Последнее сражение. Воспоминания немецкого летчика-истребителя. 1943-1945 - Хенн Петер. Страница 25

Началась игра в прятки. Я летел к краю облака и, заметив, где его плотность была меньше, «высовывал свой нос в окно». «Тандерболты» атаковали меня, приветствовав градом пуль.

Я делал переворот и спешил обратно в облако. Они, наверное, позеленели от злости, однако не могли вытащить меня из моего убежища. Лучшее, что они могли сделать, это протаранить меня в облаках, но при этом сами могли обжечь себе пальцы. Поэтому они оставались снаружи, выполняя круг за кругом. Время от времени, чтобы «вдохнуть» свежего воздуха, я высовывал нос наружу, но лишь только для того, чтобы поспешно отступить назад перед тем, как противник успевал нажать на кнопку огня. Для него было совершенно невозможно стрелять вслепую в облако. Это было бесполезно, а также и опасно для тех, кто был с противоположной стороны. Карусель продолжалась.

Они, должно быть, говорили себе: «В конечном счете этот парень должен будет выйти, хочет он этого или нет. В любом случае он не сможет уйти от нас». Я же действовал не спеша. Мои баки были полными, а времени сколько угодно, так что я продолжал терпеливо ждать. Внезапно меня осенило. Они ждут, когда я выйду, но сбоку. Там, где они видели мой нос. Чтобы вырваться, мне придется круто спикировать. Если мне немного повезет, то они не смогут заметить меня, и я без проблем ускользну.

Я выложил свой козырь. Толкнув ручку управления и постепенно набирая скорость, я вышел из облаков в северном направлении и спикировал словно сумасшедший к гребню Рока-ди-Папа. Хитрость удалась.

Глава 9. «Здесь лежит неизвестный товарищ»

Мой «Мессершмитт» находился в ремонтных мастерских. Я сидел на траве около капониров своей эскадрильи и смотрел в небо. Тридцать минут назад мои товарищи взлетели, чтобы перехватить группу двухмоторных бомбардировщиков, направлявшуюся к Витербо. На обратном пути бомбардировщики пролетали над нашим аэродромом, и наши истребители продолжали активно их атаковать. Замыкавший строй американец, кажется, получил достаточно свинца в одно крыло и стал терять высоту. Me-109 на его хвосте продолжал стрелять. За двигателями бомбардировщика тянулись шлейфы черного дыма, языки пламени начали лизать фюзеляж, а самолет стал вихлять из стороны в сторону. Отлетел лонжерон или от крыла, или от стабилизатора. Экипажу пришел конец.

– Слишком поздно прыгать с парашютами. Они слишком низко, – сказал я своему механику, сидевшему неподалеку.

– Да. С ними все кончено.

– Взгляни. Один из них пытается выпрыгнуть. Это, должно быть, хвостовой бортстрелок. Так и есть. Он выпрыгнул.

Я следил за черной точкой, пикирующей к земле по длинной параболе.

– Время дергать вытяжной трос, или его парашют не успеет раскрыться.

– Он выпрыгнул слишком поздно.

Мы оба, запрокинув головы, смотрели в небо.

– Посмотри, как этот несчастный ублюдок старается. Его купол не раскроется. Боюсь, что его судьба решена.

– Дергай кольцо, ради бога, дергай!

Человек приближался прямо к нам, падая словно камень, раскинув руки, как будто пытался затормозить свое падение, но безуспешно. Мы слышали, что он кричал. Это был животный, пронзительный крик, от которого стыла кровь.

Он разбился на краю летного поля. Побелев, словно лист бумаги, я вскочил на ноги.

– Быстро за мной. Пошли.

Мой механик уставился на меня, в его глазах было недоумение.

– Пошли. Я знаю, что уже ничего нельзя сделать, но, по крайней мере, мы можем вырыть ему могилу. Мы не можем оставить его лежать там подобным образом.

Мы мигом отправились туда. Я уже видел некоторых из своих приятелей, чьи парашюты не раскрылись. Не было никакой разницы между другом и врагом. Я знал, что меня ожидает. Кукла из плоти с переломанными конечностями, расплющенная, неузнаваемая. Бесформенная кровавая масса.

– Он там, герр лейтенант.

– Пойдем. Война для него закончилась. Все его тревоги позади.

Мы осторожно приближались к нему. Американец лежал, зарывшись лицом в землю. Купол его парашюта, который он успел выпустить, стелился по земле на некотором расстоянии. Он спутался, когда раскрывался.

– Принеси парашют.

Мы накрыли труп белым шелком. Вместо того чтобы служить саваном, он должен был спасти ему жизнь. Мы стояли рядом с этим неизвестным парнем, таким же пилотом, как и мы, несчастным куском пушечного мяса. Мы сняли фуражки и смотрели на белую ткань, которая медленно становилась розовой от крови.

Тихим голосом я сказал своему механику, чье лицо вытянулось и осунулось:

– Смотри хорошенько, Франц. Вот так мы умираем в воздухе. Иногда это красивая смерть. Она подкрадывается постепенно и внезапно хватает тебя за горло. Ты едва успеваешь почувствовать удар – и все кончено.

– Что мы будем делать, герр лейтенант? – спросил Франц, заикаясь.

– Завернем его в парашют и отнесем.

– Куда?

– К обочине дороги, затем отвезем его на автомобиле на кладбище.

Я приподнял шелк и наклонился, к трупу. Франц не решался.

– Бери его за руки, – сказал я. – Чего ты ждешь?

Я взялся за ноги американца. По моим рукам потекла кровь. Франц наклонился, схватил руку и сразу же отскочил назад.

– Я не могу сделать этого, герр лейтенант. Тут мозги, кровь и обломки костей. Его голова, должно быть, ударилась о камень, когда он упал. Я не могу сделать это. Не могу.

Я разогнулся, посмотрел на Франца, а затем на труп.

– Ты прав. Он может развалиться на части, если мы попытаемся перенести его. Погоди секунду. Мы выроем могилу около него и поставим крест. Иди за лопатами, возвращайся с двумя или тремя парнями и захвати пару кирок.

Франц пошел прочь, и я остался один на один с мертвецом. На его запястье был надет металлический браслет, на котором был выбит его личный номер.

– Франц, принеси также и кусачки! – крикнул я.

Я прикрыл тело парашютом и сел.

У него должны были быть документы в летной куртке или где-нибудь еще, но мне не хватало мужества, чтобы ощупать эту кровавую массу. Личного знака должно было хватить. Я с горечью посмотрел на труп.

«Земля безжалостна, старина. Она там, внизу, со своими лесами, полями, озерами и горами, маленькими деревнями и большими городами, и она терпеливо ждет того момента, когда мы – пилоты – утратим равновесие в воздухе. Сегодня или завтра, в этот день или в другой, вы или я, не имеет значения. Она притягивает нас к себе и сокрушает. Везде, где бы мы ни находились, она следит за нами и охотится на нас подобно пантере, наблюдающей за своей жертвой и готовой напасть при первой же благоприятной возможности. Вы и я знаем об этом. Когда мы находимся в облаках, когда мы боремся с ветром, мы слишком легко забываем о земле – нашем враге. Внезапно она протягивает свои руки к нам, как она только что сделала с вами, и вы на крючке. Чтобы схватить нас, годится любой трюк: воздушная яма или отказавший двигатель – результат одинаковый. Конец, который нас ждет, один и тот же. Раздробленный труп, тело, которое подпрыгивает при ударе, и немой крик, который слышит только она, земля. Летчик не умирает в своей постели».

Появились механики.

– Почему его парашют не раскрылся, герр лейтенант?

– Я сам задаюсь этим вопросом.

Люди колебались, и я начал отчитывать их:

– Нечего ходить тут кругами. Возвращайтесь к ангарам и принесите мне ящик. Вызовите доктора и скажите, чтобы он пришел сюда с парой резиновых перчаток. Где ваши лопаты? Мы собираемся похоронить его здесь.

В этот момент пришел Франц с кусачками. Я взял руку мертвеца и снял его личный знак.

– Так, Франц. Отдай это доктору. Когда сделаешь крест, напиши на нем краской этот номер. Ты понял?

– Да, герр лейтенант.

Они начали копать, и я помогал им. Могила была вырыта в небольшой низине около аэродрома. Когда она была готова, мы сели на траву, смотря на наши самолеты, заходившие на посадку. Один из них покачал крыльями в знак своей победы. Это был самолет Зиги.

На место прибыл «шарлатан» [123] и, осмотрев труп, сухо сказал: