Вечный капитан (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 19

В конце февраля пришло известие из Константинополя. Латиняне все-таки решились женить Балдуина на Елене, дочери Ивана Асеня, который станет регентом при малолетнем императоре. А что им оставалось делать?! Феодор Эпирский уже разорял окрестности Константинополя. После Пасхи болгарский царь должен был прибыть с дочерью в столицу Латинской империи.

— Сопроводишь меня до Константинополя, отгуляем свадьбу, после чего щедро награжу и отпущу домой, — пообещал мне Иван Асень.

Но, как любил повторять сам болгарский царь, человек предполагает, а бог располагает. Точнее, коррективы внес Феодор Ангел Комнин Дука, Эпирский деспот. Узнав, что Константинополь достанется Ивану Асеню, деспот наплевал на союзнический договор и северо-западнее Адрианополя переправился с войском через реку Марицу, по которой в то время проходила граница.

Утром шестого марта я по просьбе Ивана Асеня проводил совместные учения своей дружины и болгарского отряда на лугу возле города. Ничто так не сплачивает войско, как ненависть к командиру во время тупой муштры. Отряд болгарских пехотинцев, построенный в четыре шеренги, вдруг перестал наступать. Солдаты замерли и уставились на всадника, который скакал по дороге к столице с севера. За спиной у него был прикреплен дротик с красным треугольным флажком.

— Война, — коротко сказал мне командир болгарского отряда.

Когда я добрался до царского дворца, в кабинете Ивана Асеня прислуга наводила порядок, собирая черепки и осколки разбитой посуды. В помещении было темновато, потому что валялся на полу и погнутый бронзовый подсвечник. Судя по сломанному краю столешницы, об нее и молотил царь подсвечником. Иногда Иван Асень бывал чрезмерно эмоциональным. Это присуще истово верующим, поскольку любая религия базируется на избытке чувств, а не разума. Сам царь сидел в темном углу на стуле, ссутулившийся и насупленный, напоминая сыча в дупле.

Поскольку с севера мог напасть только Феодор Ангел, деспот Эпира, я сказал:

— Я тебе предупреждал, что у ромеев нет союзников.

— Он клялся на Библии и целовал крест! — издав звук, похожий на всхлип, воскликнул Иван Асень.

— Если бы надо было для дела, он бы тебя и в зад поцеловал, — сказал я.

— Бог его накажет за это! — распрямляя спину, пророческим тоном пригрозил царь Иван.

— На счет бога не знаю, но нам не мешало бы его наказать, — молвил я.

— Мы и станем орудием божьим! — произнес, как клятву, Иван Асень и встал со стула. — Мы дадим ему достойный отпор!

— Большое у него войско? — спросил я.

— Точно сообщит следующий гонец. Предположительно, тысяч пять-семь, может, больше, — ответил царь Болгарии. — Я сейчас разошлю гонцов, созову ополчение…

— Пока оно соберется, враг уже будет под стенами Тырново, — перебил я. — Сколько им идти сюда?

— Дней пять-шесть, — ответил он. — Они вроде бы стоят на месте. Наверное, ждут подкрепления. Мое ополчение успеет собраться. Здесь и дадим бой.

— Именно этого Феодор от тебя и ждет. Наверное, придумал уже, как разобьет твое меньшее войско, — попророчествовал и я.

Царь Иван насупился и собрался было сказать мне что-то очень эмоциональное, но, видимо, в предыдущей истерике выплеснул слишком много и не успел подзарядиться. Поэтому спросил спокойно:

— Что ты предлагаешь?

— Нападем на него первыми и там, где он нас не ждет, — ответил я. — Возьмем только конных и пойдем без остановок, чтобы наше появление стало для него неожиданностью.

— У меня и тысячи конных нет под рукой! — воскликнул царь Иван.

— Этого хватит, чтобы нанести чувствительный удар, — сказал я. — Не обязательно перебить все его войско. Хватит смерти одного Феодора. Или истребления лучшей части армии. Как говорят китайцы, бей по голове, а остальное само развалится.

— Кто такие китайцы? — поинтересовался болгарский царь.

— Народ, живущий далеко-далеко на востоке, — ответил я. — Их так много и они такие образованные, что сами уже не воюют, а побеждают врагов, сдаваясь в плен.

— Разве такое возможно?! — удивился он.

— Всё возможно, если веришь в это, — произнес я.

На этот раз Иван Асень не посмотрел на меня, как на шутника. Его глаза начали расширяться, а напрягшееся лицо наполняться внутренним фанатичным светом. Даже борода воинственно затопорщилась.

— Главное — вера! — сделал вывод из моих слов царь Болгарии и торжественно, с фанатичной верой произнес: — С нами будет бог! Мы — его орудие!

И ведь он действительно верил в то, что говорил. А фанатики — самые лучшие воины, если надо двигаться по прямой и не очень долго. Поэтому собрались мы за несколько часов и отправились в путь. Нас было около восьми сотен. По дороге к отряду присоединились две сотни половцев Сутовкана, которые жили в долине южнее Тырново.

16

Лагерь армии Феодора Ангела, Эпирского деспота, располагался в широкой долине неподалеку от местечка Клокотница. В центре стоял большой шатер из материи золотого цвета. Рядом с входом в шатер вкопаны три высокие жерди, на которых лениво шевелились от легкого теплого ветра промокшие после недавно закончившегося дождя хоругви с ликами каких-то святых. С трех других сторон стояли шатры поменьше и серого цвета, выстроенные в две ровные линии, по десять в каждой. Весь остальной лагерь представлял набор всевозможнейших временных укрытий, сооруженных, где кому вздумается. Возле каждого такого укрытия горел, сильно дымя, костер, вокруг которого сидели воины, ждали, когда сварится, судя по запаху, мясо с просом. Сосчитать их в густеющих сумерках было трудно, но тысяч шесть-семь, не меньше. В южной части лагеря, особняком, расположились латиняне, еще около тысячи.

— Если ударить с этой стороны, то сможем прорваться к шатрам, — сказал я Ивану Асеню, который стоял рядом со мной в кустах на краю леса и похлестывал себя по ноге тонкой веткой с молодыми зелеными листьями.

— А если не прорвемся? — произнес болгарский царь. При виде большой вражеской армии его фанатизм начал быстро таять.

— Тогда перебьем, сколько сможем, и отступим, — ответил я и добавил: — Если сможем.

— Если сможем… — тихо повторил он, а потом отшвырнул ветку, перекрестился и покаялся: — Прости, господи, что усомнился в тебе! Прости и помоги! Дай нам силы исполнить твою волю!..

— Пойдем отсюда, — сказал я, чтобы остановить его токование.

Лес с этой стороны был шириной всего метров триста и довольно редкий. Именно поэтому я и решил идти в атаку через него. На другой стороне леса нас поджидали десять моих конных дружинников и десять болгарских. Мы с царем Иваном поехали первыми, эскорт — за нами в колонну по два. Болгары ехали за своим правителем, русичи — за своим. По краю леса добрались до дороги и поехали по ней на север, огибая холм. Навстречу нам из-за поворота вышли трое вражеских солдат, которые гнали отару овец, штук двадцать. Иван Асень натянул поводья, останавливая коня.

— Не останавливаться, — произнес я тихо, но властно.

В больших армиях, собранных из людей разных стран и национальностей, толком не знаешь, кто свои, а кто чужие. Тем более, что люди одной национальности могли быть по обе стороны баррикады. Свои — это те, кто с боков и сзади, а враги — кто напротив. Хотя мы сейчас были напротив солдат с овцами, но ехали со стороны своих и без опаски. Поэтому солдаты согнали овец к краю дороги, чтобы пропустить господ. Куда едут на ночь глядя эти господа — не их солдатского ума дело.

Когда мы удалились от врагов метров на сто, царь Иван сказал радостно:

— Бог с нами!

Рано утром, когда только начало светать, мы проехали по этой дороге в обратную сторону. Ночью опять шел дождь, было сыро и зябко. Зато промокшая земля гасила стук копыт. Кони за ночь отдохнули, набрались сил после выматывающего перехода, который мы проделали в три раза быстрее, чем обычно двигались армии в эту эпоху. На краю полосы леса перестроились в две шеренги, разместив на флангах половцев. Меня поразило спокойствие кочевников. Они уже знали, что врагов в несколько раз больше, но не проявляли признаков беспокойства, желания смыться. Такое впечатление, что и они фанатично зарядились.