По праву закона и совести(Очерки о милиции) - Панчишин Игорь Николаевич. Страница 23

— К осмотру еще не приступали, Василий Сергеевич, — поздоровался Кураго с Копыловым.

Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы догадаться о цели визита в этот дом неизвестных визитеров. Матрацы и подушки были вспороты и грудой валялись на полу. Карманы верхней одежды вывернуты, обои со стен сорваны. Даже четыре пчелиных улья были разбиты на мелкие части. И среди этого хаоса лежало бездыханное тело хозяйки дома.

— Что могли здесь взять? — спросил Копылов, подсаживаясь к столу, на котором одиноко маячил металлический рубль.

— Трудно сказать, — задумчиво ответил Кураго. — Здесь жил до своей смерти протоиерей Голодковский. Старуха прислуживала ему. Соседи говорят, что в доме было много старинных икон, а теперь вот… — И Кураго повел рукой в сторону голых стен.

— Кто бывал у хозяйки дома, с кем она общалась?

— Пока не знаем, надо выяснять.

Копылов Поднялся со стула, подошел к убитой, склонился над телом.

— Чем-то тяжелым ее по голове, зверский удар, — проговорил подошедший Кураго. — Вот нашли здесь. — Он протянул массивный разводной ключ. — Вряд ли этим предметом пользовалась потерпевшая, но окончательно прояснит вопрос экспертиза.

Следствие началось по обычному в таких случаях плану: установление круга знакомых, выявление подозрительных лиц из числа местных, а также очевидцев преступления. В течение трех дней следственная бригада опросила десятки людей. Прояснилось, что Васильева ни с кем особо дружбу не водила. Хотя и не на все сто процентов, но версия об убийстве кем-то из местных подтверждения не находила. Тогда кто же? И тут объявился свидетель, давший любопытные показания.

— Сижу я, это, утром у окна, — рассказывал он, — и вижу: идет по улице милиционер. Пригляделся я — вроде бы знакомый капитан из райотдела. А когда тот прошел мимо окна, я гляжу, а это майор. Я еще удивился: когда это он майора успел получить?

— Кто этот капитан или майор? — без особого интереса уточнил Копылов.

Свидетель назвал фамилию. Проверили: знакомый свидетеля пребывал в прежнем звании, майоров в райотделе не было.

— А ты говорил «майор», обознался, видать? — подзадорил свидетеля Копылов, а сам уже почувствовал, что что-то сдвинулось, забрезжило, замаячило вдали.

— Да что вы, точно, майор милиции шел, погоны на шинели я хорошо разглядел, — обиделся свидетель. — Только вот личность рассмотреть не успел, быстро тот прошел и темно еще было, показалось, что знакомый…

Этот разговор, возможно, и остался бы без последствий, не раздайся на следующий день звонок из транспортной милиции станции Дно.

— Майор! Приходи-ка к нам, тут для тебя кое-что есть, — сообщил начальник этого учреждения.

— Вот послушай, что рассказывает товарищ, — представил он Копылову железнодорожного рабочего.

— Аккурат в тот день, когда убили старуху, я дежурил, — начал рассказ путеец. — В пять часов утра с минутами прибыл в Дно пассажирский из Ленинграда. Народу сошло мало, и я как-то сразу обратил внимание на двух мужчин с чемоданами, прибывших этим поездом. Один — высокий, второй — пониже, коренастый. Зашли они в вокзал, и я потерял их из вида. А минут через тридцать гляжу: выходят те двое, тот, что высокий, — в милицейской шинели, на погонах майорские звезды. Маленько удивило меня это, а потом подумал, что сотрудники милиции какое-то задание выполняют, отсюда и переодевание это.

— Куда те двое направлялись? — спросил Копылов.

— В город пошли. А куда именно — не видел.

— Ну, что вы об этом скажете? — спросил Копылов у Кураго, когда они встретились. — Кто этот майор милиции?

— Старуха — все знавшие об этом говорят — чужому человеку ни за что бы не открыла, — задумчиво произнес Кураго. — Выходит, что впустить в дом она могла или хорошо знакомого, или…

— Милиционера? — подсказал Копылов.

— Точно! Наверняка так! — улыбнулся Кураго.

— Ну что ж, будем искать милиционера.

Одна из соседок убитой Васильевой вдруг вспомнила, что года за два перед этим к той приезжал из Ленинграда внук протоирея. Узнав о смерти деда, он прикатил в Дно на черной «Волге». Со слов Васильевой, внук претендовал на часть наследства. Получил ли он что-нибудь — Васильева об этом умолчала. Приезжавшего внука никто не видел.

«А может быть, внук? — размышлял Копылов. — Среди тех двоих его не было: старуха ведь знала его в лицо, да и зачем был нужен тот маскарад с милицейской шинелью? Но не исключено, что внук навел на дело своих дружков».

Первым же поездом Копылов выехал в Ленинград. В прошлые свои поездки он перезнакомился здесь с половиной сотрудников ОУРа и поэтому сразу же получил себе двух помощников.

— Фамилия умершего священника была Голодковский, а вдруг и внук носит эту же фамилию? Что если поискать? — предложил Копылов.

— А это мы сейчас проверим по картотеке, — согласился один из его помощников.

Вернулся он быстро и принес целую папку подшитых документов.

— Есть такой — Голодковский. — Сотрудник положил перед Копыловым папку.

Тот быстро стал перелистывать документы.

«Голодковский Вячеслав Васильевич, 1937 года рождения, трижды судимый, — читал Копылов, — отец — Василий Михайлович».

Он оторвался от бумаг: все совпадает, ведь умершего протоирея звали Михаил Иванович, выходит, что Вячеслав — действительно внук священника.

— Мне знаком этот Голодковский, — глянув в документы, сказал один из помощников Копылова. — Вячеслав — первостатейный мошенник, каких только жульнических операций он не проворачивал! Занимался даже подпольной штамповкой звезды Сиона и пытался сбывать эти значки еврейским религиозным общинам.

— Как его найти? — спросил Копылов.

— Мы бы сами с удовольствием на него глянули, — засмеялся помощник Василия Сергеевича.

Теперь все усилия оперативной группы были направлены на розыск внука протоирея. Голодковский где-то гулял по Ленинграду, но постоянного пристанища не имел.

— Двух ночей подряд он в одном месте не спит, — обронил в разговоре с оперативниками один из бывших дружков Голодковского.

— Мы забыли про французскую поговорку: в таких случаях надо искать женщину, — полушутливо предложил один из помощников Копылова…

Вера Р. давно порвала с Голодковским, но рассказала много интересного про своего бывшего знакомого.

— Жулик он законченный, — убежденно заявила она, — но на «мокрое» дело вряд ли пойдет, Строит из себя интеллигента, подчеркивает свое чистоплюйство. Среди своих имеет кличку «Граф». Любит чуть ли не каждый день менять сорочки, постельное белье, даже сам сдает его в прачечную.

— А что если нам прачечные проверить? — неуверенно предложил Копылов своим помощникам.

— Да ты что! — взмолились те. — Ты знаешь, сколько в Ленинграде прачечных? Миллионы квитанций!

И все же пришли к соглашению: проверить прачечные. В седьмой по счету наткнулись на квитанцию «Голодковский В. В. Срок получения белья — 26 мая 1970 г.». Копылов записал адрес сдатчика белья, хотя и понимал, что тот вымышленный. На всякий случай проверили: и дома такого, какой значился на указанной в квитанции улице, не оказалось.

26 мая с раннего утра возле прачечной устроили засаду. Голодковский появился перед самым обедом. Оперативники сверились с фотографиями: тот же широкий лоб, утолщенный книзу нос. Голодковский сложил в принесенную с собой сумку белье, поцеловал руку смутившейся молоденькой приемщице и двинулся к выходу.

— А мы вас ждем, Граф, — тихо проговорил Копылов, выходя навстречу.

На вторые сутки после задержания Голодковский пытался передать на волю две записки. В одной он просил некую Родионову уничтожить милицейскую шинель, в другой умолял А. И. Мельцера побыстрее сбыть иконы. 31 мая 1970 года на квартире Мельцера было обнаружено 26 древних икон. В тот же день из квартиры Родионовой была изъята милицейская шинель с погонами майора. Узнав об этом, Голодковский заговорил и выдал своих соучастников: неоднократно судимых Ю. М. Воронова, 1929 года рождения, и Г. А. Майорова, 1934 года рождения. Двух последних удалось быстро найти и арестовать.