Барон и Лаура (СИ) - Сван Тата. Страница 6

И приснится же такое, однозначно, полная чепуха, — решительно попытался убедить я сам себя в иллюзорности разговора с Бароном Сваном.

— Ага, как же. Ты на самом деле считаешь, что тебе все это приснилось, — возразил мне внутренний голос. Кого ты пытаешься обмануть?

Появление еще одного собеседника у меня в голове, пусть и в виде собственного внутреннего голоса, окончательно меня доконало и я впал в состояние философской отрешенности. Пусть себе болтают что хотят.

Глава третья. Дворцовые будни. Интриги и развлечения

Глава третья. Дворцовые будни. Интриги и развлечения.

Суматоха безумного дня, посвященного истерикам моей невесты, многочисленным примеркам и переодеваниям, связанными с выбором для меня приличной одежды, ожидание в очереди из длинной вереницы экипажей, прибывших на бал к герцогу, наконец, окончились, и мы с Лаурой стоим на входе в большой зал, наполненный сотнями гостей. Церемониймейстер громко объявляет наши имена — Барон Андре Сван со своей невестой графиней Лаурой Суган. Похоже, интрига предстоящего бала, связанная с передачей руки и сердца Лауры в лапы братьев Оушей была известна подавляющему числу присутствующих. Поэтому та гробовая тишина, которая установилась в зале после нашего представления, была не удивительна.

Ситуация напомнила мне первую встречу с Падишахом. При этом воспоминания оказались столь яркими и сильными, что я на минуту выпал из реальности, замерев на входе в зал. Этой минуты оказалось достаточно, чтобы в голове пробежала вся цепочка событий двадцатилетней давности. Тогда тоже установилась гробовая тишина стоило мне в сопровождении двух нукеров войти в зал.

Красочное, прекрасно срежиссированное и блестяще исполненное действие. Распахивается трехметровая бронзовая дверь, охраняемая двумя копейщиками стражами и открывается вид на огромный зал в дальнем конце которого расположен невысокий подиум, устланный коврами. На подиуме в самом центре сидит на подушках сам Падишах, скрестив ноги по-восточному. Вряд ли у кого-то еще в тюрбане мог оказаться изумруд такого размера. Впрочем, изумруд, пиалу в руках и дымящий кальян я детально разглядел только через некоторое время, оказавшись поближе. А пока только сидящая фигура, стоящие по бокам ближайшие советники, два десятка стражников в трех метрах за спиной у Падишаха, выстроившиеся в ряд от одной стены зала до другой.

Падишах тихо беседует со своими советниками, верноподдано склонившимися к нему и постоянно кивающими головами. На площадке перед подиумом извиваются гибкие полуодетые фигурки девушек танцовщиц. Стелиться тихая протяжная музыка. В самом зале не менее трехсот человек. Судя по всему — местный бомонд. Все при бородах и в тюрбанах. Обстановка достаточно демократичная. Присутствующие разбиты на небольшие группы, внутри которых индивиды едва слышно переговариваются друг с другом иногда медленно двигаются от одной группы к другой.

Однако, наше появление мгновенно изменило диспозицию. Когда я сказал наше появление, я имел в виду себя, тысячника, командующего отрядом, захватившим меня в плен, двух нукеров охранников и переводчика латиниста.

Сделав пару шагов, тысячник остановился и согнулся в низком поклоне. По бокам от меня двое нукеров, держащих в руках концы толстой веревки. Этой веревкой я был многократно обмотан, от плеч до кобчика, так что руки оказались тесно примотаны к туловищу. Сзади мой знакомый переводчик латинист. При нашем появлении в зале установилась мертвая тишина. Резвыймужик из числа ближайшего окружения подскочил к Падишаху и что-то сказал. Падишах кивнул. Раздалась отрывистая команда. Толпа отшатнулась к стенам, освободив широкий проход посредине зала. Танцовщицы словно стайка рыбок метнулись в сторону. Тысячник зашагал по возникшему коридору в сторону Падишаха, непрерывно кланяясь, а нукеры одним ловким движением подбили мне ноги и поволокли на веревках вслед за тысячником, пресекая попытки встать на ноги. Быстро сообразив, что так положено по протоколу, я расслабился и заскользил по мраморному полу, украшенному причудливой геометрической мозаикой.

Меня поставили на колени прямо перед площадкой на которой расположился Падишах. По бокам все так же стояли нукеры, растягивающие концы веревки. Тысячнику позволили подняться на помост и облобызать ковер у ног Падишаха. Падишах тихо произнес несколько слов, судя по всему одобрительных и жестом приказал тысячнику занять место в задних рядах ближайшего окружения. Не оставалось сомнений, что тысячник получил даже больше чем мечтал. Наконец дошла очереди и до меня. Шевельнув мизинцем Падишах приказал поставить меня на ноги. Я восхитился догадливостью нукеров, мне бы в голову не пришло что такое малозаметное движение что-то значит.

Я стоял а Падишах сидел на возвышении. Теперь наши лица оказались на одинаковой высоте и я смог внимательно рассмотреть лицо Падишаха. Зрелый красивый мужчина лет сорока пяти. Небольшая черная бородка, длинный ястребиный нос и пронзительные темно карие, почти черные глаза. Лицо Падишаха оставило у меня приятное впечатление. Лицо умного и властного человека. Судя по всему, Падишах также внимательно рассматривал меня. И могу поклясться, я ему не понравился. Падишах прикрыл глаза и задумался. Похоже выбирал между четвертованием и кипячением заживо. Наконец открыл глаза громким низким голосом сказал. Прежде чем я решу твою судьбу ответь мне, зачем тебе золото. За спиной залопотал переводчик Однако я больше не собирался скрывать свое знание арамейского.

— Уж что-что а золото мне точно не нужно. Мое знание языка и мой ответ удивили Падишаха.

— Если тебе не нужно золото, тогда зачем ты пришел в мою страну? Все вы крестоносцы воюете за золото и ради золота.

— Зачем? — Переспросил я. — Во первых, из любопытства: всегда хотел здесь побывать, полюбоваться местными красотами. Во-вторых, мой приемный отец сказал мне, что я должен поучаствовать в этой заварушке. И в-третьих, восточные женщины очень красивые. Хотел познакомиться.

— Боюсь, что тебе очень не повезло, — усмехнулся Падишах. — Во-первых, ты вряд ли сможешь разглядеть красоты моей страны, после того как тебе отрубят руки и ноги.

При этих словах по залу прокатилось волна приглушенных восклицаний, половина из которых была исполнена в мажорном ключе, наверное это были те, кто сделал ставку на мое четвертование, потому что вторая половина присутствующих высказала свое разочарование. Падишах сделал вид, что ничего не услышал, несомненно был в курсе национальной забавы — ставок на вид казни, и продолжил.

— Во-вторых, твой отец обыкновенный глупец.

— И в-третьих, самая красивая женщина Востока, не считая моих жен конечно, сейчас в гареме у моего визиря. Я сам подарил ее своему любимому слуге. Но для того, чтобы увидеть ее, тебе нужно убить моего визиря. Иначе он не согласится на ваше знакомство, — попытался пошутить Падишах.

Окружающие впали в прострацию — не могли сообразить как реагировать на слова Отца Наций — то ли хихикать, высказывая восхищение юмору шефа, то ли закатывать вверх глаза, будучи потрясенными его мудростью или, наконец, злобно скалиться на меня, усмотрев в словах Падишаха угрозу неверному, то бишь мне. Большинство постаралось изобразить на лице композицию из всех трех гримас. Получилось совершенно омерзительно.

— Убить твоего визиря? — Поинтересовался я, продолжая беседу. — Это вот того бородача с саблей и выпученными глазами, стоящего справа от тебя?

— Да это он, — засмеялся Падишах.

Мне показалось, что наш разговор не очень понравился визирю. Его лицо покраснело, глаза выкатились, а рукиа лихорадочно сжала эфес сабли.

— Прошу меня великодушно простить, Падишах, но позволь еще раз уточнить у тебя, я действительно должен убить твоего визиря?

— Конечно, ты должен убить моего любимого визиря, если не передумал знакомиться с восточными женщинами. В противном случае тебя уже ждет палач. — Падишах пришел в прекрасное расположение духа и веселился от всей души.