Регент. Право сильного (СИ) - Кос Анни. Страница 15

— Нас так учат, — вздохнула девушка и села на скамейку. — Мы такие и должны быть: как видение, чудная греза, ничего обыденного, только легкость и красота, недоступная для всех, кроме господина. А что внутри буря — так это не важно.

— Странные обычаи.

— А у вас как?

— Смотря где “у нас”, — уточнил Ликит. — В Недоре — я и сам не знаю, я там только на границе был, в горах. Знаешь, в гарнизоне, особенно, если ты чужак и почти преступник, мало возможностей узнавать местные обычаи. А на моей родине, в Великой Степи, дети сами решают, какую судьбу избрать. У нас даже девушки могут встать на воинский путь, хоть это и не очень часто происходит.

— А как ты вообще в Недоре оказался? И почему тебя в гарнизон отправили? Ты что-то натворил? — Сурия нахмурилась и чуть отодвинулась от Ликита, косясь на него настороженно.

— Вроде того, — юноша и сам не мог понять, почему рассказывает о своем прошлом. — Едва не сорвал переговоры, а потом чуть не убил герцогиню Недоре.

— И тебе сохранили жизнь? — глаза девушки стали круглыми-круглыми. — Не казнили, не заключили под стражу?

— Заключили, я даже готовился умереть, но герцогиня заступилась, — пояснил Ликит. — Я тогда чуть со стыда не сгорел. На родину мне запретили возвращаться, а дядя едва не изгнал меня из рода, дав год на то, чтобы очистить свое имя службой в войсках герцогства. Теперь дяди нет, и хотя формально я все еще принадлежу степи, путь назад кажется мне непомерно долгим. Я хорошо понимаю, что такое одиночество и отчаяние.

— Прости, я не знала, — Сурия уже окончательно успокоилась. Она оперлась локтями о колени и в задумчивости устроила подбородок на переплетенных пальцах. — Сейчас ты взобрался почти на вершину. Паришь, как птица среди облаков, а с земли это кажется легким занятием.

— А ты? Расскажи, кто ты и откуда.

— Нечего рассказывать, — она повела плечиками. — Я из простой семьи. Жили мы в крохотной деревне на юго-западе отсюда: земля песчаная, скудная, воды почти нет, урожай вырастить тяжело, а продавать надо за гроши. Вот и все, что я помню о доме. Когда мне исполнилось десять, отец получил за меня неплохие деньги, надеюсь, они позволили семье продержаться хотя бы год или два. Мне повезло, я считалась красивой, а потому меня покупали несколько раз, пока не привезли в Дармсуд. Судьба наложницы императора — вот, что меня ждало. А теперь уже не знаю.

— Звучит не очень радостно, — вздохнул Ликит. — А чего ты сама хочешь?

— Какой смысл думать об этом? Все равно решать буду не я.

— Ну, — юноша пожал плечами. — Сдаваться, не начав бой — это путь в никуда. Если ты сама не будешь бороться за себя, то кто будет?

Она подняла голову и долго смотрела на своего невольного собеседника. Ликит стушевался под этим взглядом.

— Что снова не так?

— Да нет, просто… ты хороший человек. Извини, что думала о тебе плохо.

— И ты извини: за руку и вообще. Сказал, не подумав. Самому противно теперь.

Немного посидели, рассматривая фонтан и вечереющее небо.

— Мне идти пора, — тихо вздохнула Сурия. — Проводи, пожалуйста.

До ворот гарема шли молча, Сурия накрыла голову платком и старательно делала вид, что не смотрит в его сторону, но Ликит все равно ощущал ее сдержанное любопытство. Уже почти перед дверями он отважился тихо спросить:

— А можно будет увидеть тебя еще раз?

— Не знаю, — шепнула она. — Возможно, если семикрылый ветер будет милостив.

Глава 14

Песок под ногами путника осыпался мягкими волнами, рисуя на выгнутом гребне дюны ритмичный узор глубоких следов. Холодное, податливое, тонкое и совершенно равнодушное золото пустыни — так говорили в народе империи. Дом и жизнь для тех, кто родился на юге, бездушная смерть для тех, кто дерзнул нарушить покой великого песчаного моря по собственной прихоти.

Сейчас, когда ночь простерла свои крылья над миром, дюны казались застывшими волнами на фоне смолисто-черного неба. Недавно родившийся серп луны лил на землю едва уловимый свет, но этого хватало, чтобы не сбиться с пути.

Человек дошел сперва до древнего высохшего колодца, над которым застыло безжизненное дерево акации, потом оглянулся по сторонам, отыскивая едва уловимые знаки, и свернул еще южнее. Затяжной подъем — и вот на самой вершине обозначился темный силуэт. Путник, завидев его, чуть сбился с шага, но затем продолжил восхождение.

— Ты оч-ч-чень долго, — голос неизвестного был низок, в нем слышались одновременно шипящие и свистящие нотки.

— Ты пригласил меня слишком поздно, так к чему жаловаться? Говори, зачем пришел?

Тот, кто стоял на вершине, оглянулся. Под слоями ткани было не разглядеть ни лица, ни фигуры, только глаза отсвечивали алым во мраке ночи.

— Не дерз-з-зи мне, с-с-смертный. И будь благодарен, ч-ч-ш-што я выбрал тебя, — прошипел он.

— Счастью моему нет предела, — его собеседник откровенно усмехнулся.

— Дерзишшшь?

— А почему бы и нет?

Существо вроде бы усмехнулось, но сказать наверняка было сложно.

— Мне нравится. Не дает заскучать. А теперь ответь мне: ты тоже чувствуешь это? — существо плавно качнулось сперва в одну сторону, потом в другую, костлявыми руками очертив в воздухе волнообразную линию. — Р-р-равновесие наруш-ш-шено.

— Чувствую, — человек мгновенно утратил всю веселость. — Моя магия выходит из-под контроля, становится нестабильной, но, как мне кажется, увеличивается с каждым днем.

— Догадываешься о причинах?

— Что-то с магическими жилами. События в Дармсуде?

— Это мне в тебе и нравится: ты сообразителен. А теперь я хочу, чтобы ты продолжил думать, — красноглазый приблизился, острый темный коготь потянулся к человеку, хотел подцепить его подбородок, но путник неожиданно отскочил и хлестко ударил по когтистой лапе плетью, созданной из внезапно сгустившегося воздуха.

— Говори, но не касайся, — угрожающе процедил он. — Я смертен, но и ты не вечен, помни об этом.

Существо засмеялось хриплым, лающим смехом.

— Помню-помню: никаких договоров, никакой крови, никаких обязательс-с-ств. Союз равных, а не подчинение. Ну так слушай меня, равный. Я видел подобное уже не раз в сотне других миров: ваша магия теряет связь с тканью мира. Ты знаешь, как легко распустить кружево, если потянуть за незакрепленную ниточку? Храм всех Стихий стал началом. Сила неистовствует, ищет способ залатать брешь, восстановить то, что было уничтожено. Но ей не удастся.

— Почему?

— Потому что равновесие — хрупкая основа всей реальности. Тот, чьи с-с-силы огромны, обязан хранить и поддерживать его. Знает об этом хоть кто-то или нет, но в переплетении четырех стихий есть особый смысл: закрепить то, что иначе было бы разрозненным. Раньш-ш-ше был храм, был император, сейчас нет ни того, ни другого. Но есть ты, — добавил он внезапно.

— У нас будет император, надо лишь подождать, пока мальчик окрепнет.

— А если он не успеет? Его магия так же нес-с-стабильна, как твоя. Даже тебе слож-ж-жно ее сдерживать, а ребенку?

— К чему ты ведешь?

Красноглазый склонился и вперил острый взгляд в собеседника.

— Я могу помочь тебе, — тихо выдохнул он. — Научить, как сделать так, чтобы Стихия отметила своей дланью тебя. И тогда ты станеш-ш-шь тем, кто восстановит равновесие.

— И что тебе нужно взамен?

— Месть.

Повисло долгое молчание. Существо отстранилось, сделало несколько шагов в сторону, опустилось на песок, продолжая сверлить взглядом собеседника.

— Я хочу крови тех, кто стал причиной поражения моего народа в недавней войне. Хочу жизни тех, кто в этом виновен. Они уничтожили то, что мой отец возводил годами. Десятилетиями. Более сотни лет.

— Что это даст тебе?

— Покой. Я буду знать, что ушел в небытие не один.

— Кто именно тебе нужен?

— Все отродья императорской семьи. Все уцелевшие союзники герцога Недоре.

Его собеседник усмехнулся:

— Жадность — порок.

— Ты получишь трон, разве это не прекрасная награда за помощь?