, морды? Так что валите прочь, покуда целы.

— Да врёт он всё, мужики! — воскликнули в толпе. — Посмотрите на рожу его беззубую. Врёт и не краснеет, падла!

Выкрик это вызвал новую волну негодования. Кто-то вытащил из ножен саблю, кто-то наставил на противника ружьё…

Вдруг раздался выстрел. Я не видел, кто пальнул первым. Но заслышав ружейный хлопок, понял: медлить нельзя. В руках я держал пищаль. Какой-то парень целился в меня. Мы выстрелили почти одновременно. Расстояние было небольшим — шагов десять. Парень завалился на дорогу, а я почувствовал, как сработала моя ледяная защита: пуля угодила мне в живот.

Со всех сторон загрохотала стрельба, завопили раненые, кто-то орал: «бей супостатов!». Белое облако порохового дыма окутало толпу. Мужики с топорами, вилами и саблями ломанулись друг на друга. Я отбросил ружьё, выхватил оба пистолета и выстрелил в Селивана. Его не задело, зато я попал в какого-то мужика, что стоял позади него.

Селиван выстрелил, достал саблю, рубанул по шее какого-то парня, подскочившего к нему с топором, и ринулся на меня. У меня тоже в руках была сабля. Я пригнулся, и сабля Селивана пронеслась над моей головой, а мой клинок вонзился ему в живот.

Свободной рукой я вытащил из-за пояса последний пистолет и пальнул в лицо мужику, который хотел ударить меня топором. Я оттолкнул Селивана и тут же увидел ещё один занесённый надо мной изогнутый клинок. Увернулся, лезвие мелькнуло перед самым носом. Сделал ответный выпад, моя сабля воткнулась в шею врага, и когда я вытаскивал её, кровь брызнула мне в лицо.

Вилы третьего устремились мне в грудь, я снова отклонился, и гардой треснул мужику по зубам, и тот упал, а соседнего рубанул по шапке.

Кругом царил хаос: люди вопили не своими голосами и падали под ноги товарищам, заливая кровью мёрзлую землю. Образовалась толкучка, и где свои, где чужие, уже было невозможно разобрать. Рядом я заметил лысину кузнеца, он вонзил топор в голову какому-то бедолаге, а потом стал размахивать им, не подпуская никого к себе. Слева и справа толпились наши мужики, а на нас наваливался враг, сомкнув свои ряды. Теперь уже невозможно было как следует замахнуться, и я просто тыкал саблей куда попало.

И противник побежал. Сражение началось и закончилось в считанные минуты.

— Стоп! — раздался крик старосты Фёдора. — Хватит!

Драка прекратилась. На залитой кровью земле корчились и стенали раненые, держась за животы, руки, головы. От их воплей самому становилось больно. Несколько человек лежали неподвижно.

— Стойте, мужики! — повторно крикнул Фёдор. — Пущай бегут. Проучили мы их. Где Селиван?

— Тута! — гаркнул кузнец.

Селиван лежал у моих ног и смотрел в небо, держась за раненый живот, из которого алыми струйками бежала сквозь пальцы кровь. Дышал он тяжело и хрипло.

Староста подошёл к нему, присел, схватил за шиворот:

— Где девки наши, говори, гад!

Но Селиван лишь таращился на Фёдора и молчал.

— Тьфу ты, — сплюнул староста. — Помирает.

— Уходить надо, — процедил кузнец, потирая ушибленное плечо. — И своих увозить.

— А как же сестра моя? — спросил молодой безбородый паренёк. Он стоял с топором в руках. Рядом на земле сидел Фрол, держась за окровавленную голову. Я вспомнил этого парня — это был один из тех двоих, что вместе с Фролом грузили бочки в телегу.

— А что мы сделаем? — спросил Фёдор.

— Заложников возьмём, — предложил парень.

Все поддержали эту идею, и несколько мужиков под предводительством сына Фрола отправились в дом местного старосты и принялись ломать калитку.

Обратно возвращались тем же составом. Фрол лежал, голова его была замотана окровавленной тряпкой. Сын кузнеца держался за плечо и кривился от каждого толчка. Трофим и Фёдор сидели, свесив ноги, и покачивались в такт телеге, что колтыхала по замёрзшей земле, едва прикрытой снегом.

Рядом ехали верхом четыре наёмных стрелка. Пятый был ранен, его везли в телеге.

Из телеги позади нас доносился женский плач. Наши забрали двух женщин из дома сельского старосты в качестве заложниц. Стонали раненые. Почти не было того, кто не получил синяки, порезы или переломы, имелись и тяжёлые. Четверо померли, и я знал: помрут ещё, если их срочно не отвезти в больницу. А больниц тут, в округе, понятное дело, нет.

— Видел, как ты дрался, — сказал мне кузнец. — Ловко ты саблей машешь. Это же он Селивана зарубил, — обратился он к Фёдору, кивая на меня.

— Молодец, — кивнул Фёдор. — Не соврал: умеешь махаться. Проучили мы сегодня ветряковцев. Больше не сунут к нам нос. А то ишь, повадились. Думали, отпора не дадим. Дурачьё!

— Не нападут? — спросил я. — Мне кажется, просто так они это не оставят. Соберутся и приедут. Вам же хуже будет.

— Дык, а на что нам и заложницы? Для того и взяли, — объяснил Фёдор, — чтоб им неповадно было лезть.