Академия (СИ) - Бутырская Наталья. Страница 62

— Хорошо. Нам запрещено говорить с тобой. Я не могу помочь тебе ни едой, ни деньгами.

— Мне не нужна помощь. Я лишь хочу кое-что сказать. Могу я войти?

Мужчина осмотрел улицу и пустил мальчика в дом.

— Что у тебя? Говори быстрее.

— Первое — у меня забрали амулет. Так что я прошу ничего не делать, если его сломают. И не засчитывать как мой проигрыш.

— Хорошо, — кивнул мужчина. — Это допустимо.

— Второе — на мне сейчас магическая метка, за мной следят. Они узнают, что я заходил сюда, и скорее всего, тоже придут поговорить. Что ты скажешь? Тебе разрешено говорить, что ты из Золотого неба?

Мужчина побледнел:

— Этого не должно было произойти! Мы просто наблюдатели. Мы не должны вмешиваться, пока не сломают амулет или пока ты не попытаешься нас обмануть.

— Я играю честно. И я также не хочу, чтобы кто-то узнал, кто вы. Ты понял? Если ты скажешь, что из Золотого неба, тогда ты, лично ты, будешь виноват в моем провале.

— Но… что мне тогда говорить?

— Скажешь, что из торгового дома «Синий ветер». Что я — восьмой внук клана Ань, Ань Яочуан, а ты — маг-связник с моим дядей и отцом. Это ведь не будет нарушением?

— Нет, — задумался мужчина.

— Ты всё понял?

Байсо назвал имена членов клана Ань, несколько раз повторил, что кто бы к нему ни пришел, мужчина должен стоять на своем и отказываться связываться с кем-либо без разрешения Ань Яочуан.

Игра Байсо становилась все опаснее и опаснее.

Третья практика

Когда я немного поостыл, то задумался: а куда, собственно, я пойду?

Даже Мин Чинь, чиновник из далекого Цай Хонг Ши, сумел отыскать меня в столице, возможности же Кун Веймина гораздо шире.

Хуже всего, что я и сам не хотел покидать академию. Я, как и Мэй, получил тут все, о чем мечтал, кроме одного: возможность самому выбирать дальнейший путь, но кто в нашем мире вообще мог это делать? Даже император не властен над своей судьбой.

Тем временем, нам принесли ответные письма, но для меня было лишь одно — от Джин Фу. Он поздравлял меня с поступлением в академию Син Шидай, описал ситуацию с Мин Чинем, признался, что воспользовался моим обвинением, чтобы в глазах семьи отречься от меня и назначить наследником Байсо. А Байсо не получил моё письмо, так как участвовал в испытаниях главы торгового дома, которые займут некоторое время, никак не меньше года.

Жаль. Я был рад за Байсо. Теперь он — официальный сын и наследник Джин Фу, а не безродный мальчишка из Черного района, и я не сомневался в его способности преодолеть любые испытания. Но один из вариантов побега стал для меня недоступен. Показываться на пороге дома Фу было бы крайне опрометчиво и неблагодарно с моей стороны.

Поэтому я решил ждать.

В конце концов, я же не знал целей Кун Веймина. Не императора же он собрался свергать! Скорее всего, он хочет развить какую-то отрасль в магии, и для исследований ему как раз и нужны маг, донор и невидимка: безграничный объем Ки, мастерство без потерь энергии и испытатель. Неужели бы я отказался от такого предложения?

Или он хочет сделать из нас чиновников и тогда… На этом мои идеи закончились. Для чиновника не так важны магические навыки и таланты, разве что кроме работников магического департамента. Законы, знания о том, как работает бюрократическая система, понимание разных слоев населения, справедливость и сострадание — этого вполне достаточно.

Если Кун Веймин не отпустит меня на третью часть практики или же Идущий к истоку будет всё время держать на привязи, как это делал Командующий, то я сделаю всё, чтобы бежать. Ведь иначе я соглашусь стать просто донором Ки и перестану быть учеником, человеком и личностью.

Но глава академии решил показать, что доверяет мне. И я бы поверил, если бы не постоянная слежка и несколько новых магических меток. У Мэй и Теданя таких меток не было, но оно и понятно: Тедань разрушает любую постороннюю магию, а Мэй и так безвылазно сидит в академии. Она довольна своим нынешним положением.

Привычные одежды простолюдинов, нестройная толпа учеников возле ворот и почти затерявшаяся среди них фигура Идущего к истоку. Снег почти весь растаял, на вымощенных камнем дорожках академии это прошло незаметно, а вот за ее стенами дороги превратились в грязевое месиво.

Идущий к истоку терпеливо вел нас вдоль стен Киньяна, пропуская первые повозки и отряды с лупоглазами, которые возвращали этих теплолюбивых животных с зимовки. Шеи и спины лупоглазов были обмотаны плотными попонами, но цвет их чешуи все равно был бледноватым от холода.

Мокрые штаны неприятно липли к ногам, комки грязи долетали до самой спины, а обмотанные тряпками ступни весили, казалось, не меньше, чем я сам. Кое-где мы обгоняли пеших людей, бредущих по краю дороги: целые семьи возвращались из города в деревни к началу посевных работ.

На занятиях Кун Веймин рассказывал про положение деревень и их трудности.

Поселения поблизости от Киньяна и других городов находились в относительной безопасности. Там постоянно проезжали патрули и зачищали местность от опасных животных и разбойников. Там стояли заставы, а в деревнях покрупнее даже располагались постоянные воинские отряды. Но и налоги с этих поселений собирали до последней рисинки, в неурожайные годы оставляя крестьян ни с чем.

Поэтому зимой многие подавались в город, чтобы заработать хоть какие-то деньги и продержаться до тепла.

Был и другой вариант — поселиться в деревушках, что затерялись среди лесов и равнин, подальше от городов и дорог. Там жили посытнее, так как караван, собирающий налоги, не каждый год добирался до них, но и безопасности никакой. Там как раз и происходили такие случаи, как у Харскуля, когда несколько вооруженных мужчин грабили всю деревню и убивали местных. Такие поселения страдали и от животных, и от других напастей.

Нас же отвели в деревушку, находящуюся в безопасной зоне, хоть и на самом краю: раз в десять дней там все же проезжал дальний патруль.

Само поселение выглядело весьма уныло. Может, до таяния снега оно еще могло очаровать чистотой и белоснежными сугробами, а летом — порадовать глаз нежными красками и буйной растительностью, но сейчас я видел лишь расползающиеся дороги, серые унылые дома с выцветшими и понурыми соломенными крышами. Его жители были такими же понурыми и серыми, в грязной замызганной одежде. Несмотря на холод из дворов выглядывали детишки в длинных рубахах, из-под которых торчали босые ступни. Девушки тут ходили в широких штанах и длинных халатах, как и мужчины, и угадать в них слабый пол можно было лишь по низкому росту и косам, выглядывающим из-под платков.

Идущий к истоку сначала отвел нас к старосте, которому принадлежал самый большой дом, единственный в деревне крытый не соломой, а глиняной черепицей. Староста, круглолицый мужчина в шелковом халате, почтительно поклонился Идущему, показав длинную косу, заплетенную на самой макушке.

— Доброго вам дня, господин! Как вы добрались до нашего забытого Небесами селения? Тяжелее пришлось, чем с предыдущими, верно? Но ничего не поделаешь, такое уж время года — земля и вода, грязь и сырость.

Идущий поклонился в ответ, но ничего не сказал. Мы привыкли к его молчанию, у нас были ребята, что подсчитывали слова, которые он говорил на занятиях, и за полгода счет только-только перевалил за тысячу.

— Жить они будут там же, где и остальные. Ох, и тяжело им придётся, не то, что предыдущим. Мы ведь уже кое-где думаем пахать. Сыровато, конечно, и холодно по ночам бывает, но тут уж ничего не поделаешь.

Идущий еще раз поклонился и отвел к длинному зданию в конце деревни. Оно было глиняным, как и все прочие, крыто подгнившей соломой, углы из-за сырости размякли и начали подтекать, кое-где проглядывали настоящие дыры. Окна, видимо, были прикрыты бумагой, но та порвалась, и лишь сероватые кусочки трепетали на ветру.

Внутри оказалось ничем не лучше. Одиноко лежал крупный огненный камень, но я сомневался, что он сможет прогреть этот дом, так как ветер гулял внутри также свободно, как и снаружи.