Волшебный дом - Герберт Джеймс. Страница 41

Вот что я хотел сказать, но мне самому это казалось смешным. Мидж подумала бы, что я в самом деле свихнулся, и я боялся, что она окажется права. И поэтому промолчал, хотя должен был тогда же все высказать. По крайней мере, Мидж могла бы подумать о собственных ощущениях по отношению к Грэмери, интуитивных догадках, которые не принимало сознание. Но этого не случилось, тогда этого не случилось.

— Обещай мне, что ты снова ляжешь в больницу, Майк, в ту, где лежал раньше. Они знают историю твоей болезни, так что проведут соответствующее обследование и выяснят, все ли с тобой в порядке.

— Ты так говоришь, будто я хронический наркоман, Мидж. Ты же знаешь, что этого никогда не было.

— Ты позволял себе.

— Ради Бога! Лишь при случае, и ничего сильнодействующего. А с тех пор ни разу.

— Ладно, Майк. Не сердись, я не хочу больше ругаться.

— И я тоже. Но давай смотреть на вещи в реальном масштабе — у меня никогда не было привычки к наркотикам. Да, знаю, почти все этим увлекаются, но про меня-то ты знаешь правду. Я видел слишком много загубленных жизней, чтобы меня зацепило.

Ее пальцы жестко впились мне в спину, но поцелуй был мягким.

— Прости меня, что я так взбесилась, ладно?

— Мне не в чем тебя упрекнуть — Бог знает, как все это выглядело.

Я вернул ей поцелуй, радуясь, что стена рухнула (частично рухнула: меня все еще не отпускали смутные, зловещие образы, и Мидж тоже, хотя тогда я этого не знал). Сменив тему, чтобы не увлечься, я сказал:

— По пути домой я пытался дозвониться тебе, но тебя не было. Где ты пропадала?

— Я гуляла далеко от дома.

— Под дождем?

— Слабый дождик мне не мешал. Мне нужно было выйти из четырех стен, походить среди деревьев, ощутить траву под ногами. Вчера весь день и сегодня утром я работала у мольберта, и мне требовалось проветриться.

— Так ты ходила в лес?

— Да. Хочешь верь, хочешь нет, но я умудрилась заблудиться и снова оказалась у Крафтон-холла. — Она понизила голос, словно не желая развивать эту тему.

Но я, естественно, настоял:

— Ты хотела сказать — у синерджистского Храма,его больше не называют Крафтон-холлом. И что ты там делала? Спустилась к нему?

— Я подумала, что просто зайду поздороваться — ведь они были так добры к нам в субботу. Я подумала, им интересно, как твоя рука.

— Да? И кого ты там видела? Джилли, Кинселлу?

— Я видела Майкрофта.

— Я понимаю, что это таинственная личность но ты что-то к нему зачастила.

— Я виделась с ним всего два раза, Майк.

— Вдвое больше, чем с местным викарием.

— Ну, с ним-то кто захочет встречаться?

— Наверное, наш преподобный и не догадывается, как расстроил тебя — точнее, нас обоих — своим отвратительным рассказиком. Он, видимо, думал, что это сделает Грэмери еще интереснее для нас — знаешь, добавит колорита.

— Да уж, добавило, и еще как! Я теперь вся дрожу, когда утром спускаюсь на кухню и гадаю, не сидит ли кто-то за столом.

Я не упомянул о таких же своих содроганиях.

— Выбрось это из головы. Ты же не веришь в жмуриков-призраков.

— Не в том дело. Я не верю, что со смертью все заканчивается — должно быть что-то еще, что придает всему этому смысл. Нельзя вот так существовать, а потом не существовать, иначе вся наша деятельность, все наши старания были бы бесцельны.

— Ну, этого нам не узнать, пока нам не закроют веки, правда? Признаться, в данный момент мне это и не очень любопытно.

— Майкрофт сказал, что это можно узнать. Или хотя бы получить представление о том, что с нами будет после смерти.

— Ох, Мидж, ты ведь не попадешься на такое дерьмо, правда? «Есть тут кто-нибудь? Дядя Джордж, ты слышишь меня? Есть ли среди сидящих за столом кто-нибудь, у кого была седая бабушка, которая умерла в последние лет двадцать?» Ты шутишь!

— Нет, не эта чепуха Я не связываюсь со всяким актерским спиритизмом. Он ничем не лучше религий, которые только издеваются над верованиями людей. — Она помолчала, словно в нерешительности, продолжать или нет. Потом сказала: — Майкрофт учит, что когда наша душа действительно настроится на Божественный Дух, то ум может стать более восприимчивым, чем когда бы то ни было. Он верит, что нашу духовную силу можно объединить с вечной сущностью тех, кто жил раньше.

Вырвавшийся у меня еле слышный стон на мгновение прервал ее.

— Нет, Майк, не примитивными и не шарлатанскими способами, что практикуют так называемые медиумы и прочие в этом роде, а в более истинном смысле, только через знание. Возможно, это еще менее телесно, чем голоса и передвигание предметов, или даже видения, но именно потому более чисто и неискаженно. Никакой ловкости рук, никаких иллюзий, а только взаимный контакт между психическими энергиями, где Майкрофт выступает проводником, или, если хочешь, толкователем. Словами это не объяснить, тем более мне. В это нужно поверить.

— Готов поспорить, ты сама поверила Могу держать пари, что весь его культ основывается на подобной слепой вере. Как ты могла всерьез его слушать?

— Я не говорила, что верю. — В ее голосе слышалось напряжение. — Но его рассуждения интересно слушать, и если достаточно широко мыслишь, то в идеях его много разумного. Ты должен сам послушать, Майк, — послушать его, не меня. И скоро поймешь, какой это замечательный человек.

— Нет уж, спасибо, пожалуй, я лучше останусь при своем невежестве, самим собой.

— Мне следовало предположить, что иного от тебя и нельзя ожидать. Вечный циник, навсегда запакованный в собственное неверие. Тебе надо иногда хоть на шаг выходить из этого насмешливого мирка, Майк! Только попытайся, и ты кое-чего достигнешь.

— О Господи, он в самом деле на тебя повлиял!

Мидж отвернулась от меня рассерженным, неприязненным движением, и я тут же пожалел о своем пренебрежении, впрочем, оправданном, поскольку я говорил что думал. Я положил руку ей на плечо и почувствовал, что Мидж содрогается от рыданий.

— Мидж, извини, я не хотел так тебя расстраивать. Наверное, наши биоритмы вышли из синхронности, а?

«Хватит трепаться», — предостерег я себя и прижался к ней сзади всем телом, и мы прильнули друг к другу плотно, как ложки, уютно, как китайские инь и янь. Мне хотелось, чтобы и наше отношение друг к другу в этот момент было так же покойно.

— Мне тоже следовало знать, что ты всегда стремишься к новым идеям и философиям, не обязательно принимая их. Это всегда было одним из твоих достоинств — способность воспринимать чужие мысли и обдумывать их.

Я ожидал услышать от нее «не подлизывайся» — обычную реакцию на мои комплименты, — но она была действительно расстроена.

— Может быть, я неправильно понял Майкрофта и его сотоварищей. Наверняка они совершенно искренни в своих верованиях, но не могла же ты ожидать, что старый закоренелый циник вроде меня проглотит их учения, правда?

Всхлипы.

— Давай поговорим, — продолжал я. — Расскажи еще что-нибудь, и, может быть, я изменю воззрения. В прошлом это всегда у нас срабатывало, правда?

Она заговорила, но не повернулась ко мне.

— Майкрофт сказал, что поможет мне связаться с моими родителями.

Я был слишком ошеломлен, чтобы сразу что-либо ответить, и, возможно, к лучшему. Но в конце концов сказал:

— Ах ты маленькая... — и тут же почувствовал, как она напряглась.

Но я был настойчив и развернул ее лицом к себе. Нам действительно нужно было кое-что обсудить...

Когда я проснулся позже, было темно, хотя ясная луна где-то за пределами видимости старалась рассеять тьму; свет из окна делал лоскутное одеяло одноцветным. Я повернулся к Мидж и по ее ровному дыханию понял, что она глубоко спит.

Раньше я пытался сдержать свой пыл и не высказал всего, что хотел, о Майкрофте и его сумасшедших учениях. Знаю, трусливым способом, но я стремился залатать глупую трещину между нами, которая все расширялась. Беда в том, что Мидж приняла мой отказ от спора за оправдание и еще больше воодушевилась идеей связаться с родителями через морочащих себе и всем головы синерджистов. Я попытался потихоньку натянуть волоки, но она вскоре закусила удила, захваченная мыслью действительно «поговорить» со своими родными, как будто могла каким-то колдовским образом успокоить их души. Дело в том, что их смерть была нелегкой, они не просто уснули вечным сном, и Мидж имела несчастье думать, что каким-то образом трагические обстоятельства их смерти не позволяют им успокоиться в их последующей жизни (какова бы она ни была).