Сокол и цветок - Хенли Вирджиния. Страница 38

Фолкон заснул только перед рассветом, Джезмин пробудило его ровное дыхание. Она залилась краской, выпутывая волосы из его жадных пальцев, и, наконец освободившись, выскользнула из шатра.

Глаза Мэри Энн Фитцуолтер затуманились, когда Джезмин крадучись вошла в маленькую комнату, ко-юрую девушки делили с Эстеллой.

– О Джезмин, ты провела ночь с любовником! Я так счастлива за тебя и ужасно завидую!– вздохнула Мэри Энн.

– Но Фолкон вовсе не мой любовник! Наша помолвка – дело временное, я намереваюсь разорвать ее, как только будет возможно.

Джезмин быстро взглянула в сторону Эстеллы, ожидая взрыва ярости и упреков за ночь, проведенную в шатре де Берга, но отношение госпожи Уинвуд к предстоящему замужеству внучки претерпело разительные изменения. Она увидела продажность и развращенность королевского двора. Порочность короля Джона, словно болезнь, заражала всех, с кем он соприкасался. Джезмин окажется в безопасности, если станет любимой, обожаемой женой могущественного де Берга. До сих пор ей ничто не грозило, но Эстелла прекрасно знала, насколько ненасытен король. Ему было мало еженощных извращенных забав с девочкой-женой, король стремился овладеть любой увиденной молодой женщиной. Всем было известно, что жены королевских фаворитов и дворян давно перебывали в его постели, а теперь он начинал посматривать в сторону их дочерей. Сначала мужчины были возмущены, но у Джона не было совести. Он не гнушался подкупом, обманом, угрозами. И придворные вскоре обнаружили, что угрозы отнюдь не были пустыми: Джон был способен на любую подлость и доказывал это на деле каждый день.

Короля прекрасно приняли в замке Беркхемстед не только потому, что он был его владельцем, но еще и из-за страшных слухов, более многочисленных, чем количество лондонских шлюх в ночь с четверга на пятницу. Несмотря на усталость, проницательная госпожа Уинвуд прислушивалась к сплетням, расспрашивая всех – от последней служанки до герцогини. Оказалось, что церковь была взбешена сексуальными излишествами Джона, но самым ужасным его деянием оказалось то, что он стремился захватить полную власть, сведя могущество священников к нулю как в церковных, так и в светских делах. И – о смертный грех – он даже осмелился отбирать их доходы!

Аббаты и монахи обратились к Хьюберту Уолтеру, архиепископу Кентерберийскому, с просьбой предъявить королю ультиматум и вновь обратить его в лоно церкви, но архиепископ был стар и болен, поэтому ничего не хотел предпринимать официально. Один за другим отцы церкви выступали против короля: Джеффри, архидиакон Норвичский, епископ Ворчестерский и другие. Только близкий друг Джона, епископ Линкольн, оставался верен ему. Однако авторитет этих священников был все же не так велик, как у архиепископа, поэтому король попросту смеялся над ними и клялся отомстить.

Лорды и бароны тоже были на грани мятежа. Их земли и сама жизнь зависели от каприза безумного монарха. Джон требовал денег, приказывал в любую минуту быть готовыми к войне, брал их сыновей заложниками, чтобы обеспечить преданность отцов. В его крепостях Корф, Карисбрук, Уиндзор и Дувр содержались дети самых богатых и могущественных аристократов как гарантия того, что знать не поднимет восстания. Обычай этот был древним и до сей поры почитаемым, но Хьюберт де Берг как-то признался Эвизе, что Джон, пожалуй, зашел чертовски далеко, когда попросил его ослепить своего юного племянника Артура, чтобы тот никогда не смог получить трон.

Эвиза, страстно ненавидевшая Джона, теперь получила оружие против бывшего мужа и рассказывала об этом направо и налево, приукрашивая и преувеличивая доверенную ей любовником тайну, чем еще больше подливала масла в огонь. Она объявила, что Артур таинственно исчез, и теперь многие люди не стеснялись обвинять короля Джона в том, что он избавился от собственного племянника. Эвиза до того прожужжала уши своей подруге Матильде де Бреоз, леди Хей, что та, окончательно скандализованная, передала сплетню своему мужу лорду Уильяму, владельцу обширных земель в Уэльсе и Ирландии. Семья де Бреоз была в родстве с могущественными Лейси, и король Джон взял заложниками сыновей из обоих семейств. Поверив слухам о злобном характере Джона, лорды начали замышлять заговор.

Фолкон де Берг поднял королевский двор и своих людей еще до рассвета, и к восьми часам кортеж уже направился по дороге в Ноттингем. Прошлой ночью он послал всадников в замок Лейстер, чтобы хозяева успели приготовиться к прибытию четырехсот человек и пятисот лошадей. Казалось, все идет хорошо, благодаря прекрасному командованию Фолкона де Берга, пока огромная процессия готовилась к последнему отрезку пути от Лейстера в Ноттингем.

Король Джон, с ехидной ухмылкой, портившей красивое лицо, подозвал де Берга.

– Проводи Джезмин Сейлсбери ко мне, – протянул он, нарочито растягивая слова.– Мне хочется побыть в ее обществе все время этого длинного путешествия. У меня и моей прелестной юной племянницы много общих интересов.– И, многозначительно помолчав, добавил:– Уверен, она все сделает, чтобы угодить своему дяде.– Де Берг с непроницаемым лицом браво отсалютовал монарху, и, развернув огромного боевого коня, отправился на поиски невесты, всю ночь проспавшей в его объятиях. Увидев его, Джезмин жарко вспыхнула и опустила глаза, чтобы защититься от пронзительного взгляда зеленых глаз.

– Леди Джезмин, король Джон просит вас ехать с ним рядом.

Девушка гневно вспыхнула.

– Вы, должно быть, шутите, сэр. Я не могу поверить в подобную жестокость, даже если она исходит от вас!

– Я всем сердцем желал бы, чтобы это была всего лишь шутка, миледи. Но умоляю вас, не бойтесь. Доверьтесь мне, как прошлой ночью, и никто не сумеет причинить вам зла.

Он озорно улыбнулся, и Джезмин вспомнила тепло его тела под мехами. От него исходил аромат солнца, смешанный с благоуханием сандалового дерева... Дрожь возбуждения прошла по спине девушки. А может, это был страх... боязнь того, что, если король застанет ее врасплох, на этот раз спасения не будет. Высоко подняв голову, Джезмин ехала рядом с де Бергом. Холодная отрешенность овладела девушкой, когда Фолкон показал ей место слева от короля. Она задела стременем о стремя Джона и, опустив глаза, заметила, что его ноги такие же короткие, как у нее. Джезмин невольно начала сравнивать его с де Бергом: король явно проигрывал. У Фолкона были длинные, сильные ноги, похожие на древесные стволы, закованные в железо бедра доходили до ее талии.

Но тут король грубо вернул ее на землю:

– Откройте мне тайную мысль, занимающую ваш ум, прекрасная дама!

Джезмин бессовестно солгала да еще и добавила:

– Ваше величество слишком добры – я счастлива, что вы решили заменить мне отца.

– М-м-м, отец и дочь... это что-то новенькое... такого удовольствия мне еще не довелось испытать. Папочкина дочка... м-м-м... весьма заманчиво.

Беседа грозила перейти на весьма неприятную для Джезмин тему, но тут, со вздохом облегчения, она заметила королеву Изабеллу в сопровождении де Берга.

– Мне надоело глотать твою пыль, – объявила Изабелла.– Отныне я решила ехать по правую сторону от тебя. Разве королева недостойна находиться рядом с королем?

Если Изабеллу и рассердил интерес мужа к Джезмин, она, по крайней мере, ничем этого не показала.

Джон бросил злобный взгляд на де Берга, так ловко перехитрившего его, и ехидно спросил:

– Не завидуешь, что у меня такая распутная женушка? Не может насытиться мной дни и ночи напролет.

Де Берг галантно поклонился цветущей яркой красотой девочке-королеве и сказал:

– Она – драгоценность в короне женственности, сэр.

– Ха! – бесстыдно бросил Джон.– Она могла бы высосать всю позолоту с дверной ручки!

Глаза Изабеллы блеснули, и, облизнув губы, она без зазрения совести уставилась на чресла де Берга.

Фолкон взглянул в сторону Джезмин и с облегчением заметил, что та пропустила мимо ушей непристойные шутки – на щеках не было и намека на краску, по-видимому, она не поняла слов короля. Глаза ее встретились с глазами Фолкона; девушка молча поблагодарила его за помощь и спасение.