Каталонская компания (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 16

Я пошел к цирюльнику, чтобы снять трехдневную щетину и узнать последние городские новости. Никак не избавлюсь от привычки узнавать новости по утрам. Это был одни из немногих поводов, по которому я раньше терпел телевизор. Теперь терплю цирюльников. Брил меня тщедушный мужчина с длинным острым носом, похожим на птичий клюв. Сходство с птицей усиливалось еще и тем, что цирюльник постоянно кивал головой, словно склевывал зерна. Но работал он великолепно. О таких говорят, что имеет легкую руку. Язык у него тоже был не тяжелый. Решив, что я не имею отношения к каталонцам, первым делом подробно рассказал о нашем вчерашнем прибытии.

— Теперь мы покажем туркам! — пообещал он и погрозил бритвой в сторону Босфора.

Дальше были жалобы на высокие цены на продукты, на постоянное повышение арендной платы, на засилье беженцев. Под конец, сделав компресс на лицо и подбритую шею влажными теплыми и чистыми салфетками, цирюльник сообщил:

— Сегодня генуэзцы собираются устроить шествие к императору. Хотят новых льгот. Захватили всю нашу торговлю, а всё им мало!

— Разве не венецианцы контролируют пролив? — удивился я.

— Венецианцев сразу после освобождения Константинополя прогнали и отдали всю торговлю генуэзцам, которые помогли победить латинян, — ответил цирюльник. — Теперь не знаем, как этих прогнать. Все наши купцы платят им. Говорят, имеют с нашей торговли раз в десять больше, чем сам император, и хотят новых привилегий. Неслыханное дело!

Очень даже слыханное. Хотеть еще больше — это так по-человечески!

Я вернулся в казарму, где меня ждал Тегак с оседланными лошадьми. Мы вдвоем отправились в порт. Для меня каждый город начинается с порта. Иногда им и заканчивается. Оруженосец ехал впереди и покрикивал на прохожих, которые не спешили уступать нам дорогу. Константинопольцы угадывали, что мы — приезжие, поэтому бросали вслед фразы типа «Понаехали тут!». Ничто не ново под луной. Обратил внимание, что горожане одеты не только беднее, чем раньше, но и не придерживаясь, так сказать, национальной моды. В шестом веке я по одежде мог определить, кто есть кто, а сейчас с удивлением смотрел на человека с европейским типом лица, одетого под турка или араба, и наоборот. Иногда попадались и вовсе экзотические варианты, соединяющие два, а то и три, национальные стиля. Мне показалось, что это результат бедности, выдаваемой за моду. На улицах было очень много нищих. На обочине под балконом лежал навзничь худущий старик в одной рваной и грязной рубахе, по бледному лицу которого ползали черные и зеленые мухи. Я думал, что он мертв, но заметил, что старик шевелит тонкими и бескровными губами. Наверное, на большее уже не осталось сил. Ближе к порту, по правой от нас стороне улицы, начался генуэзский квартал, а по левой — пизанский. Около сотни нарядно одетых генуэзцев стояли на улице между крайними домами и крепостной стеной, в тени ее, и кого-то ждали. Наверное, своих земляков, чтобы отправиться к императору за новыми привилегиями.

Мы выехали за город через ворота Неория. Охраняли их десяток стражников, вооруженных короткими копьями и кинжалами. Их металлические шлемы лежали на полке, приделанной к стене караульного помещения. Поверх рубах длиной до коленей надеты безрукавки из толстой кожи. Штанов я не увидел. Если и были, то короткие. На ногах — кожаные сандалии. На нас охранники не обратили внимание. Они внимательно смотрели, кто и что вносит в город. Наверное, есть какие-то ограничения, которые помогают охранникам переживать задержки зарплаты. Справа от ворот располагались склады генуэзцев, слева — пизанцев. Как и в шестом и тринадцатом веках весь берег бухты Золотой Рог был причалом, возле которого стояли суда со всех стран Средиземноморья, самых разных типов и размеров и с самыми разными грузами. Судов было так много, что большинство стояло вплотную друг к другу, носом к причалу. Погрузка-выгрузка происходила по двум сходням, опущенным с бака на причал. По одной спускались, по другой поднимались. Почти все грузчики работали в коротких штанах, похожих на шорты, и босые. Сходня прогибалась под мокрым от пота человеком, который нес мешок или корзину, и казалось, что вот-вот сломается. Ни леерного ограждения на сходне, ни страховочной сетки под ней. Упал, разбился — твои проблемы.

Я вспомнил, как во время первой практике на спасателе стояли мы в порту Новороссийск кормой к торцу причалу. С кормы на берег был подан трап. Я нес у трапа «собачью» вахту — с полуночи до четырех утра. На корме стояла парковая скамейка на чугунных ножках, на которой я и проводил эти часы, сидя или лежа. Из какого парка она была одолжена — сказать не могу, потому что случилось это до меня. Со скамейки мне видны были те, кто шел по причалу, но когда подходили к судну, попадали в «мертвую» зону. Сижу я как-то ночью и вижу, как от проходной к судну перемещается противолодочным зигзагом наш электромеханик, который, как и положено людям его профессии, был со сдвигом по фазе. Последние метры до родного судна давались ему с большим трудом. Вот он зашел в «мертвую» зону. Я ждал, что сейчас электромеханик поднимется по трапу, но этого не случилось. Мало ли какие неотложные дела могут задержать пьяного человека?! Прошло минут пять, а электромеханик все не появлялся. Я встал. Теперь мне был виден весь причал. На нем не было ни души. В тоже время я не слышал звук падения тела в воду. По неопытности я не сразу разрешил эту мистическую задачу. Даже подумал, что задремал, и электромеханик мне приснился. Ответ был проще. Повелитель переменных и постоянных токов, свернувшись калачиком, преспокойненько спал в страховочной сетке, как в гамаке. До судна он добрался, после чего автопилот вырубился, а неуправляемое тело выпало в осадок.

На противоположном берегу бухты Золотой Рог, как раз напротив, возвышалась каменная башня. В ней находится лебедка, которой натягивают железную цепь и закрывают на ночь или в случае опасности заход в бухту. За башней была крепостная стена, ограждавшая Галату. Это часть Перы, где испокон проживали иностранные купцы. Теперь часть этих купцов чувствовала там себя, как дома. В Галате сейчас заправляли генуэзцы.

Мы поехали вдоль берега, мимо судов с одной стороны и крепостной стеной с башнями с другой. Башни были разной формы, построены в разное время и по разным проектам. Объединяло их одно — запущенность. Крестоносцы доказали, что все эти башни гроша ломаного не стоят без смелых защитников. Таковых в последнее время в Константинополе не наблюдалось. Горожане воевать боялись, а на наемников не хватало денег. У меня были сомнения, что с нами расплатятся по-честному. Надеялся только на трофеи. Каталонцы производила впечатление парней, с которыми можно идти в бой.

Я остановился возле небольшой верфи, где на двух стапелях строили галеру и рыболовецкое судно, судя по выступающему с носовой части настилу, с которого будут высматривать рыбу. Руководил строительством калафат, как здесь называли подрядчика, — пожилой мужчина с короткой черной с сединой бородкой, который все время ругал плотников, брызгая слюной метра на три. Я поинтересовался у него, сколько будет стоить парусное двухмачтовое торговое судно размером со шхуну. Предупредил, что пока денег не хватает, просто прицениваюсь. Калафат долго юлил, а потом назвал цену. Даже если ее можно сбить процентов на двадцать, все равно получалось дороже, чем в Фессалонике, не говоря уже о Смирне.

Я проехал мимо ворот Перамы и церкви святой Ирины, за которой начинались склады венецианцев. Среди судов, стоявших у причала, выхватил нос русской ладьи с фигурой в виде лошадиной головы. Купец стоял на причале и о чем-то разговаривал с венецианским коллегой. Оба остались довольны разговором, что между купцами большая редкость. Венецианец зашел внутрь двухэтажного складского здания, первый этаж которого был раза в два выше второго, а русский — осанистый бородатый мужичок в низкой червчатой шапке с беличьим околышком и червчатом летнике, не смотря на жару, — остался у сходни, ожидая, пока по ней поднимется грузчик с большим тюком.