История про одолженную жизнь. Том 3 (СИ) - Иванов Александр Анатольевич. Страница 18

Бывший «папаша» хорошо стоит. Удобно для стрельбы с моей позиции, так, что я могу стрелять свободно, не опасаясь попасть в своего нынешнего «папочку».

Бывший «папа» что-то почувствовал и начал, как в замедленной съемке, поворачивать голову в мою сторону.

— Сука! — только и прошептал он

Раз!

По залу пронесся совершенно чудовищный звук, ранящий не только уши, но и отдающий куда-то в основание черепа. Очень громко. Очень быстрая пуля.

На рубашке бывшего «папаши», в районе живота, образовалось стремительно расширяющееся больше красное пятно. Пуля пробила его тело насквозь.

Два!

Чудовищный звук вновь резанул по моим ушам и позвоночнику в районе основания черепа, а на рубашке бывшего «папаши» расцветало новое кровавое пятно.

Три!

Винтовка имела очень комфортную, даже для моего девичьего тела, отдачу, мягко пиная меня в плечо.

Четыре!

Пять!

Я почти оглох и жутко ныл затылок. Бывший «папочка» упал на пол, а на меня, подняв наконец с пола свой нож, кинулся один из его братьев. Папочка Олечки. Что ж вы на меня постоянно кидаетесь? Что его дочь, что жена, что он сам…

Шесть!

А вот и главный недостаток используемого винтовкой боеприпаса — малое останавливающее действие. «Дядюшка», которого пуля прошила насквозь продолжил движение ко мне.

Семь!

Пуля попала «дядюшке» в район паха и он, моментально потеряв сознание, завалился на пол.

Восемь!

Если не считать совершенно чудовищного звука выстрела в помещении, то стрелять из этого оружия — настоящее наслаждение. Спуск у винтовки просто прекрасен! Хочется нажимать на него снова и снова! Он будто кнопка в какой-то дорогущей шикарной машине в те времена, когда кнопки были еще аналоговыми.

Тугой ход спуска в начале, случайно не выстрелишь, а затем…просто наслаждение!

Девять!

Второй «дядюшка», удерживавший «папаню» сзади, бросился бежать на выход из зала, а толпа, навстречу к которой он бежал, разбегалась кто куда.

Десять!

Я промахнулся, и пуля, срикошетившая от стены задела одну из женщин, находившихся в зале, которая громко скуля повалилась на пол.

Одиннадцать!

Двенадцать!

«Дядя» завалился на пол, забавно дрыгая руками и ногами, непрерывно крича.

Тринадцать!

Четырнадцать!

Пятнадцать!

Боже, как у этого прекрасного оружия, может быть такой ужасный звук выстрела?

Шестнадцать!

Я расстреливал распростёртые на полу тела.

Семнадцать!

В зале кричали. Мужчины, женщины…все! Кричали, зажав уши руками и в ужасе глядя на меня.

Восемнадцать!

Я засмеялся!

Девятнадцать!

…

Тридцать пять!

Я нажал на спуск, но ничего не произошло. Стало быть, в магазине было ровно 35 патронов.

Я практически оглох, от боли раскалывалась голова, в зале воняло сгоревшим порохом, визжали люди.

Почему закончились патроны?! Я хочу продолжать стрелять!

Я заметил, как одна из женщин, дочь «деда», что-то кричит мне с недовольством на лице и машет на меня рукой. Сука! Ненавижу вас всех!

Я вскинул винтовку и наведя на нее зеленый кружок прицела, нажал на спуск. Увы, ничего не произошло. Ничего, кроме того, что она с криком бросилась на пол.

Я засмеялся и навел оружие на одного из мужчин, который завизжав не хуже иной женщины, схватил одну из представительниц прекрасного пола Семьи и выставил перед собой живым щитом.

Я истерично хохотал, продолжая нажимать на спуск, а на выход из зала, бегом, как крысы с тонущего корабля, повалили мои «родственнички», расталкивая друг дружку и затаптывая упавших на пол женщин.

Пол…пол в зале был залит кровью.

Я продолжал хохотать.

— Забери у нее винтовку, — услышал я голос «отца», а затем, позади меня раздался голос Романа

— Будьте любезны, барышня, вернуть мою вещь, — и его руки настойчиво, но аккуратно разоружили меня.

И тут я услышал «бабку», которая подползла к телу одного из трех своих убитых мной сыновей, это было тело бывшего папочки и дико воя, напоминая старую сумасшедшую ведьму, в исступлении вопила мне:

— Проклинаю! Проклинаю тебя! Проклинаю убийцу своих детей! Проклинаю тебя, презренную отцеубийцу! Проклинаю…

Я засмеялся вновь, а мир стал возвращаться к обычно своей скорости.

— Бабушка, — сказал я, немного успокоившись, — твои проклятья бессмысленны, ведь я уже проклята и уже в аду!

Кажется, я на грани сумасшествия. А может быть уже давно за гранью. Впрочем, какая разница, если я буду продолжать жить?

А затем меня что-то укололо! И вдруг стало так спокойно и так захотелось спать, что я не смог сопротивляться своему желанию.

— Кажется, я положила конец восстанию бывшего папочки, и теперь пора спать, — сладко зевнув, сказал я, погружаясь во тьму…

Глава 55

Что со мной? Я нигде и в ничто. Или нет? Где-то там, высоко надо мной, склонились смазанные силуэты. Тени. И звуки, словно эхо. Так далеко и столь близко. Вокруг творится какая-то вакханалия.

Я словно лягушка на дне некоего чудовищного колодца, за которой наблюдают неведомые божества.

Сон? Нет…Если я задаю себе этот вопрос — значит это не сон…Во сне никогда не понимаешь, что спишь. Не сон…Явь? Тоже нет…не может быть такой яви…не должно быть…это какой-то дантов ад…

Я снова мертв?

— Реакция ее организма — нормальная. Пульс учащен, но тоже находится в пределах допустимого, препарат начинает действовать, — донеслось до меня со всех сторон эхо.

Препарат… Что происходит? Думать почему-то стало очень тяжко. Это сложно передать словами, но будто шестеренки в моей голове не смазаны, заржавели и не желают вертеться.

В один миг, все эти тени и силуэты вокруг пришли в движение. Впрочем, нет. Скорее всего не они. И не мир. Это головокружение.

О боже, я будто оказался в безумной центрифуге, в которой тренируют космонавтов. Очевидно, я на чем-то лежу, но…я сейчас упаду, свалюсь в ничто…Боже, я больше этого не вынесу!

Я попытался ухватиться за что-то.

Меня начало мутить. Сильно. Очень сильно. Нет никакой возможности сопротивляться рвотному позыву.

Не могу. И не сопротивляюсь.

Меня начало рвать. Я сейчас захлебнусь в собственной рвоте…Нет! Чьи-то руки приподняли, кажется, мое туловище и наклонили вперед. Головокружение усилилось. До меня вновь донеслось эхо разговоров теней, но я не слушал. Не было сил.

Меня рвало. Ужасно. Как никогда ранее. Мутить стало еще сильнее, хотя казалось бы — это невозможно. Невероятно неприятное ощущение, когда желудок с силой сжимается, пытаясь вытолкнуть наружу свое содержимое…но содержимого в нем нет.

Боже! Прекратите меня вертеть! Во мне не осталось уже даже желчи…новый приступ рвоты, еще страшнее предыдущего.

Я свернулся калачиком. Это ужасно. Я сейчас умру.

И все прекратилось также в один миг, как и началось.

Прекратилось головокружение, а за ним и рвотные позывы. Но тени остались тенями, а эхо их голосов — эхом.

Мне стало хорошо. Так хорошо, как никогда раньше. Губы сами собой, против воли, растянулись в какой-то идиотской улыбке, но я не могу с этим ничего поделать, они меня не слушаются. Улыбка у меня сейчас, уверен, совершенно дебильная… Ну и что с того? Мне наплевать, мне хорошо!

Я хочу смеяться. Я смеюсь. Я хочу болтать, но не с кем… Поговорите со мной кто-нибудь, пожалуйста.

Мне хорошо.

Меня накачали наркотиками? Наверное…, я их никогда не употреблял. Не знаю. Но мне наплевать. Мне хорошо.

Раз я под веществами, то должно быть нахожусь в клинике пограничных состояний…интересно, как там поживает Лев Моисеевич? Клиника — это хорошо. Давно не видел Маргариту… Мне хорошо. Наверное, это и есть пресловутая «консервация». Да в общем — наплевать! Как же хорошо…

В моей голове пронеслись сцены кровавого безумия в зале, где собирался малый Семейный совет. Безжалостная расправа братьев над «папашей»… Остался ли он в итоге жив? Вроде бы, да. Не уверен. Не знаю… А затем, устроенная мной стрельба и мое сумасшествие. Нет, не мое. Это было сумасшествием моего еще детского тела, чья психика в итоге не смогла выдержать всех тех произошедших за короткий срок кошмаров… Нет… Нельзя так. Нельзя спихивать все на Кайю. Нельзя бросать ее одну. Это не было безумием одной лишь Кайи. Это было наше общее безумие, ведь я и она теперь вместе до тех пор, пока смерть не разлучит нас…