Большая Земля(Фантастический роман) - Валюсинский Всеволод Вячеславович. Страница 22

— Ну вот… — Петька улыбнулся. — Пойдем теперь.

Обогнув бочагу, вышли на ручей. Здесь сразу начинались пороги, и Петька тотчас принялся за ловлю. Иван Петрович решил обождать и сначала понаблюдать.

Пляшущие прозрачные струи подхватывали червяка и мчали его по течению. Леску поминутно цепляло за разный подводный и надводный хлам. Петька закидывал беспрерывно, меняя места, иногда, где можно, даже нахлестывая, как при спиннинге. Однако долго ничего не попадалось.

— Где же твоя «кумжа»? Комаров, действительно, много, а рыбы не видать. Где она только живет тут, в этих колдобинах? Сомнительно что-то…

— Погоди…

Петька забросил в то место, где порожок вливался в омут.

Хотя вода и была прозрачна, как воздух, все же, благодаря преломлению, дна не было видно.

— Есть! Вот, елки-палки, попала!

Доктор видел, как туго натянулась и судорожно задергалась в стороны леса. Вопреки всяким правилам, Петька силой потянул добычу на берег. Из воды показалась узкая рыбина около фута длиной. В воздухе она извивалась, как змея. На солнце сверкали ее зеленоватая чешуя и яркие красно-золотые пятнышки. Сорвавшись с крючка, «кумжа» упала на берег у самой воды. Не жалея себя, Петька и доктор грудью бросились на землю, схватили диковинную рыбу…

Но сделать это было не так легко. Рыба, почуявши воду, в два прыжка, подскакивая почти на метр от земли, скатилась в ручей.

Петька огорчился. По местному поверью, если рыба уйдет из рук снова в воду, клева больше в этот день не бывает. Она будто бы рассказывает о злокозненных проделках человека, и подводное население объявляет бойкот червям и всему прочему.

Доктор остался при особом мнении на этот счет и с лихорадочной поспешностью принялся разматывать свою удочку.

Иван Петрович был, как всегда, терпелив и настойчив. Перескакивая с камня на камень, обходя берегом, он искал все новых и новых «хороших мест». Наконец, леса за что-то зацепилась.

Рука чувствовала, что на конце ее — не сук, не мертвый груз.

Леса вибрировала.

— Тяни! — крикнул Петька, — тяни ее, анафему, скорее!

Доктор «потянул». Петька перехватил руками лесу, и они общими усилиями вытащили на берег загадочную «кумжу». Эта была гораздо крупнее первой.

— Форель! Настоящая форель. Но она больше ручьевой…

— Эта прямо с моря заходит. В устье ловят вершами. Попадается еще крупнее. Фунта на три и боле.

— Пойдем к морю! Кумжу будем ловить, да и рябов, гляди, найдем. Я давно собираюсь пройти весь ручей. Ты подумай: от истока до моря! Во всяком случае, до дороги сегодня успеем дойти. Айда!

Петька всегда был согласен идти куда угодно, лишь бы это был лес. Отправились дальше. Путь с каждым шагом делался все труднее. Ружья и сумки поминутно цеплялись за сучья. Но путники не унывали и, спускаясь вниз по течению, продолжали ловлю. Спустя час в сумке доктора трепыхалось не меньше десятка форелей, да почти столько же было у Петьки.

Вскоре вышли они на поляну. Можно было свободно вздохнуть.

— Что это?

Доктор остановился перед большой кучей крупных, корявых раковин. Они все были раскрыты, иные — разломаны. Полусгнившие моллюски издавали удушливый трупный запах. Миллионы мух покрывали эту братскую могилу.

— Жемчуг искали, — ответил Петька равнодушно. — Насбирали ракушек в ручью, ну, а потом и раскокали.

— Раскокали! Ах вы, разбойники! Да знаешь ты, сколько времени растет жемчужина? Ты на Казанке тоже так искал?

— А как же…

— Как? Дырочку сверлить надо, потом замазкой залепить, да песочку подсыпать. Раскокали!..

— Вот еще! Хватает здесь раковин.

— Где хватает? Мы два часа идем по ручью, а видал ты хоть одну?

— Видал, не видал. Да ее не скоро и увидишь. Под каменьем она ухоранывается.

— Сам ты «каменье»… Идем, что ли.

Иван Петрович шел вперед и теперь старательно высматривал в воде, не попадется ли где темная раковина. Петька оказался зорче доктора. Засунув руку под камень, он вытащил жемчужницу. Доктор взял ее в руки. Она была плотно закрыта, мягкие роговые края створок цепко впились друг в друга. Полюбовавшись раковиной, доктор снова бросил ее в воду. Петька посмотрел иронически.

— Может, в ей жемчужина сидит с горошину, а ты и не посмотрел.

— Что же я, варвар ты этакой, ломать ее буду?

— Дак что! А бросил, так, думаешь, важное дело сделал? Другой найдет, все равно… Вот, говорят, лет двадцать назад здесь жемчугу было! Пелявин-старик — а может, и врут — нашел одно зерно с орех. Воробей-купец тогда жемчуг скупал. Дал ему, будто, сто рублей. Черное зерно было.

— А ты на Казанке находил крупный?

— Не, не больно крупный. Вроде как пшено. Мелкий. Была одна покрупнее, с дробину нолевую, да плохая. Кривая такая, с рогулькой.

Доктор больше не расспрашивал. Ему казалось, что Петька врал. Слишком темно и по-разбойничьи блестели его глаза, а губы кривились плохо скрытой усмешкой.

Чистая поляна оказалась злым издевательством. За нею сейчас же начинались такие непролазные трущобы, что даже привычный ко всякой «чертоломине» Петька поминутно ругался и вспоминал каких-то лесных боженят.

Солнце начинало склоняться к западу, когда решили сделать привал. Иван Петрович устал. Даже когда из-под самых ног с шумом и треском вылетел выводок рябчиков, он не нашел в себе силы снять ружье. Но неутомимый Петька смотал удочку и углубился в лес. Донеслось несколько выстрелов. Когда Петька догнал доктора, уже усевшегося на привал, у него за поясом, заткнутые головками, болтались три молодых рябчика.

— Зря стрелял. У Иванова рыба оставлена, в сумках кумжа, рябы… Коптить, что ли, опять станем?

— Ничего. Так сожрем. Напромышляли нехудо, а от добычи нельзя отказываться. Потом даваться не будет.

Доктор хорошо знал, как крепко Петька держится всяких лесных предрассудков, и не возражал.

Уха из свежей форели! Не хватало только лаврового листа да лимона, но доктор даже не вспомнил об этом. На второе — приготовленные лесным способом, в глине под огнем, рябчики. На третье — морошка: Петька, пока ходил за рябчиками, успел набрать ее в свернутый тут же берестяный кузовок.

— Откуда, когда ты успел?

— А там на мшарине ее — сила! Все желто.

После роскошного обеда доктор прилег под деревом. Взвился синий дымок махорки.

— А что, — спросил доктор после долгого молчания, — золота здесь не находили? Я читал, что Сидоров, который когда-то первым открыл нефть на Ухте, отыскал где-то здесь и золото. Кажется, в Архангельском уезде.

— Не слыхал про Сидорова. А мужик один с Верховья, люди брешут, будто копал. Только давно это было. Его самого и живого уже нет. Помер. Ничем не занимался, не работал, и хозяйства у него настоящего не было. А ходил в лес с ружьишком, и то так, зря. По осени с лесорубами в Питер умотается, а зимой вертается с деньгами. Зиму дома живет, а весной опять в лес. В лесу его и убили. Кто? Разве узнаешь! Надо полагать, свои — деревенские. Из зависти. Много народу за ним в лес ходило, все хотели подстерегли, как он золото копать станет. Да жох старик был, такая сволочь. Пойдет и — как в воду! Сразу потеряется. Слово знал…

— Какое слово?

— Такое. Какие слова бывают! — Петька, враждебно посматривая на доктора, с минуту молчал. — А я знаю, где он копал. На потайной Рименые, либо на Казанке. Тоже потайная есть. Там в клину три потайных реки. Из земли текеть и — опять в землю… Меняет тоже места. Назавтра придешь — нет уж реки в том месте, в землю ушла. Снова искать надо. А как если Жихорь отведет — ввек не найти! Жихорю надо камень под лесину положить.

Доктор не выдержал.

— Что за чушь ты мелешь! Кажется, парень бывалый, в Германии жил, всего видал, книжки читаешь, а веришь во всякую ерунду. Потайная Казанка, какой-то Жихорь… Черт знает что!

— Вовсе не ерунда. А Жихорь есть. Его еще на Андозере зовут — Бататуй. Вот, на дальние покосы идти, на Мярсалку, там в одном месте высокий угор есть, и под каждым деревом больша-а-ая куча камней накладена. Каждый год, как на покос идут, Бататую под дерево камень ложат. У всякой семьи свое дерево. Старики кладут, молодым нельзя. Так давно уж ведется, никто и не помнит, откуда пошло.