Вечный капитан (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 46

— Вот осенью и узнаешь, надо ли будет ему что-то говорить, — ответил и я.

За десять дней приведя в порядок шхуну, отправились в плавание. Черное море встретило нас слабым северо-восточным ветром. С таким ветром можно было идти только курсом фордевинд, то есть, когда дует прямо в корму. Да и то со скоростью узла три всего. Так мы и пошли к берегам Болгарии. Я надеялся, что, пока доберемся туда, ветер поменяется, повернем к Трапезунду. В этом году я решил не выходить за пределы Черного моря. Обстановка в княжестве напряженная. Может, кому-нибудь захочется рассчитаться с союзником монголов. Впрочем, пока никто особого желания не изъявлял. Михаил Всеволодович, Великий князь лежавшего в руинах Чернигова, лишился и других Великих княжеств, Галицкого и Киевского, и стал всего лишь князем Луцким. Теперь у него не было сил тягаться со мной. Остальные усиленно молились, чтобы кочевники не нанесли и им визит. Моя дружина теперь считалась самой сильной в Черниговском княжестве, хотя по численности немного уступала новгород-северской.

Так с попутным ветром мы и добрались до западного берега моря немного южнее Созополя. И сразу увидели большой караван из дюжины галер, судя по крылатым львам на носах и флагах, венецианских. Они шли на север. Наверное, к устью Дуная или в болгарские порты. Замыкающая галера была самая маленькая, тридцатидвухвесельная, сидела глубже остальных и поэтому отставала мили на полторы. Я разошелся с остальными судами каравана параллельными курсами, а с последним начал сближаться вплотную.

На мой маневр капитаны остальных галер сперва не обратили внимания. Да и на последней не сразу поняли, что мы идем на абордаж. Обычно пираты используют галеры. Парусные суда в эту эпоху тихоходны, не годятся для рейдерства. Только когда до галеры осталось около кабельтова и мои арбалетчики начали обстрел, капитан понял, что лоханулся. Он попробовал повернуться к нам носом, но не успел. Шхуна врезалась правой скулой в переднюю половину галеры и пошла дальше, ломая весла и теряя инерцию переднего хода. Несколько «кошек» зацепились за ее фальшборт, а «ворон» повис над галерой, дожидаясь моего приказа. Мои арбалетчики добивали последних вражеских. Одним из первых убили капитана — пожилого мужчину с наполовину седой бородой, одетого в короткий шерстяной кафтан темно-коричневого цвета и льняные рубаху и порты. Болт попал ему в грудь и пригвоздил к переборке полуюта. На этой галере на корме располагались две каюты, наполовину утопленные в главную палубу. Капитан стоял с подогнутыми коленями и приоткрытым ртом, из которого текла кровь.

— Опустить «ворона»! — приказал я.

Трап упал на галеру, встряв железным клювом в куршею. Я перебежал по нему на галеру. Сопротивления никто не оказывал. В каюте правого борта, наверное, капитанской, никого не было. Там стояла высокая кровать, под которой стояли два сундука. В одном была одежда и обувь, все изрядно поношенное, в другом — набор серебряной посуды, судя по узорам, индийской. Во второй каюте, поменьше, с двухъярусной кроватью, приделанной к переборке, стояли два ровесника капитана. Оба одеты хуже него. Обычно так одеваются матросы. Один держал в руке глиняный кувшин. Судя по запаху, с вином.

— Вы кто? — спросил их.

— Помогаем капитану, — ответил тот, что с кувшином, и уточнил: — Помогали.

— Какой груз везете? — спросил я.

— Слоновую кость, — ответил он.

Вот уж не ожидал, что такой ценный груз повезет такой нищий на вид капитан на таком скромном судне! На какие только подвиги и страдания не толкает жадность человека!

— Идите на мое судно, — приказал венецианцам.

Сундук в этой каюте был один, заполненный старой одеждой.

На куршее я встретился в Бодуэном, который подгонял найденных там членов экипажа к «ворону», чтобы перешли на шхуну. Гребцы в большинстве были вольнонаемными. Наверное, жители бывшей Ромейской империи, которых непрекращающиеся войны заставили заниматься таким тяжелыми трудом.

— По прибытию в порт получите расчет и сможете, если захотите, наняться к новому хозяину галеры. Вы мне не нужны, — сказал я им. — На правом борту возьмите запасные весла — и поплывем.

Оставил на галере Бодуэна с десятком дружинников, а сам перешел на шхуну. Предстояло решить вопрос с остальными судами каравана. Две последние галеры перестали грести. Наверное, оценивают ситуацию. Когда на них увидели, что шхуна отошла, а галера повернула на юг, поплыли дальше. Гребли быстро, чтобы не отстать от каравана и не разделить участь замыкающей галеры. Бодуэн по моему сигналу развернулся и пошел вслед за шхуной на северо-запад, к Созополю, нашему базовому порту на Черном море. На Руси столько слоновой кости быстро не продашь. Да и не до нее сейчас всем. Мне самому столько не надо. С херсонцами отношения испортились. В Константинополе венецианскую галеру отберут вместе с грузом, а нас поместят на видных местах — на реях и прочих перекладинах, которые выдержат вес тела, висящего на веревке. Оставался царь Болгарии. Он теперь богатый, много строит, а слоновая кость как раз подойдет для украшения церквей. Из нее что только не делают, начиная от пуговиц и заканчивая дверьми.

35

В Созополе я, как обещал, рассчитал гребцов. Оказалось, что купец задолжал им почти за два месяца, то есть, не платил с начала навигации, которая здесь открывается после весеннего равноденствия. Полтора десятка рабов отпустил на свободу. Самое удивительное, что рабы были греками или македонскими славянами, как и вольнонаемные. В городе рулил новый посадник — мужчина лет двадцати пяти, высокий, крепкий и симпатичный. Я подумал, что место он получил именно за эти достоинства. Однако выяснилось, что он участвовал в сражении при Клокотнице.

— Царь Иван наградил всех дружинников, кто участвовал в том сражении, — рассказал посадник. — Это была наша самая славная победа с тех пор, как Калоян разбил под Адрианополем крестоносцев! — добавил он хвастливо, словно бился и с крестоносцами.

Он выделил лошадей мне и моей свите, на которых мы отправились в Тырново. Здесь уже было лето. Солнце припекало на славу. Поля, огороды, сады и виноградники были возделаны. Я думал, деревни и города будут пустыми, потому что недавно по Болгарии прогулялась чума. Посадник мне сказал, что умерло много народа, в том числе жена и сын Асеня и патриарх Болгарии. У них теперь был собственный патриарх. С Папой Римским порвали окончательно. Царь Иван счел чуму наказанием за нарушение договора с никейцами. После смерти Иоанна де Бриеня, латинского императора, Иван Асень решил сделать второй заход на Константинополь и вернул домой дочь, выданную замуж за сына Иоанна Ватацеса, императора Никейского. После смерти жены и сына Иван Асень раскаялся и вернул дочь законному мужу. Чума затронула в основном города, население которых быстро пополнилось за счет деревень. Там много лет мирной жизни привели к перенаселенности.

Второе, что меня поразило, — веселое настроение Ивана Асеня. Я думал увидеть его скорбящим по поводу смерти близких родственников. Скорбел он не долго. В том же году женился на Ирине Ангел, дочери Эпирского деспота, которого мы разбили при Клокотнице и которому по приказу царя вырезали глаза. Пути любви неисповедимы! Иван Асень женился именно по любви. Никаких выгод от этого брака он не имел. Ирина действительно была очень красива. Правда, красота ее была холодная, мраморная, что ли. Брюнетка с пышными густыми волосами, большими карими глазами, тонким носом с небольшой горбинкой, чистой кожей из тех, о каких говорят «кровь с молоком», и статной фигурой. По ней сразу было видно, что это царица — властная, сильная, безжалостная и, как ни странно, очень сексуальная. Она загнала мужа под каблук, откуда обезумевший от поздней любви Иван Асень даже носа не показывал. К тому же, она родила ему уже двоих детей и, вроде бы, вынашивала третьего. На ней было широкое пурпурное с золотым шитьем облачение, которое скрывало тело. Встретила меня Ирина с показным радушием, но глаза ее, зоркие, холодные, словно жили сами по себе. Они быстро просчитывали варианты: нужен я или нет? если да, то где и как меня использовать? Она знала, какой вклад я внес в разгром ее отца, но теперь была по другую сторону баррикады, так что мстить вроде бы не собиралась. Впрочем, женщины умеют мстить походя, между молитвой в церкви и приготовлением к пиру.