Холера (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич. Страница 29
А может, он посвятил свою жизнь Хейсткрафту? Про Хейсткрафт, магию разума, у Холеры были лишь самые туманные представления, ее азы начинали изучать только на четвертом круге, но поговаривали про нее много нехорошего. Например, будто чары Хейсткрафта настолько гибельны по своему устройству для человеческого разума, что всякий неофит, едва лишь прикоснувшись к этому знанию, обречен сойти с ума, просто процесс этот у многих затягивается на десятки лет.
— Как вас зовут? — спросила Холера старика, лишь бы не слышать того скрипа, с которым тот переставляет сухие веточки-ноги, — Я имею в виду…
— Бесперспективность этой методы заверена согласно действующего ордонанса.
— Вы давно здесь живете?
— Ветреный час дороже двух.
— Вам нравится тут, в Брокке?
— Неплохо, когда суть да дело.
— Не мучает подагра?
— Милостью нашего дорогого и прекрасного деверя каждый получает по заботам его.
Холере пришлось прекратить расспросы. Не потому, что унялось мучившее ее любопытство, а потому, что ответы старика, с какой бы стороны она ни заходила, выглядели случайными и представляли собой не более чем ворох случайным образом увязанных друг с другом слов. Скорее из броккенского булыжника можно было выжать каплю оливкового масла, чем из его ответов хоть какой-то смысл.
В то же время его действия не производили впечатления случайных или неконтролируемых. Он вполне целенаправленно двигался вглубь жилых комнат, обходя мебель, и выглядел так, будто вполне сознает происходящее.
Холера не сразу поняла, куда он направляется, а когда поняла, не сразу сообразила, выругаться ей или рассмеяться. Он вел ее не в гостиную, чтоб угостить чашкой подогретого вина, и, кажется, не к шахматному столику, чтоб предложить разыграть остроумный этюд. Этот хитрый сухой старикашка, щелкая суставами и дергаясь, вел ее к лестнице в дальней части дома.
Холера нахмурилась. Она не очень-то часто бывала в хороших домах и об их устройстве имела лишь самое приблизительное представление. Что располагается обыкновенно на втором этаже? Допустим, библиотека. А еще рабочий кабинет, иногда танцевальный зал или бильярдная. А еще…
Ну конечно. Спальня. Этому выжившему из ума старикану не терпелось показать ей свою уютную сухую спаленку. Сраная дрянь! Уж надо думать, не для того, чтоб похвастаться новым балдахином!
Сучья плесень. Ей стоило догадаться, что выживший из ума благодетель и спаситель внутри устроен так же, как все прочие жители Брокка. Может, в голове у него было не больше мозгов, чем в панцире дохлой улитки, но свои высохшие яйца он, кажется, еще не отложил на полочку.
Вот что бывает, когда на миг поверишь в то, будто в мире существует справедливость, с горечью подумала Холера. Что крошка Холера может рассчитывать на чью-то бескорыстную помощь и защиту.
Сука-жизнь спешила напомнить о заведенных ею много веков назад порядках, неукоснительно действующих и в Брокке. Если в отчаянной ситуации она послала тебе спасителя, отважного рыцаря, отведшего беду, не благодари его и не трать силы на благословения, лучше скидывай панталоны, ложись на кровать и постарайся не очень громко кричать, если будет больно.
Да, старик определенно вел ее в спальню. Даже взгляд у него, бессмысленный и пустой, сделался более маслянистым. Уже предвкушал, значит, какую плату взыщет с той, кого благодушно спас от расправы. Благородство старого паука.
Холера тоскливо смотрела между сухих лопаток, мерно перетирающих его позвоночник.
Несколькими минутами раньше, колотясь в запертую дверь, она без раздумий согласилась бы купить спасение ценой своего тела. Черт возьми, ее телу в этой жизни пришлось пережить много всякого непотребства, иногда гораздо, гораздо более неприятного, чем соитие в любой, пусть даже самой извращенной, форме. Что ж, возможно, в другой ситуации это была бы справедливая сделка, но…
Холера попыталась представить, как это тощее потрескивающее тело, похожее на высохшее насекомое, взгромождается на нее, как дрожащие руки-тростинки с разбухшими суставами слепо шарят по ее груди в подобии ласки, а водянистые глаза, бессильные разгореться даже страстью, заглядывают в лицо. Это было так омерзительно, что ее едва не стошнило на месте.
Ну уж нет, скорее она отсосет Гаргулье, чем ляжет в постель с этим живым мертвецом из истлевшей, невесть как держащейся вместе, плоти! Может… Холера неуверенно закусила губу. Черт возьми, неужели этот ссохшийся старец вообще думает, что сможет испытать какое-то удовольствие с ней? Да у него член должен быть похож на сухой фасолевый стручок!
Может, они найдут какой-то компромисс? Например, он может наблюдать за ней, не прикасаясь своими костлявыми руками, а она покажет ему кое-какие фокусы, которым научилась еще в Шабаше…
Черт, нет. Ей будет омерзительно даже раздеться перед ним. Этот пустой взгляд истлевшей куклы, эти подрагивающие беззубые дёсны, этот чертов всепроникающий запах сухого склепа…
Холера мрачно усмехнулась.
Пожалуй, этому свиданию суждено закончиться иначе. Немного не так романтично, как представлялось этому похотливому старому пауку.
Когда он начнет подниматься по лестнице, она попросту двинет ему по затылку ножкой от табурета или шахматной доской. Главное, не вложить в удар силы сверх необходимого. Его кости и так выглядят ломкими, как ледышки, не хватает только разнести всмятку то небогатое содержимое его черепа, что позволяет ему изображать из себя человека. А потом…
Ей не нравился этот дом, она задыхалась в его удушливой и сухой утробе, а пропитавший все чертоги кислый землистый дух вызывал тошноту. Однако она, пожалуй, задержится в нем на некоторое время, чтобы внимательно исследовать содержимое его шкафов и сундуков. Едва ли стоит рассчитывать на груду золота, но если удастся найти пару талеров старой чеканки, они не станут тяжелой ношей для ее совести.
Эй, в конце концов это не она пыталась трахнуть несчастное, попавшее в зависимость от ее воли, существо!..
Она стала украдкой разглядывать интерьер, чтоб после не терять на поиски драгоценного времени. Это не принесло ей особенного удовольствия. Пусть дом был обставлен куда богаче, чем многие клоповники, публичные дома и притоны, в которых ей доводилось бывать, его обстановка казалась ей какой-то тягостной, давящей.
Мебель встречалась в большом количестве, преимущественно старая, но расположена она была как-то чудно и неудобно. Все эти задвинутые в угол столы, повернутые под неестественным углом шкафы, торчащие посреди комнат серванты и продавленные кушетки выглядели так, будто ими никогда не пользовались, лишь оставили тут на хранение до поры до времени.
Были и другие детали, прежде казавшиеся несущественными, которые Холера теперь отчего-то начала замечать, будто Марбас, повинуясь какому-то порыву, наградил ее зоркостью демона.
Шахматный стол. Замершие на нем в сложных порядках вычурные костяные фигуры свидетельствовали о том, что беззвучное сражение двух армий не было завершено, возможно, какие-то обстоятельства помешали хозяину закончить партию. Быть может, даже ее лихорадочный стук в дверь. Вот только… Холера ничего не смыслила в шахматных правилах и презирала все игры сложнее чем кости, но в Малом Замке ей иногда приходилось наблюдать со стороны за сражениями Гарроты и Саркомы. И пусть эти сражения чаще заканчивались выдранными волосами и грязными проклятьями, она запомнила привычные комбинации фигур на игровом столе. И готова была поклясться, что костяные воины на доске хозяина дома расставлены беспорядочно и бессмысленно, в такой позиции, в которой никак не могли бы очутиться в разгар сражения.
Среди развешанных по стенам эстампов и полотен встречались вполне милые на ее взгляд, но они столь вопиющим образом не гармонировали друг с другом, что это было очевидно даже на ее вкус. Никто не станет вешать прелестный масляный пейзаж разлива Рейна весной по соседству с жутковатыми гравюрами Дюрера, на которых четыре всадника Апокалипсиса свежуют и насилуют своих жертв, даже существо, обладающее художественным вкусом Гаргульи.