Язва - Хеннеберг Натали. Страница 29
И неожиданно он понял, что сам тоже целиком остался в прошлом: галактические шахты и склады фиолетовой планеты стали теперь такими же бесплотными, как миражи Гефестиона. У него оставалась пачка кредоров, на которые он мог бы купить целую планету, но эти деньги стали ничем в этом мире, где никто ничего не покупал и не продавал…
Двадцать четыре часа кряду мужчины укрепляли и обустраивали подземное убежище. Рекс нашел даже заброшенный склад: холодильники, естественно, не работали, овощи и фрукты давно превратились в кучки черноватой плесени, но оставались еще консервы — благодаря низкой температуре Гефестиона они хорошо сохранились. Ящики со склада пригодились для возведения перегородок в подвале. Женщины поселились вместе в импровизированной спальне. К ним, точнее, к Виллис, часто приходили другие женщины.
— Истерички, — повторял Крис. — Они сошли с ума от страха. Вы, можно сказать, притягиваете их!
— Я ничего для этого не делаю, вы же знаете, — отвечала она.
— Знаю. Это все ваше колдовское могущество. Ведь сами вы спокойны, даже слишком спокойны.
…Очень скоро у нее появилось ужасное ощущение, что живые и мертвые на площади составляют одно целое и что живые… еще безжизненнее, чем мертвые.
Они еще собирались вместе. Довольно часто. Они еще спорили о вещах, которые не имели никакого отношения к нынешней ситуации: деловых интересах и событиях былых времен на Земле или на Сатурне. Или о своем общественном положении. Эти дрожащие от холода призраки, которые утепляли вышедшие из строя скафандры всякими тряпками, рассказывали о своих невероятных успехах в той, прошлой жизни. Создавались легенды: этот был правителем Плутона, тот — командиром космической эскадры на астероидах. Особенно неутомимы на выдумки были женщины: все были представлены при старом дворе, и только немногих из них не отметил в свое время император Христиан… Виллис про себя думала, что это — жалкие попытки оправдать свое пребывание на мертвой планете: тяжело страдать без вины…
Консервы подходили к концу, а других складов в этом дотла сожженном районе не было. Дискуссии стали более ожесточенными. Они прекратили изобретать законы, которые могли бы изменить к лучшему положение на Земле. Теперь они создали верховный трибунал для всеобщего распределения, но ему уже нечего было распределять. И посыпались доносы…
Виллис часто бродила по отдаленным улицам, куда живые никогда не заходили. Она пыталась приблизиться к призракам женщин, которые искали своих мертвецов, хотела помочь им. Она тихим голосом говорила с ними, уверяя, что ее жизнь тоже потеряла всякий смысл, и что она теперь так похожа на них. Но мертвецы не слышали ее, они все так же вели свое странное полусуществование. У Виллис создалось сильное и таинственное впечатление, что на самом деле это были не призраки. Только реально и в такой ужасной действительности могли существовать люди, перенесенные вместе со своей частотой времени, со своей средой в несуществующий для них мир, в котором выглядели так реально…
С частотой времени, сохранившейся до мельчайших деталей, где, как в кошмарных снах, уже ничего нельзя было изменить… Да-да, частоты…
Но вырванные из своего времени, они должны были оставить после себя какие-то пустоты?
А ведь природа не терпит пустоты.
Ведь что-то должно было их заменить, но что? Какое-то событие, соответствующее… чему? Геноциду гитлеровцев, конфликтам 2200 года, самым кровавым переворотам?
И какая же мощь руководила этими перемещениями и сама перемещалась в тех же плоскостях…
Виллис чувствовала себя совершенно безоружной перед этой тайной. Если бы здесь был Хелл, он бы понял и объяснил, но Хелл…
Самой ужасной, была мысль, что и он теперь превратился в призрака.
Однажды, возвращаясь в убежище, она увидела сидящего на снегу старика со слезами на гноящихся глазах (в группе не было окулиста), шамкая беззубым ртом (дантистов, конечно, тоже не было), он предложил ей целую пригоршню собственных медалей и орденов за одну банку консервированной говядины.
Она расплакалась.
Вернувшись, она обнаружила, что у Синтии истерика. Среди причитании и криков она различила обвинения в адрес всех окружающих. Рекс стал невыносимым, это больше не был элегантный арктурианец, которым она восхищалась — он перестал бриться, он стал таким грязным! И у нее не осталось ни одной смены одежды. Ее стенания усилились, когда она вспомнила о том, что эта толстуха Лигейя заплатила целую пачку кредоров за вечернее платье, которое каким-то чудом удалось провезти одной из пассажирок. «Платье, которое она и надеть-то не сможет, ведь она сто кило весит! Вы знаете, почему Сдам худеет?! Оказывается, она заставляет его платить консервами. Это у них такой обычай на Титане, видите ли! А у нее ведь нет никакого шарма, ни капельки вкуса, ну, вот, нисколечко…»
Неожиданно она разразилась рыданиями. Впервые Виллис была немного взволнована: и эта бедная идиотка страдала, по-своему, конечно. Она погладила ее по голове, и Синтия прошептала:
— Вот уже третью ночь она ходит в подвал с прибитыми мертвецами. И с кем бы вы думали?! С Рексом!
— Ну уж, — сказала Виллис, — это невозможно. Рекс любит вас. Вы же моложе и красивее, Синтия. И эти ужасные трупы…
— О! Они говорит, что это ее возбуждает!
И Виллис поняла, что их группа пропала.
Этой тусклой ночью Сдам возвратился, пошатываясь, его одежда была изорвана, а лицо перепачкано кровью и грязью. На него напали какие-то неизвестные, избили и отняли пояс, набитый кредорами.
— Тогда, — сказала Синтия, садясь на своем топчане (сразу стала ясно видна жестокость молодого зверя), — тогда вы больше не представляете для группы никакой ценности. И вы слишком много едите. Рекс и Крис выставят вас за дверь пинками!
— Но, — пробормотал он, — Лигейя…
Она расхохоталась:
— Лигейя! Она и с поясом-то едва вас переносила. Ей от вас блевать хочется, жирный пустомеля! К тому же, она проститутка, это ее профессия.
— Не говорите плохо о Лигейе!
— Конечно, как я смею коснуться королевы девственниц всего Титана! Пойдите лучше поищите ее там, где она сейчас забавляется, старый дурак! С Рексом. Ха-ха!
Конечно же, Лигейя не пришла на раздачу остатков консервов, Рекс и Слам подрались, и Крис был вынужден стукнуть их как следует, после чего оба упали без сознания… Виллис была вне себя, она не могла утихомирить эти страсти. Вся грязь поднималась со дна человеческих душ и затопляла их, наступали сумерки… Она смутно чувствовала это и пыталась сопротивляться, потому что Хелл не захотел бы… Позднее Крис пошел, как обычно, припереть дверь бруском на ночь и объявил, вернувшись, что дом, стоящий рядом, тот самый, «с прибитыми мертвецами», только что загорелся…
— Это уже не первая постройка, которая таким образом становится настоящим миражом!
И тут глухие крики и удары нарушили безмолвие мертвой планеты. Кто-то бился в дверь подвала, душераздирающий женский голос умолял открыть. Виллис вскочила, но Синтия повисла на ней, кусаясь и завывая:
— Вы сошли с ума! Не открывайте! Они перебьют всех нас!
Крис положил руку на плечо девушки и сказал:
— Успокойтесь, тут уже ничего не поделаешь.
— Но ведь Лигейю убивают! Ведь мы же земляне! — воскликнула Виллис. — И мы спокойно смотрим, как люди погибают у нашей двери!
— Есть люди, которые заслуживают этого. Лигейя поссорила Слама с Рексом и сделала несчастной эту молодую дурочку. И потом, это же лишний рот.
— И мы еще считаем себя человечными… и цивилизованными!
— Разве? Мы здесь уже много дней, равных годам, и что-то никто не жалуется на отсутствие книг, музыки, приличного общества. Мы захотели спасти наши шкуры. Мы подумали о консервах, об оружии, о кредорах… Мы расположились в центре чудовищного кладбища, и присутствие призраков нисколько не тревожит нас. Может быть, причиной этому — атмосфера Гефестиона? Или, скорее всего, мы были заранее готовы к такому падению?
Виллис вытерла руку — Синтия укусила ее до крови.