Холод (СИ) - "Amazerak". Страница 37

И всё же я пошёл. Решил добраться до крепости и узнать, что там творится. Быть может, гарнизон ещё жив, и мне удастся предупредить его. Быть может, там я настигну, наконец, существо, что несёт смерть всему вокруг.

Когда я добрался до Угреши, уже смеркалось.

На пригорке у реки стояла деревянная крепость. Частокол, четыре угловые башни и одна воротная возвышались одиноким оплотом цивилизации среди бескрайних диких просторов. Острог был окружён рвом с водой. Дорога спускалась к реке, пересекала её по мосту и уходила в дальние дали. Здесь начиналась степь, которая, по поверьям местных жителей, раскинулась далеко на восток, где упиралась в горы Тишины. И за горами теми, как поговаривали, никто никогда не бывал, и находился там ни много, ни мало край земли.

Мост через ров был опущен, и я беспрепятственно проник внутрь. Меня никто не встретил, никто не окликнул с башни, да и в крепости самой никого не было. Точнее сказать, гарнизон тут был, но был он уже мёртв. Среди бревенчатых построек стояли неподвижные фигуры в синих мундирах с красными обшлагами и лацканами. Теперь солдаты жили другой жизнью. В сумерках представшая передо мной картина выглядела весьма зловеще.

А посреди крепости, рядом со срубом церкви, подрагивал и искрил воздух. Здесь тоже образовалась брешь.

Дальше идти было некуда. Дальше — только пустота. А здесь все мертвы. В крепость, понятное дело, заходить я не стал, не желая попасть в руки покойников, лишь постоял немного в воротах, огляделся и вздохнул: путь мой оказался бессмысленным, ничего я не нашёл, кроме смерти, которая отныне обитала в этих краях, вытеснив живых. Развернулся и побрёл обратно. Сгущались сумерки. На пути сюда ветер дул мне в лицо, мешая идти, а теперь подгонял в спину, и было это, как нельзя кстати, поскольку сил почти не осталось.

До Перепутья я добрался уже в темноте при свете фонаря. Нашёл на окраине подальше от мертвецов незапертую избу и заночевал там, заперев, как следует, все двери. Больше всего я сейчас жалел, что нет лошади. Завтра предстояло проделать обратный путь, а мне до чёртиков надоело ходить на своих двоих, да ещё будучи нагруженным оружием и вещами.

За окном завывал ветер, а я улёгся на кровать в отгороженной от горницы комнате и уснул.

Мне приснилось, как я опять шагаю по пустому городу среди каменных тесных домишек, наставленных впритык друг к другу. Это был город из Сна. Я узнавал эти улицы: я не первый раз ходил здесь. Но сейчас я что-то искал. Я бродил меж домов и смотрел по сторонам. Порой казалось, за следующим углом найду то, что хотел, но и там никого не оказывалось. Я не знал, что ищу, но продолжал своё бессмысленное занятие, углубляясь в пустые кварталы.

И вдруг я увидел её. Девушка с длинными белыми волосами стояла посреди улицы, и чёрные одеяния её развевались на ветру. Казалось, она звала меня за собой, и я понял, что искал именно её. Однако как только я шагнул навстречу, девица тут же упорхнула за ближайший дом. Я ускорил шаг, а потом побежал. До дома добрался очень быстро, забежал за угол… и остановился, не в силах сделать и шага. Дорога вела вверх, на гору, на которой возвышался дворец. А у подножья стояло существо с огромной клюкой и мёртвой лошадиной головой — то существо, что я видел перед тем, как выйти из Сна. То существо, которого так боялись сноходцы…

Боль. Проснувшись среди ночи, я ощутил её всем телом, как и в тот раз, когда белокурая девица вколола мне в сердце сыворотку. На руках появлялись и исчезали чёрные кристаллы, и плоть мою разрывало на куски. А за окном по-прежнему дул ветер — настоящий ураган, который выл и ревел в зимней ночи, словно огромная мора, выбравшаяся из Сна.

Я дотянулся до лежавшего рядом на лавке фонарика и включил его. Тёплый луч света будто уменьшил боль, но не существенно. Я скрючился на кровати и ждал — ждал, когда эта пытка прекратиться.

А пытка не заканчивалась. Кристаллы по-прежнему появлялись на теле, а вены чернели под кожей тонкими линиями. Я не знал, что делать. Одна мысль крутилась в голове: когда же это пройдёт? Ни о чём другом думать сил не оставалось.

И вдруг из мрака памяти отчётливо всплыли слова Томаша, сказанные в тот день, когда он впервые принял сыворотку из пепельной смолы. «Теперь мне эту дрянь нужно хлебать постоянно», — говорил старик. «Что, если и мне — тоже? — подумал я. — Если я приму раствор, боль пройдёт?»

Подождал ещё немного, но боль не ослабевала, и тогда я решил попробовать. Другого выхода всё равно не видел. Кое-как поднялся и дотянулся до камзола, который тоже лежал на лавке и во внутреннем кармане которого я прятал фляжка с сывороткой. Трясущимися руками я достал сосуд и пипетку, набрал немного жидкости и капнул на язык. А потом снова лёг в кровать и стал ждать, что будет.

Некоторое время не происходило ничего, а потом боль резко начала ослабевать и прекратилась в считанные минуты. Внутри я чувствовал лёгкий холодок, что рождался где-то в области сердца и расползался по всему телу. Ощущение не самое приятное, но это — мелочи по сравнению с тем, что было до этого. Вскоре я снова забылся сном.

Проснулся, когда уже рассвело. Ветер по-прежнему дул, но гораздо слабее, чем ночью. Серый свет пробивался в окно. Кажется, я спал слишком долго. Я не знал, сколько сейчас времени, знал лишь то, что сегодня мне нужно вернуться в село. Дело сделано, теперь осталось показать старосте пепел и получить вознаграждение, и можно быть свободным, если, конечно, в моё отсутствие не возникло новых проблем.

Я вскочил с кровати и второпях стал одеваться. На удивление, чувствовал я себя превосходно, усталость полностью пропала, даже мышцы не болели после длительной ходьбы. Ум был ясен, ощущался какой-то необычный душевный подъём.

А на улице снега намело по колено. Оказывается, пока я спал, разразился буран, и снегом занесло всю округу. Белые хлопья до сих пор валили с тяжёлого, набрякшего синевой неба. И это было плохо. Одно дело идти по ровному грунту, другое — лезть по сугробам. Теперь на дорогу уйдёт значительно больше времени, нежели я планировал.

Я уже собирался покинуть убежище, когда услышал за окном шаги и фырканье лошадей. Стало интересно, кто забрёл в деревню. Какие-то путники? Или солдаты с одной из соседних застав, узнавшие о происшествии?

Я прижался к стене и выглянул в окно. Изба находилась на окраине, мимо пролегала дорога, ведущая к Старой Яме. По дороге ехали десять всадников. Я сразу понял, что это — не солдаты. Поверх толстых тулупов были надеты кожаные пластинчатые кирасы, а головы закрывали кожаные шлемы с меховой оторочкой. На поясах висели сабли, к сёдлам приторочены ружья. В облике воинов было нечто восточное.

Вдруг один из всадников резко обернулся и вытаращился в окно, через которое я наблюдал за дорогой. А я уставился на всадника, не в силах отвести взгляд. Такого я ещё не видел: лицо воина было сплошь покрыто мелкими чешуйками.

Глава 16

Лицо напоминало человеческое, но отличия всё же имелись: широкий рот, приплюснутый нос, с трудом заметный на чешуйчатой коже, миндалевидные глаза с длинными зрачками, как у рептилий. Похоже, именно этих существ местные жители называли «драконами». Драконы эти обитали в степи и время от времени вторгались в приграничные области. Вот и теперь, видимо, они решили совершить рейд на княжеские земли, и так совпало, что защищать эти земли сейчас оказалось некому: гарнизон ближайшей крепости был мёртв.

За окном началась суета, драконы что-то говорили друг другу на непонятном языке, ржали лошади. Казалось, меня не должны обнаружить: с такого расстояния невозможно разглядеть в маленьком окошке прижавшуюся к стене фигуру. Но кажется, противник всё же заметил меня, несмотря на все меры предосторожности. Я накинул перевязь с саблей и пистолетами и взял ружьё. Приготовился.

Суета на улице прекратилась, а потом я услышал, как кто-то трясёт калитку. Опять началась возня, у ворот зафыркала лошадь. Чтобы понять, что происходит, требовалось высунуться из окна, а это я сделать сейчас не мог. Ясно одно: противник что-то замыслил. Вероятно, драконы хотели проникнуть во двор.