Оборотень (СИ) - Йонг Шарлотта. Страница 42

Тут голос ее прервался, и она зарыдала.

– Малютка, малютка, – сказал король, – тебе жаль бедного Ричарда, а?

– О, сэр! – только могла она сказать.

– И тобою недовольны, мне говорят, потому что моя дочь хотела сманить тебя вместе с собою, – сказал Яков, – и ты считала себя обязанною сохранить ее тайну. Ничего; это был трудный вопрос в деле совести; и верность стала редкостью в наше время. Теперь мы будем знать, кому можно доверять. Можешь ли ты продолжать? Я хочу научиться, как «отдать корону моими собственными руками».

К счастью для нее, в этот момент к королю пришли с новыми известиями, и она должна была удалиться, вся охваченная каким-то восторженным чувством жалости и преданности, которое она должна была излить в слезах.

Она знала, что королевская немилость кончилась; но те немногие, еще оставшиеся здесь, из бывших с нею раньше, благодаря ее сдержанности, продолжали смотреть на нее с недоверием, как на изменницу и еретичку.

Почти все это время Вайт-Голь находился в осаде; под окнами постоянно раздавались крики мятежной толпы: «Долой папу!», хотя она пока не шла далее этого. Министры и другие придворные посещали дворец, но монахи и дамы не смели показываться наружу, опасаясь быть узнанными и подвергнуться оскорблениям, а то и хуже того. Дурные вести приходили чуть не каждый день; но о переезде принца Вельского во Францию не было никаких известий. Однажды Анна получила от дяди письмо, которое сильно обрадовало ее.

«Милое дитя мое, насколько я мог узнать, твои занятия при дворе кончились, если верно, что принц Вельский в Портсмуте, ввиду его отправки во Францию, но, как говорят, моряки намерены воспрепятствовать, увозу наследника престола в чужую страну. Я боюсь, что ты находишься в состоянии сильного сомнения и беспокойства, но мне нет надобности увещевать достойную своей матери дочь, чтобы она оставалась верной своему долгу и Божьему Помазаннику во всем, что будет законно. Если ты будешь в затруднении без пристанища, поезжай в дом сэра Теофиля Огльторпа, или к моему старому другу дину Вестминстера, и как только я получу от тебя известия, я постараюсь приехать в город, чтобы взять тебя в тот дом, который совсем опустел без своей молодой хозяйки».

Это письмо сильно оживило Анну; теперь у нее появилась надежда, и она с новой энергией принялась заканчивать нарукавники и перевязь для своего дяди, начатые ею раньше, и с удовольствием думала о скором свидании с ним в Винчестере, где он тогда находился, так что возвращение к ужасному подземелью было отодвинуто на некоторое время. Всякие дальнейшие попытки к ее обращению теперь прекратились. Все были заняты другими заботами, и из числа католических монахов, находившихся при дворе, время от времени тайно отправляли за границу несколько человек: против которых было настроено общественное мнение. Всеми оставленная, Анна часто вспоминала совет д-ра Кена, что преданность Богу должна быть прежде всего.

Глава XIX

БЕГСТВО

С каждым днем приходили все более и более печальные вести в это место ужаса и отчаяния. Было получено известие, что лорд Дармут, под влиянием собственных колебаний и ропота во флоте, не решился отправить юного принца во Францию, вследствие чего было послано приказание привезти ребенка назад. После того произошла ужасная тревога. Сообщили, что на небольшой отряд, посланный для сопровождения его, напала чернь при въезде в Лондон, так что они были рассеяны и пробирались в одиночку.

Король и королева провели четверть часа ужасного ожидания, в то время, как в полном отчаянии они оба стояли на коленях перед алтарем в мольбе за ребенка, может, уже находившегося в руках толпы, от которой нельзя было ожидать жалости даже к невинному младенцу. Вряд ли кто, видевший тогда бледное, полное отчаяния лицо Марии Беатриче или горе, написанное на суровых чертах Якова, мог сомневаться, что это действительно был их ребенок.

Все католички из свиты молились вместе с ними. Анна, строго держась своего религиозного принципа, не входила в часовню, но тем не менее она горячо молилась в своей комнате за спасение ребенка и за его несчастных родителей. Наконец, послышался шум шагов на лестнице, и Анна увидела какого-то просто одетого человека, который отвечал с ирландским акцентом на вопрос короля, поддерживавшего рукою королеву. К счастью, посланные на встречу разошлись с принцем Вельским. Они должны были вернуться в Лондон, не встретив его, так что он избежал этой опасности.

Радостный крик вместе с рыданиями облегчили измученное сердце королевы, и обрадованный Яков поблагодарил начальника отряда, ожидавшего вместо того строгого выговора.

Через некоторое время явился другой посланный с известием, что лорд и леди Повис остановились с ребенком в Гильфорде. Французский дворянин, мсье де С-т-Виктор, по слухам, взялся доставить его в Лондон. Никто не мог спать в эту ночь, кроме короля; и королева, чтобы не дать повода к подозрениям, должна была выдержать мучительную церемонию укладывания в постель.

Все дамы из ее свиты сидели или лежали, раздеваясь на своих кроватях, слушая, как дворцовые часы били час за часом.

Наконец, около трех утра, послышались оклики часовых. Все поднялись и толпою устремились к заднему входу. Король и королева вместе сходили с лестницу которая вела в его гардеробную, в осторожно открутую дверь вошла фигура, закутанная в шубу; развернув последнюю, увидели лицо спавшего на ее руках ребенка, закрытого мехом от декабрьского холода.

Вне себя от радости, королева схватила ребенка на руки, а отец разбудил его своим горячим поцелуем, С-т-Виктор счел более безопасным, чтобы сопровождавшие его явились во дворец постепенно, утром; так что кроме Анны никого не оказалось из штата детской. Пища уже грелась для него в его комнате, куда тотчас же и понесли его. Королева держала ребенка на руках, между тем как Анна кормила его; он улыбался ей и протягивал ручки.

Вошел король и смотрел в молчании на эту сцену.

Через некоторое время он сказал:

– Она сохранила одну тайну, мы можем теперь доверить ей другую.

– О нет, не теперь! – умоляла его королева. – Теперь со мною мои оба сокровища; дайте мне успокоиться над ними.

Король ушел со слезами на глазах, в то время как Анна укачивала ребенка. Она удивлялась, хотя не смела спросить королеву, куда девалась его мамка – жена кирпичника; но потом она узнала от мисс Дюнор, что эта женщина до того перепугалась криков не верившей в подлинность ребенка толпы и вида моря, что совершенно обезумела от страха, и умоляла отпустить ее домой; при этом она оказалась бесполезной (может быть, и намеренно), так что бедного ребенка должны были сразу отнять, и благодаря этому, он был чрезвычайно беспокоен во время дороги, но, по-видимому, он позабыл теперь о всех своих невзгодах и целый день спокойно пролежал на руках Анны.

Только вечером Анна узнала о значении слов короля. В то время как она ходила взад и вперед по детской, забавляя маленького принца то видом из окна, то отражением его собственного лица в большом зеркале, в комнату вошла королева с заплаканными глазами и сказала ей, протягивая руку и уверившись, что в комнате никого не было:

– Дитя, король хочет оказать вам большое доверие. Он хочет, чтобы вы сопровождали меня сегодня вечером во Францию в целях безопасности этого маленького ангела.

– Воля вашего величества, – отвечала Анна. – Я сделаю все, что могу.

– Так сказал и король. Он был убежден, что дочь храброго моряка окажется достойной его доверия, к тому же, вы говорите по-французски. Это хорошо, потому что нас будут сопровождать мсье де Лозан и де С-т-Виктор. Будьте готовы к полуночи. Леди Стриклэнд и добрая Лэбади расскажут вам все остальное, но не говорите об этом никому более. Теперь вы свободны, – добавила она, взяв ребенка на руки и направляясь с ним в комнаты его отца.

Сердце молодой девушки наполнилось гордостью при таком доверии и ласковых словах короля, и она старалась подавить в себе всякие сомнения о неясном будущем. Она нашла м-рис Лэбади лежащей на кровати с открытыми глазами и безуспешно пытавшейся отдохнуть после двух томительных ночей, та рассказала ей, что побег из дворца назначен на полночь и что с королевой и принцем будет только она и Анна; хотя лорд и леди Повис, леди Стриклэнд и итальянки, фрейлины королевы, встретят их на яхте, ожидающей в Гревзенде. Няня советовала Анне взять с собою только самые необходимые вещи в ручном дорожном мешке, который можно спрятать под теплым верхним платьем, и чтобы все принадлежности своего туалета она поручила м-ру Лэбади, который отправит их с багажом остальной свиты, а через день и сам уедет вместе с королем. Конечно, какие-либо сомнения или отказ не могли прийти ей в голову при таких обстоятельствах, и Анна чувствовала себя польщенной, что на ее долю – семнадцатилетней девушки – выпадало такое важное поручение. У нее было только одно желание, – написать о себе дяде. М-рис Лэбади находила это небезопасным, но сказала, что она может оставить письмо ее мужу, который, если представится случай, отправит его после их отъезда: но что в нем ничего не должно быть упомянуто о планах короля.