Красная помада для бибабо (СИ) - Воля Алёна. Страница 12

Руки задрожали. Мне словно выстрелили в затылок. Резко обернувшись, увидела силуэт директора в окне. Он смотрел на меня. Описать свои чувства не могу. Это была дикая смесь из ненависти, отчаяния страха и разочарования. В нем. Разве так поступают мужчины, которые хотят завоевать женщину? Мерзко. Низко. Подло.

Я ушла в локацию «Техас» к конюшням и стала звонить. Вначале соседке. Ее сын работал в какой-то гос-конторе адвокатом. Узнала его телефон и сразу же набрала. Объяснила кто я, попросив проконсультировать и чуть не села на землю. Моей дуре-сестре грозил срок лишение свободы от семи до двенадцати лет с конфискацией имущества, так как, учитывая сумму, дело классифицировалось, как кража в особо крупных размерах.

Заткнув ладонью рот, замычала, и, припав плечом к стене какого-то небольшого хозяйственного строения, так как силы отказывали, трясущимися пальцами набрала номер Дианы. Она не ответила, а перезвонила, когда я уже ехала в маршрутке к метро.

— Дин, скажи — все так и есть или тебя подставили? — спросила безжизненным тоном.

— Не знаю. — Ответила глухо. — Я не считала.

Легкая надежда тут же погасла. Отключила полностью телефон и отправилась домой, чтобы провести весь вечер и ночь бросаясь на стены.

Мы с сестрой были родные по отцу. Мама умерла, когда мне было четыре. Через год отец женился второй раз, а еще через год родилась Диана. Она росла залюбленным ребенком, не зная слова «нет» и не чувствуя почвы под ногами. Ей было всего двадцать три, а за плечами уже официальный развод из-за собственной глупости и чрезмерной любви к шикарной жизни. Непростой характер и язык без костей добавляли проблем в жизни, и, как ни странно, выводов никто не делал.

У нас не было особой сестринской любви и близости, но, не смотря на это, я понимала, что она единственная кровно-родная душа на всей планете Земля. Что захочет взамен ее свободы наш шеф — примерно понимала, и от этого тошнотворный ком поднимался к горлу.

На следующий день ехала на работу, покачиваясь от изнеможения. Переодевшись в униформу, посмотрела на свое отражение в зеркале. Вместо себя увидела персонаж из фильмов-ужасов: серое лицо, синяки под глазами, обескровленные губы.

Помимо всего, что мне предстояло пережить в тот день, очень болезненным осознанием проскакивала мысль, что все окружающие, узнав о Динке, будут в дальнейшем относиться ко мне иначе. Это своего рода психологический фактор, с которым ничего не сделать. Хочешь — не хочешь, а тень падет и на мою голову. Отныне и я буду восприниматься как меченная. Есть такие слова: «дурная кровь». И они полностью дают определение людскому предубеждению относительно других. Клеймо ставится без разбору.

День прошел обычно, если не считать мое состояние в целом и вполне себе человеческое желание девочек узнать все ли у меня в порядке. От их вопросов хотелось сбежать, что я и делала периодически, отлучаясь от работы без зазрения совести.

Чем ближе к вечеру — тем градус моего напряжения все сильнее и сильнее повышался, затапливая тело горечью и покалывая то тут то там. В полшестого мне позвонила секретарь, вызвав «на ковер», и я, как зомби отправилась в логово зверя.

Глава 9

Зашла. Молча села на указанный стул, глядя перед собой.

— Что вы от меня хотите?

— Добрый день, Саша.

— Он не добрый.

— Кому как. — Почувствовала усмешку в голосе.

— Зачем вы меня вызвали?

Он встал из-за своего места, и, обойдя стол, сел напротив. Потянулся, и, взяв меня пальцами за подбородок, заставил посмотреть на него.

— Ну что? Ты приняла решение?

— Смотря, о чем идет речь.

— Ты знаешь…

Я мотнула головой, освобождаясь. Хватит ли у него наглости сказать напрямую?

— Что вы хотите в обмен на то, что не станете подавать на Диану в суд?

— Тебя. — Ответил просто, и с иронией. Конечно. А разве были варианты?

— Скажите мне, а в чем смысл? — сощурила глаза. — Неужели это так приятно, принуждать женщину, чтобы видеть ее страх и отвращение?

Марк Янович явно не ожидал такого вопроса. Изменился в лице, сжал губы и процедил:

— Я, знаешь ли, привык к такому…

Мое сердце вдруг сжалось от… сочувствия, так как я не понаслышке знала, каково это — чувствовать себя ущербным. Вульф какое-то время молчал, думая. Потом сказал:

— Не переживай, все не так страшно, как тебе сейчас кажется. Будешь работать, как и прежде.

— И все?

— Нет, конечно. — Одарил неприятной улыбкой. Жалость, которая, было, мелькнула во мне, тут же испарилась. — От тебя потребуется самая малость: выполнять мои просьбы.

— Даже если вы попросите кого-то убить?

Он хохотнул.

— Чувство юмора — это прекрасно. — А буквально через секунду его настроение изменилось. — Но шутить с тобой мы будем потом. Сейчас я хочу услышать ответ.

О том, что мне собственно никто никаких вопросов не задавал и предложений не делал, промолчала. Не маленькая, понимала все без слов. Тут и выбора-то не было. И он это знал. И я это знала.

— Хорошо. — Выдавила из себя. — Я согласна.

Увидев его взгляд — поежилась. Ленивая улыбка светилась в его глазах. Знаете, когда побеждаешь в шахматы, просчитав все ходы наперед? Или сидя с картами в руках, полными козырей? Но то, как смотрела на него я, видимо испортило наслаждение от триумфа. Он разомкнул губы, чтобы что-то сказать, подумал немного, после чего негромко произнес:

— Все могло быть иначе, мой маленький бибабо…

— Не называйте меня так! — прошипела в ответ. — У меня есть имя и отчество!

Марк Янович вальяжно откинулся на спинку стула.

— С этого момента я буду называть тебя так, как захочу. — Сообщил гадким тоном. — И советую тебе быть более… покладистой. Чтобы я не передумал. Срок исковой давности — три года, если не ошибаюсь.

— Три года?! — Это был даже не испуг, а нечто большее. К груди словно лед приложили. Он что, собирается три года меня… мучить?!

— Да. — Протянул противно.

В этот момент по переговорному устройству секретарь сообщила:

— Марк Янович, к вам Януш Диана и Федор Андреевич.

Директор как-то нехотя поднялся; видимо наш разговор доставлял только ему понятное удовольствие. Обошел стол по большому кругу, а когда проходил мимо меня — провел рукой по плечам, заставив вздрогнуть. От этого прикосновения вниз по спине сразу пошел холодок. И мне терпеть такое три года?! Мысль засела глубоко и не давала покоя. Ну, никто же в здравом уме не будет столько времени… или будет?

Разговор с юристом был коротким. Нам озвучили сумму — двадцать шесть тысяч в американском исчислении. Это с процентами за «издержки», как повторился Федор Андреевич. Я даже не вздрогнула, так как и без того принесла себя в жертву. Динка в этот раз не ревела. Выслушала приговор молча, даже как-то отстраненно.

После того, как нас отпустили, и мы вышли на улицу, не выдержав, спросила:

— Сколько у тебя есть на данный момент?

— Полторы.

— Что?! — зная, что ее деятельность перешерстили только за последние полгода, застыла. — Ты куда деньги тратила?!

— Гульня, кабаки, шмотки… — ответила без эмоций. — Рыжье. — тряхнула рукой, показывая золотой браслет и кольца.

Взвыв от отчаяния, закусила указательный палец.

— Твоя мама в курсе?

— Пока нет… сегодня скажу…

Я знала наперед, что мачеха попытается вытянуть из меня «помощь», а потому еще сутки назад занесла ее номер в черный список, но не ожидала, что и Диана не побрезгует надавить на жалость.

— Можешь помочь, Саш?

— Денег у меня нет. Все уходит в ремонт.

— Ну, ты ж квартиру сдаешь…

Сдержав порыв заорать матом, выдохнула и ответила железным тоном:

— Вы с Тамарой Вячеславовной сдаете две. Плюс вам осталась папина дача. Продадите что-нибудь из добра и вырулите.

— Сестра называется… как все хорошо, так Диняша-Дианочка, а как плохо и нужна помощь — разбирайся сама?