Вот так барабанщик! - Каменский Александр Владимирович. Страница 7

С того дня Кирочка не заходила в комнаты лесничего. Увидев девочку, она сердито пыхтела и шипела, выгибала свою длинную спинку и показывала острые зубы.

Незаметно прошла осень. Как-то вечером к нам пришел Николай Васильевич.

— А где же твоя Кирочка? — спросил он.

На мой зов Кирочка вышла из-за комода, но, видать, у нее было плохое настроение: пробормотав что-то на своем языке, она снова скрылась.

— Да, выросла Кирочка, похорошела, — сказал Николай Васильевич. — А знаешь ли ты, что выдра относится к самым интересным животным? Хотя надо сказать, что нам, рыболовам, выдра порой доставляет большие неприятности. Сидишь, бывало, на бережке, удишь. Тишина. Река как зеркало. И вдруг откуда ни возьмись — из воды выскакивают на полметра в высоту одна рыбина за другой. «Что за причина?» — думаешь, а потом и догадываешься — это или зубастая разбойница-щука или озорница-выдра на охоту вышла… Она не только пугает рыбу, но и рвет прочные сети.

— А если, дядя Коля, Кирочку в реку выпустить, сбежит она или нет? — спросил я.

— Пожалуй, нет. Не думаю. Ведь Кирочка крепко к тебе привыкла. А ручная выдра — добродушное существо, очень привязанное к человеку.

— А как выдра ловит рыбу? — поинтересовалась мама.

— Обычно этот зверек добывает рыбу после захода солнца, ловит ее всю ночь. В мелкой воде выдра загоняет рыбу в узкий тихий заливчик, чтобы затруднить ей выход и быстрее поймать; ударом сильного хвоста о поверхность воды она загоняет рыбу в береговые норы, ловко хватает зубами и вытаскивает на берег, а потом ест. Выдра прекрасно слышит и видит, нюх у нее преотличный. Она с удивительной быстротой обнаруживает врага за несколько сот шагов и бежит к воде, чтобы скрыться. Вот почему поймать взрослого зверька очень и очень трудно. А в воде за выдрой не угнаться даже рыбе — так быстро она плавает! Ну, вот, пожалуй, и все, что я могу вам рассказать.

И Николай Васильевич, достав из кармана кисет с табаком, стал неторопливо свертывать папиросу.

— Как бы сделать, чтобы Кирочка ловила рыбу в реке и приносила домой? — спросил я Николая Васильевича.

— Это дело не такое уж мудреное, — усмехнулся он. Только советую совершенно не кормить ее рыбой.

— Почему? — спросил я.

— Очень просто, — ответил Николай Васильевич, — если будешь кормить Кирочку живой рыбой, она поймет, что рыбу приятнее есть самой, чем ловить ее для тебя. Иными словами — вытащив рыбину на берег, она будет съедать ее сама. Понял?

И я перестал кормить Кирочку свежей рыбой.

Прошло два года, как выдра попала в наш дом. Ростом она стала с небольшую собаку-дворняжку.

Мы крепко подружились с Кирочкой. Она даже спала у меня в ногах, на моей постели. Когда Кирочка хотела есть, то обязательно кричала: «Гиррк, гиррк, гиррк!»… А когда была чем-нибудь недовольна, тихо и нежно хихикала. Да, да — хихикала, я не обманываю, звук этот был очень похож на хихиканье!..

…Был хороший зимний вечер. На уснувшую мерзлую землю падали крупные снежинки.

Вот в такой-то тихий вечер, когда зашло солнце, я и решил выйти с Кирочкой на рыбалку. Чтобы Кирочка не жадничала, я еще днем досыта накормил ее мясом и молоком.

Кирочка еще ни разу не бывала на реке. Когда я пошел по тропинке, ведущей на улицу, за огороды, к реке, Кирочка нерешительно остановилась. На ее широкой мордочке заблестели крохотные капельки пота: Кирочка волновалась.

— Пойдем, пойдем, милая, — позвал я и слегка подтолкнул ее рукой.

Кирочка вскинула широкую мордочку с глазками-изюминками и обнюхала воздух, а потом смело заковыляла за мной.

Шагая по тропинке, проложенной прачками на заснеженном льду, я отыскал глазами прорубь. Вот и она!

Я с любопытством наблюдал за Кирочкой: что же она, интересно, станет сейчас делать?

Выдра осторожно приблизилась к воде, обнюхала кромку синеватого льда, вытянула шею, весело гирркнула и… нырнула в прорубь.

Все это случилось так быстро, что я и ахнуть не успел! Прошло несколько минут, а Кирочка не появлялась.

Неужели я больше не увижу своего друга? Не мигая, до боли в глазах, я смотрел на темную гладь воды. Вдруг на поверхности появились пузырьки, похожие на булавочные головки; они забавно прыгали и лопались… А вот и моя Кирочка! В зубах ее ворочался большущий красноперый окунь!

— Кирочка! Хорошая моя! А я-то думал, что ты не вернешься, уйдешь от меня… — бормотал я, прижимая к груди Кирочку с ее добычей.

Когда я выпустил выдру из рук, она разомкнула зубы, и окунь шлепнулся на лед, а Кирочка снова нырнула.

Через несколько секунд Кирочкина мордочка вновь появилась над водой. В зубах ее на этот раз неуклюже выгибался широкий, будто лопатка, серебристый лещ.

Радуясь Кирочкиной добыче и тому, что она не убежала от меня, я поднял ее на руки и принялся плясать. И тут случилась беда: потеряв равновесие, я рухнул в темную прорубь.

Но здесь было не очень глубоко. С силой оттолкнувшись ногами от каменистого дна, я пробкой выскочил на поверхность, схватился за острый лед и выкарабкался. Я так испугался, что едва отполз от проруби, дрожа от стужи.

А Кирочка стояла передо мною на задних лапках, как птица пингвин. Она пронзительно и сердито — хоть уши затыкай! — трещала и быстро-быстро махала лапами-лопатками. Она как бы пробирала меня за то, что я зазевался и свалился в ледяную воду.

Узнав о том, что я искупался в проруби, мама даже не обрадовалась Кирочкиной добыче.

Она кричала, что я очень вредный мальчишка, и что я наверняка простудился. А потом велела бабушке напоить меня кипятком с сушеной малиной. И мне дали на ночь таблетку аспирина и уложили в кровать под тяжелый папин тулуп, крепко пахнущий овцой.

Ночью у меня здорово разболелась голова, заломило руки и ноги, бросало то в жар, то в холод — знобило.

Утром к нам пришел старый доктор с тростью и белым чемоданчиком.

— Ангина. Лежать в постели, — приказал доктор и погладил меня по голове. — Не горюй. Будешь жить сто лет.

Целую неделю провалялся я на кровати, и всю неделю Кирочка не отходила от меня ни на час. Она спала рядом, на полу. А когда я просыпался, она вставала на задние лапки у моего изголовья. На ее мордочке, как это всегда бывало, когда она волновалась, блестели капельки пота.

— Кирочка всю эту неделю ничего не ест, — печально сказала мама. — Она словно понимает, что ты болен. Вот как она к тебе привыкла, Гриша.

— Она любит меня, — поправил я маму.

— И любит, и привыкла, — сказала мама, подавая мне какой-то горький порошок.

За всю неделю Кирочка ни разу не произнесла свое «гиррк», хотя животик ее был пуст; она только недовольно трещала, лежа на коврике возле моей кровати.

Прошла зима. Лед на Обве почернел и треснул. Вот-вот развалится, и громадные, неуклюжие льдины, карабкаясь одна на другую, поплывут вниз, к морю. Кто же усидит в такие дни в душной комнате? Я уходил на берег. За мной, как всегда, ковыляла моя Кирочка. Домой мы приходили с богатой добычей.

Отец садился с газетой у окна и прежде чем читать ее, спрашивал:

— Ну-с, милые мои Гриня и Кирочка, много ли рыбки наловили? Отчитывайтесь!

А когда мама приносила с кухни миску, в которой дымилась горячая уха, и сковородку с жареными пескарями, а потом еще ноздреватый пирог из кислого теста со щукой, отец смешно вытягивал губы, причмокивал, качал головой и приговаривал:

— Ай да улов! Ай да молодцы Кирочка с Гриней!

И он доставал из чугунка кусочки вареной баранины.

— А это самой лучшей, самой знаменитой нашей рыбачке!

Кирочка, с трудом стоя на задних лапках, вежливо брала из папиной руки угощение и неторопливо съедала. А потом по-кошачьи старательно умывала лапкой мордочку.

…Весна ушла так же внезапно, как и пришла. Начались летние каникулы.

Весной произошло еще одно интересное событие: Кирочка простила Тоню, дочку лесничего.

Первое время, когда Тоня пыталась подойти к животному, чтобы приласкать его, я сердился и кричал: