Святой конунг - Хенриксен Вера. Страница 14

Он вытащил из-за пазухи серебряный крест, висящий на цепочке.

— Однажды я чуть было не потерял его, когда кожаный ремешок порвался, — пояснил он, заметив, что она осматривает красивую серебряную цепочку; серебряные нити были сплетены в тонкий шнурок.

— Священник из Тронденеса освятил крест, — сказал он, — так что теперь он защищает меня лучше, чем когда-то молоточек.

— Я вижу, ты больше доверяешь молитвам священника, чем колдовству финнов, — сказала она, и он захохотал.

— Я сохранил дружбу с финнами, — сказал он. — Но Христос все же сильнее их колдовства.

На следующий день, прощаясь с ней, он опять сказал, что она сможет рассчитывать на него, если ей понадобится помощь. Он сказал, что намеревается отсутствовать не более года.

— Все куда лучше, чем ты думаешь, — утешал он ее, — я буду молиться за тебя не только в соборе святого Петра в Риме, но в каждой церкви, куда я буду заходить, и в Иерусалиме, если я попаду туда.

После его отъезда она поднялась на холм, на то место, где они сидели с Туриром. И она стояла и смотрела на выходящий из фьорда корабль. Ветер был крепким, парус с широкими полосами был красиво надут, и корабль быстро продвигался вперед; мачты гордо возвышались над водой. Турир плыл на «Морской чайке», построенной для него Торбергом Строгалой — и это был его любимый корабль. И она была уверена, что сам Турир стоит сейчас за штурвалом.

Сигрид глубоко вздохнула. После встречи с Туриром у нее появилось ощущение безопасности. Она была рада, что рассказала ему о Сигвате; хорошо было осознавать, что, вопреки всему, за спиной у нее стоял брат.

Стоя так и провожая корабль глазами, она мысленно возвращалась к тем беседам, которые они вели эти дни. Они говорили о многом, но больше всего — о короле Олаве и битве при Стиклестаде. Взгляд ее скользил от корабля к Кроксвогу на другой стороне Стейнкьерского фьорда; мысли ее обратились к Мэрину и Вердалену.

Она подумала, что ей нужно съездить в Стиклестад; она так много слышала об этом месте, и оно стало частью ее жизни. Там, со смертью Олава, закончился путь, начатый в Мэрине убийством Эльвира; путь, преисполненный ненависти и жажды мести, которой привел ее сыновей к гибели в Оппландене, а позже привел в Стиклестад и Турира с Кальвом. Месть, о которой она мечтала, наконец осуществилась — месть, которая перестала быть местью.

Решив отправиться в Стиклестад, она почувствовала, что становится пилигримом.

В один из воскресных вечеров — в обычный год это было бы время жатвы — Сигрид с Харальдом Гуттормссоном и одним из работников въехали верхом в усадьбу Стиклестад. Залаяла дворовая собака, и из двери поварни выглянул какой-то человек, чтобы узнать, в чем дело. Харальд подошел к нему, чтобы переговорить, и вскоре во двор вышел хозяин.

— Добро пожаловать, Сигрид дочь Турира, — сказал он. Но в голосе его не было особого тепла. — Мы как раз ужинаем; заходите и поешьте с нами.

Сигрид поблагодарила, и они пошли на кухню.

Разговор шел о погоде и о видах на урожай, но потом Сигрид сказала о цели своего приезда. Стиклестадский хозяин сказал, что последнее время по ночам бывают заморозки, так что хлеб уже не спасешь.

Сигрид кивнула, сказав, что заметила это.

— В Эгга дела обстоят не лучше, — сказала она.

— Иного и ожидать не стоило, — многозначительно заметил стиклестадский бонд.

— Скорее всего, — согласилась Сигрид, и оба замолчали.

После этого она сказала:

— Я приехала сюда, чтобы посмотреть, где погиб король Олав; я надеюсь, ты покажешь мне это место, Торгильс.

— Ты должна узнать, где он погиб, Сигрид дочь Турира, потому что это твой брат сразил его! — ответил он.

Она ничего не сказала.

Вечернее солнце бросало золотой отсчет на поникшие хлеба, когда Торгильс вел Сигрид по полю, вдоль тропинки.

— Многие приезжают сюда? — спросила она.

— Приезжает кое-кто, — ответил он.

— Я слышала, что ты забрал тело короля Олава после сражения. Это правда?

— Да.

Они подошли к большому камню.

— Вот тут он лежал, — сказал Торгильс и показал ей место.

— Ты видел какое-нибудь чудо возле тела короля? — спросила она.

Он смерил ее взглядом.

— Все ты выпытываешь, — сказал он, — может быть, это мне нужно спросить у тебя, что тебе здесь нужно…

Его ответ обидел ее; отвернувшись, она стала смотреть на горы, возвышающиеся на горизонте.

— Эта земля пропитана кровью, — неожиданно произнес он, — они лежали здесь бок о бок, убитые и раненые, их вопли и крики Делали это место страшнее Ностранда.

Сигрид вздрогнула. Согласно старому поверию, Ностранд был местом наказания преступников, где их кусали ядовитые змеи.

— Там, на возвышенности, стояла королевская дружина, — сказал Торгильс, указывая рукой в сторону холма, — а вот там… — он повернулся, — стояло войско бондов.

Сигрид кивнула.

— Ты увидела то, что хотела увидеть? — спросил он.

— Мне хотелось бы побыть здесь немного, — сказала она. — Одной.

Некоторое время он стоял молча. Потом сказал:

— Мне посчастливилось отдать долг королю при его жизни.

— Да, — сказала Сигрид. Она знала, что Торгильс служил королю Кнуту, но перед сражением заключил мир с королем Олавом.

— Он не был жесток ко мне, — продолжал он. — Он только обязал меня заняться ранеными и убитыми после сражения и забрать его собственный труп, если он погибнет.

— Поэтому ты и сделал это.

— Я бы сделал это и в том случае, если бы он не просил меня об этом.

Торгильс направился обратно к дому.

— Быть бы ему с тобой таким добрым, каким он был со мной, — сказал он на ходу.

Солнце было наполовину скрыто тучами; но лучи его ослепительно сияли в просветах.

Увидев на дороге людей, Сигрид присела; ей не хотелось, чтобы ее видели. Она сидела, прислонившись спиной к камню, обхватив руками колени и глядя на расстилающиеся перед ней поля.

«Эта земля пропитана кровью», — сказал Торгильс. И пока она сидела так, в памяти ее возникали, один за другим, те, кто погиб здесь или был ранен. Их было много; даже Кальв и Турир не избежали ранений. Она смотрела на землю, на которой сидела: вот здесь земля впитала королевскую кровь.

Святой Олав…

Скользя взглядом по равнине, она мысленно представила себе войско бондов: впереди виднелось знамя Кальва, потом знамя Турира, вырвавшегося вперед со своими халогаландцами. Ей казалось, что она слышит крики приблизившихся друг к другу войск.

Она слышала, как Кальв спрашивает у короля:

— Как ты поступишь со мной, если одержишь сегодня победу?

И король ответил:

— Я прикажу тебе отправиться на юг и каяться перед Богом в тех грехах, которые ты совершил против меня!

А Туриру король сказал:

— Тебе я дам такое поручение, которое ни один человек не станет выполнять добровольно!

Можно себе представить, как вскипел Турир от таких слов! И тут раздался боевой клич; королевское войско двинулось вниз по склону на крестьянское войско.

— Бей, бей королевских олухов, крепни, крепни, войско бондов!

И бонды ответили разом:

— Вперед!

Войска сошлись, поднялся страшный шум: звон мечей, крики и вопли, ругань сражавшихся, стоны раненых, которых топтали ногами…

В войске бондов началось замешательство; некоторые бросились бежать. Но лендманы и их дружинники стояли насмерть.

И посреди всей этой неразберихи возвышался, словно гора, Кальв, а Турир, с застывшими от ненависти глазами, сжимал в руке копье Тюлений мститель; в мыслях Турира было только одно: месть, месть за Эльвира, за Асбьёрна Тюленеубийцу, месть за Грьетгарда и Турира, за все те несправедливости, которые совершил король.

И она мысленно увидела дружинников конунга: среди них были четверо братьев Кальва, и Финн Арнисон намеревался убить собственного брата: Бьёрн Конюший, огромный и тучный, Тормод Скальд Черных Бровей… И в их рядах было пустое место, которое должен был занять Сигват.