Великан (ЛП) - Слейд Стюарт. Страница 36

Всего насчитывалось пять машин. Два «Хеншеля», два «Порше» и командная. Неплохая подвижная группа, но маленькая — если размах бедствия хоть немного соответствует его опасениям.

Непосредственно перед тем, как они тронулись, полыхнуло вновь. На этот раз в направлении Аахена. Менее ярко из-за расстояния, но Люп отметил, как люди мгновенно спрятались в тень. Снова жестоко содрогнулась земля, через несколько секунд пришла ударная волна. На горизонте стал расти ещё один гриб. Пока они добрались до Дюрена, он насчитал в разных местах полтора десятка таких зловещих знаков. В любом случае это не случайное происшествие.

От холма над городом Дюрен выглядел печально. Масштаб катастрофы трудно было переоценить. Весь город затянуло желтоватым дымным светом. Повсюду полыхали пожары и постоянно вспыхивали новые. Всего за пять минут Люп увидел, как полоса огня делит город надвое. Над одной половиной солнце ещё светило ярко, над другой нависала тьма. И она непрерывно наползала на Дюрен, прямо на глазах.

Луп обратил внимание на необычный дождь. Он пошёл прямо сейчас, чёрный и липкий, пристающий ко всему. Капли, упавшие на деревья и листья, оставались, покрывая всё чёрной плёнкой. Когда они попали на форму, ткань потемнела. Дождь прилипал к открытой коже, вызывая сильный, грызущий зуд. Майор попытался стереть капли салфеткой, но лишь убедился, что они въелись. Как и сатанинский напалм амеров, смыть его оказалось невозможно.

Их маленький конвой поехал дальше к городу. У предместий они встретили обезумевшего голого человека, бегущего прочь. На голове он держал железное ведро, будто скрывая лицо. Люп остановил машину. Человек сильно обгорел и едва держался на ногах. Он раз за разом повторял, что мать разбудила его утром, и что он мыл руки, когда это случилось, а мать была на третьем этаже их дома и её сдуло взрывом. Солдаты попытались снять ведро, но он сопротивлялся. Кричал, что не хочет ничего видеть — неважно, что происходит, просто не хочет. Когда они всё-таки сняли жестянку, им открылось столь опухшее лицо, что нельзя было сказать, открыты его глаза или закрыты. Пока отряд стоял, майор слушал, как стонет и завывает воздух, хотя после взрывов наступила тишина. Загадка. Колонна тронулась дальше, по гребню небольшой гряды холмов.

Дальше, вдоль берега Рура, лежал городской парк. Проезды и мосты были заблокированы стволами упавших деревьев и стали почти непроходимы. Проехать на обычных грузовиках здесь не получилось бы, даже БТР с трудом смог. Искорежённые стволы обуглились с той стороны, которая смотрела к центру города. С противоположной листва уцелела, но уже желтела и умирала. Какая-то лучистая энергия, подумал Люп. Обычно деревья не гибли так быстро. Они до последнего боролись за жизнь, даже переломанные артиллерией стремились выбросить новые побеги. Но здесь сдались не только деревья. Трава и кустарники или почернели, или обуглились, или болезненно пожелтели.

В этот миг майор увидел источник звука. Это был вовсе не ветер. Парк переполняли сотни, а может и тысячи жутко обожжённых, травмированных людей. Волосы жертв скрутились или превратились в пепел, лица опухли и побагровели от ожогов. С открытых ран свисали клочья кожи, одежда обуглилась. Все были окровавлены. Многие лежали на ставнях, служивших носилками. Они были похожи на призраков. Внутренние органы выпирали из-под рук, в тишине раздавались стоны, крики, кто-то неподвижно и молча сидел, ожидая смерти. Люп раньше видел обгоревших. Он вытаскивал солдат из горящих бронемашин, видел жертв ненавистного напалма, но никогда не сталкивался с подобными повреждениями. Выражение «обжечься до кости» было ему знакомо, но как-то раньше не приходилось видеть.

Повсюду простирался ужас в чистом виде. В одном месте сидел человек, у которого с верхней половины тела слезла кожа. У женщины рядом выпали глаза, и она кровоточила всей поверхностью тела. Рядом — мать и ребёнок, словно освежёванные. Отец стоял неподвижно возле них, исполосованный чем-то до кончиков пальцев. Прямо у дороги лежала группа старшеклассников из местной гимназии. Они были на улице, когда упала бомба. Ожоговые пузыри уже начали лопаться, обвисая как тряпки. У некоторых обгорели ступни, там где раскалённый тротуар прожёг обувь. Люп то и дело слышал винтовочные выстрелы. Его солдаты, преодолевая ужас, творили единственно доступное милосердие для тех, чьё состояние было слишком тяжело.

Потрясённый до глубины души, майор отдал приказ трогаться и ехать в центр города. Здесь они ничего не могли сделать. Размах бедствия оказался слишком велик. Ни помочь, ни облегчить страдания. Может, в самом городе получится чем-то помочь. Ошеломленные, молчаливые бойцы уселись по машинам и переехали через Рур по железнодорожному мосту. По счастливой случайности он хоть и накренился, и горел, всё же устоял и вполне мог выдержать вес тяжёлой бронетехники. Рельсы с моста сдуло, а ударная волна, отразившись от воды, приподняла полотно сантиметров на тридцать. Фермы оплыли, как горячая ириска. На бетонной отмостке остались тени от сгоревших человеческих тел, а по другую сторону, на водяном баке, контуры расплавившихся кранов.

Внизу, у реки, люди набирали воду. Но она была хуже цианида. Сверху солдаты видели комья странной радужной пены на поверхности. Те, кто пил эту воду, быстро умирали с криками и конвульсиями. По реке плыли тела тех, с кем панцергренадёры завтракали всего несколько часов назад. Теперь их несло вниз по течению, со вздутыми животами и искажёнными лицами. Люп предположил, что они прыгнули в воду, чтобы спастись от палящего жара. На мосту стояли четыре брошенные лошади, поникшие головами, с обширными ожогами на боках. Майор со своими людьми съел достаточно лошадей, чтобы сразу распознать запах жареной конины. Однажды ему повезло раздобыть «Парабеллум» вместо дрянного «Вальтера». Теперь он пристрелил из него страдающих животин.

Впереди по обе стороны дороги лежало бесчисленное множество мертвецов. БТРы ехали дальше. Майор увидел женщину, ноги которой зажало большим бревном от горящего дома. Она не могла выбраться и звала на помощь, но рядом никого не было. Все спасались как могли. Солдаты подняли бревно тросом, но женщина умерла, как только тяжесть исчезла.

Ближе к центру появились целые толпы обожжённых людей, ищущих спасения. Но их окружили пожары. Дома горели, перекрыв все возможности бегства. Одежда обуглилась дочерна, кожа воспалилась и обмякла, будто виниловая пластинка под солнцем. Чёрный дождь и пепел терзали Люпа, но даже так он не представлял, что чувствует человек в таком состоянии. Он видел ослепшего ребёнка, глаза которого стекали по щекам как слёзы. С криком «Мама, забери меня!» он пробежал дальше, упал и умер. Череда людей ковыляла навстречу, по сумеречной улице, подсвеченная только огнями горящих зданий. Каждый держал руку на плече идущего впереди. Майору показалось, что они одеты в закопчённое рваное тряпьё, но потом рассмотрел — это клочья их плоти отходили от костей. Визжащий грохот турельного MG-42 опередил его приказ всего на долю секунды.

Должно быть, горожанин услышал стрельбу, так как выбрался из-за груды развалин. Он явно успел частично укрыться, левая часть его тела обгорела, а правая осталась нетронутой.

— Стрелять из пулемёта в черте города строго запрещено! — честно сказал он и истерично расхохотался, а потом сказал, чтобы они здесь ничего не трогали. Бедный безумец, подумал Люп, пожалуй, свихнуться — единственный разумный шаг.

Теперь они ехали через часть города, где здания разрушились и полегли в стороны от центра. Будто бетон и кирпич могли сбежать от ярости того, что уничтожило Дюрен. Внутри, под пылающими завалами, оставались люди. Одним из последних уцелевших строений было региональное отделение «Дойче Банка», примерно в восьмиста метрах от места взрыва. На каменных ступенях отпечатался тёмный силуэт человека. Скорее всего, он сидел задумавшись, опустив локоть на колено и подперев рукой подбородок. Может, ему сказали, что его кредит превышен, и требуется взнос. Может, он думал о том, кто из его друзей может помочь деньгами. Невероятная вспышка взрыва запечатлела контуры фигуры, отметив миг смерти.