Холера (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич. Страница 11

— Fylgdu pöntuninni! — мысленно выкрикнула она, силясь вложить в этот крик всю жалкую крупицу сил, оставленную ей Марбасом, — Fullur forgangur! Strax!

Демон взвизгнул от боли, заметавшись в своей ловушке. Команды, которые она отдала, были слишком поспешны, слишком грубы. Нарушили на невидимом уровне тончайшие струны его структуры. Холера на миг сама ощутила его боль, хоть и не испытала ничего кроме злорадства. Отменить, пока не стало поздно, немедленно отменить…

— Hætta við! Hætta við!..

Напряжение оказалось чрезмерным. Отрывисто взвизгнув, Аклерор лопнул, раздавленный ее волей, превратившись в липкую кляксу из меоноплазмы внутри пустой железной коробки. Глазок лихтофора, служивший ему оконцем, брызнул сверху на брусчатку мелкой стеклянной крошкой, исторгнув из отверстия завиток черного дыма. Красная звезда беззвучно потухла.

— Ох, блядство… — только и смогла пробормотать Холера.

Ослепший лихтофор, превратившийся в железный гроб для умершего в мучениях демона, уже не мог управлять уличным движением, однако, несмотря на это, груженые подводы стремительно останавливались. Преследовательницы не стали ждать, пока те полностью замрут, они уже не служили для них серьезным препятствием. Они бросились вперед молча, без охотничьих кличей и ругательств, пять или шесть смазанных в тумане серых теней. Они могли выглядеть призраками, но Холера знала, что скоро они станут очень вещественны. Ох, до сучьих чертиков вещественны…

Бежать не имеет смысла. В узких переулках Броккенбурга у нее, быть может, и был шанс, но выбравшись на широкую улицу она сама выбрала свою участь. Она уже порядочно выбилась из сил, тяжелые подкованные ботинки могут сослужить неплохую службу, когда надо пнуть кого-то в промежность, но в бегстве не помощники.

Возможно, она спасется, заскочив в ближайшую лавку. Вшивые волчицы разъярены сверх всякой меры, однако, скорее всего, не осмелятся крушить имущество города. Пусть Броккенбург не имеет права отдавать под суд магистрата студенток ведьминского университета, в старых дряблых яйцах бургомистра Тотерфиша сохранилось достаточно силы, чтобы устроить им веселые деньки, даже если для этого придется обращаться к самому ректору. А значит…

Над замершим потоком телег разнесся протяжный гудок. Оглушительно-громкий, такой же, как тот, что спугнул гарпий. Взгляд Холеры судорожно метнулся над застывшим потоком, пытаясь найти его источник, и почти тотчас нашел. Для этого не требовалось много труда, среди дряхлых телег, груженых сеном и бочками, роскошный аутоваген выделялся больше, чем изящно отделанная шкатулка для украшений на фоне облезлых крестьянских ларей и сундуков.

Высокий, как у кареты, кузов, отделанный резными панелями и полированной медью, покоился на восьми тяжелых колесах с литыми спицами, из его крыши, изгибаясь, торчало несколько труб, отдаленно напоминающих печные. Ни передка, ни козел у аутовагена не было, как не было и лошадей. Они были ему ни к чему. Заключенные в его чреве демоны придавали тяжелому экипажу больше сил, чем запряженная цугом шестерка молодых булонских жеребцов.

Аутоваген… Мысль сплелась из тончайших волокон, так быстро, точно все ткачихи Ада в этот миг схватились за прялки, чтобы помочь ей, крошке Холере. Нитка быстро зазмеилась, превращаясь в простой и ясный узор. Узор, едва не заставивший ее ухмыльнуться.

Аутоваген.

Коробка на колёсах, самодвижущийся экипаж, влекомый демонической силой. Холера не разбиралась в его устройстве, слишком уж роскошный аппарат для студентки третьего круга, однако сейчас ее интересовали отнюдь не технические детали.

Она прикрыла глаза, стараясь не думать о двух щелкающих зубами волчицах на другой стороне дороги.

И почти сразу увидела.

Демоны внутри аутовагена лишь казались спящими. Холера отчетливо видела плывущее над воронками труб жаркое марево, признак того, что они не спят, лишь ждут команды хозяина, чтобы высвободить свою мощь. Она не знала, какое топливо переваривают демоны, но хорошо знала другое. Эти создания, которых поставили на службу вместо лошадей, несопоставимо могущественнее мертвого Аклерора. И опаснее.

Стекла в аутовагене тоже были высшего качества, почти прозрачные, наверняка работа лучших стеклодувов Тироля. Оттого Холера хорошо видела сидящего за рычагами управления толстяка с большим, как тележное колесо, шапероном[7] на бритой голове. Какой-то делец или меняла. На шее висит цеховой знак, только не разобрать, какой. Может, серебряная ложка, символ древнего, как сам Броккенбург, цеха поваров. Или инкрустированная самоцветами мензула[8], знак принадлежности к почтенной гильдии землемеров. Холере сейчас не было до этого дела. Она лишь мельком пожалела, что у нее никогда не водилось кавалера, готового катать ее в таком роскошном экипаже. Возможно, и не будет. Если она помедлит еще полминуты, последними ее кавалерами, должно быть, будут броккенбургские могильщики, и то, если они не очень привередливы по части красоты своих дам…

Холера метнула невидимую веревку.

Обычный человек разобрал бы разве что легкий гул, исходящий из недр аутовагена, но чувства Холеры, вооруженные опытом Гоэтии, сказали ей гораздо больше.

Внутри аутоваген напоминал не роскошную карету, а склеп. Тяжелый основательный склеп из тех, что строили в старые времена, опасаясь, как бы ведьмы не выкрали останки покойных для своих грязных ритуалов. И этот склеп не был пуст. Внутри огромного футляра из дерева и меди свернулись сразу шесть демонов. Шесть беззвучно ворчащих чудовищ, похожих на дремлющих церберов.

У них не было ни пастей, ни когтей. У них и плоти-то в обычном смысле не было, однако Холера не испытывала на счет их природы никаких иллюзий. Шесть сгустков нечеловеческой злобы, стиснутой магическими путами и порабощенной чужой волей.

Иногда, когда демоны шевелились, становилось видно, что это отнюдь не бесформенные комки меоноплазмы, это дремлющие хищные твари, которые выглядят настолько паскудно, насколько не может выглядеть даже послед, исторгнутый пьяной шлюхой, изнасилованной гуртом собственных братьев. Сплошные клыки, щупальца и хелицеры[9], обрамленные колючей бесцветной шерстью, не считая клешней, копыт, членистоногих отростков и стрекательных жал.

На их фоне демон из лихтофора выглядел жалким, как постельный клоп на фоне смертельно-ядовитых пауков.

Первое, что надлежит сделать заклинателю, приступая к работе, выяснить имена демонов. Холера помнила это так же отчетливо, как фигуру мейстера Касселера, вывернутую наизнанку и прогуливающуюся по лекториуму с охапкой собственных внутренностей в руках. Некоторые гримуары даже утверждали, что в выяснении истинных имен дьявольских сущностей заключена половина работы. Но речь сейчас шла не о высшей оценке по Гоэтии, а о спасении собственных ушей. Поэтому Холера собиралась использовать другой подход, не тот, которому учили в Брокке.

— Byrjaðu! Hey þú! Saman!

Они пробудились мгновенно и все сразу, едва только ощутили обжигающее прикосновение чужой магии. Точно свора цепных псов, учуявших посторонний запах. Гоэтия требовала от заклинателя терпения, осторожности и такта, но сейчас Холера кидала слова с нарочитой небрежностью, как кидают в чужое окно камни, надеясь пробить обтягивающий раму пузырь из овечьих кишок.

— Hreyfðu þig! Hættu! Vinstri! Aftur!

Непосвящённые в таинства ворожбы часто ошибочно считают, что демоны, созданные дьявольской волей из крупиц первозданного Хаоса, не способны упорядоченно мыслить и презирают всякие законы. Каждая ведьма, не превратившаяся в горстку праха за время обучения в Брокке, доподлинно знает, что это не так. Демоны чтут законы, хоть и на свой лад, более того, не терпят пренебрежительного к ним отношения.

Адские твари внутри аутовагена мгновенно пробудились и защелкали зубами, так, что запряженные в повозки кони вокруг обеспокоенно заржали. Слова, брошенные Холерой, не были ни командами, ни даже осмысленными указаниями. Это была тарабарщина на демоническом языке, бессвязная, бессмысленная и оскорбительная в своей бесцеремонной манере.