Нет места под звездами (СИ) - Кос Анни. Страница 75

Мушарафф тяжело вздохнул и махнул рукой, приглашая чужака следовать за ним в кабинет.

— Мы не обсудили вопрос оплаты, — уже совсем деловым тоном начал он. — Я очень благодарен вам, и хочу доказать это не только словом, но и золотом.

— Вы должны мне лишь пять монет, — легко улыбнулся Малкон и тут же пояснил: — За горючее масло и сухие дрова.

— Но, — работорговец был растерян… — Я думаю, что всякое дело заслуживает оплаты. К тому же, я не привык чувствовать себя чьим-то должником.

— Я не приму от вас иных денег, сверх названных. Но, возможно, со временем попрошу об услуге. Пока не знаю, о какой, да и наступит ли это время когда либо. Могу лишь заверить вас, что речь пойдет не о том, чтобы нарушить закон — в этих делах мне не нужны помощники. Но жизнь крайне сложна и запутана, а дороги судьбы, подчас, непредсказуемы.

Мушарафф задумчиво провел рукой по аккуратно подстриженной бороде, и хотя осторожность требовала от него немедленно отказаться и настоять на закрытии сделки, что-то удержало его, заставило промолчать. В конце концов он поклонился, прижав руку к сердцу и торжественно произнес:

— Двери моего дома всегда открыты для вас, господин. Я буду помнить о нашем договоре.

И вот теперь, глядя в тревожные глаза незваного гостя, Мушарафф размышлял, не допустил ли он в тот вечер очередной ошибки.

***

— Понимаю, что прошу вас об огромной услуге, вряд ли сопоставимой с размером долга. Но, поверьте, речь идет о сохранении жизни, а быть может — и не одной, — с напором произнес незваный гость.

— Я обещал вам свою помощь и только свою. Не впутывайте сюда никого постороннего, тем более — императрицу, — немного резче, чем хотелось, произнес Мушарафф. — Вы даже не представляете, каким змеиным логовом оказался Золотой Двор. Малейшее неверное движение — и полетят головы. И хорошо, если моя или ваша. А если пострадает Арселия?

— Мне известно гораздо больше, чем вы думаете. Именно поэтому я прошу о помощи вас: вы наверняка подберете верные слова, скажете то, что не может быть сказано вслух.

— Да во имя всех стихий, зачем мне это нужно? Сам факт того, что сестра императора имеет тайные дела с наемником из городских отбросов уже вызывает подозрения. Боюсь даже представить, что может связать столь разных людей, но уверен в одном: госпожу Арселию это не касается. Она и так многие годы идет по краю пропасти.

— Вы о безумии сиятельного? — тихо уточнил Малкон. — Я видел это собственными глазами. И знаю, на что способен Сабир в гневе.

— Замолчите! — побледнел Мушарафф. — Не желаю слышать подобных речей. Это измена и предательство. Я всегда держался в стороне от политики, и буду делать так и впредь. Готов забыть ваши неосторожные слова и не передавать их никому, но более никогда не произносите подобного в моем доме.

Повисла неловкая пауза. Мушарафф в итоге только безнадежно махнул рукой и сел на мягкий диван

— Не могу понять, почему вам так важно передать это послание.

— По той же причине, по которой вы хотели спасти ту девушку: она беззащитна, один на один с силами, против которых ей не выстоять.

— Это не все, — покачал головой седовласый.

— А если скажу, что люблю леди Мейрам? — Малкон смотрел прямо в глаза старому работорговцу. — И что она любит меня. По крайней мере любила когда-то, и в память об этом я хочу сделать все возможное, чтобы спасти ее.

— Любовь? — Мушарафф даже головой покачал. — Как вы молоды, как наивны! В ее мире нет места чувствам. Они — слабость, уязвимость, опасная прореха в броне посреди битвы.

— Не важно. Вы поможете?

— Нет.

— Я ведь могу заставить вас, — голос Малкона приобрел угрожающий оттенок. — Могу дать знать о наших с вами общих делах некоторым любопытным… И погубить вашу репутацию, а, может, и жизнь.

Мушарафф вскочил на ноги и сжал кулаки, мысленно проклиная себя за то, что вообще связался с этим человеком.

— Вы не сделаете этого!

Малкон хмурился, мысленно взвешивая все "за" и "против". В душе его клокотал гнев, однако сквозь негодование пробилось понимание: работорговец просто пытается защитить еще одного дорогого для себя человека. Раньше бы это вызвало у Малкона только одобрение, но сейчас… Ему действительно хотелось выполнить свою угрозу. Когда же он настолько изменился, что стал готов толкнуть в пропасть человека всего лишь за попытку поступить по совести?

— Не сделаю, вы правы, — наконец произнес он и тоже поднялся. — Хотя видят стихии, мог бы.

Он сухо кивнул, развернулся и вышел из комнаты, оставив Мушараффа в одиночестве. На столе сиротливо белела забытая ночным гостем коробочка. Прошло не менее получаса, прежде чем работорговец решился взять ее в руки и открыть — внутри лежала аккуратно свернутая лента для волос. На ее темно-синей шелковой поверхности серебряной россыпью горели звезды.

Седовласый мужчина еще некоторое время рассматривал украшение, пребывая в глубокой задумчивости. А потом, тихо выругавшись себе под нос, позвонил в колокольчик, стоявший на столе. На звук в комнату тут же явился юноша-слуга и склонился в ожидании приказания.

— Приготовь для меня на завтра нарядную одежду и будь готов сопровождать меня во дворец. Я должен нанести визит матери наследника.

***

— Рада видеть вас. Вы стали у меня редким гостем.

— Сиятельная госпожа, не смел тревожить вас без повода, — бывший хозяин склонился перед Арселией почти до земли. — Простите, если расстроил вас долгим отсутствием.

— Ожидание делает встречу еще приятнее.

Императрица вернулась в столицу по настоянию супруга. Гарем, от которой сиятельная госпожа успела отвыкнуть, встретил ее молчаливой неприязнью и показной почтительностью. Еще недавно Арселия бы закрыла на это глаза, но почему-то именно в этот раз ее терпение оказалось почти исчерпанным.

Дармсуд колотило, словно больного в лихорадке. Императрица чувствовала себя лишней среди этого царства войны и смерти, где только ленивый не обсуждал успехи войск Сабира. Люди видели в происходящем лишь блеск и славу победы, Арселия же молча подсчитывала жизни, которыми эта победа была куплена. Разумеется, делиться своими мыслями с кем-либо она не спешила, и от этого сохранять невозмутимость становилось тяжелее с каждым днем. Ей, супруге императора, не пристало выказывать свои тревоги прилюдно.

Радовало только то, несмотря на жесткие требования этикета и регламент, которым сопровождалась ее жизнь во дворце, принимать гостей ей не запрещали. Однако визитеров было немного и каждому она радовалась, как настоящему подарку судьбы.

Сегодня небо затянуло невесть откуда взявшимися облаками, над горизонтом клубилась синь, обещая скорую грозу, и Арселия предпочла насладиться свежим ветром на террасе сада.

— Приближение бури всегда завораживает, — она дождалась, пока молчаливые служанки поставят на невысокий столик угощение, и дала им знак отойти чуть подальше. — Глядя на это облачное великолепие, забываешь обо всем. Но мне кажется, вы хотели поведать мне что-то занимательное.

— Сиятельная госпожа видит гораздо больше, чем я хотел бы показать, — слегка смутился Мушарафф. — Должен признать, что сюда меня привел стыд и раскаяние.

— Что же предосудительного вы совершили? — удивилась Арселия, честно попытавшись вспомнить хоть что-то полезное из сотен дворцовых сплетен и кривотолков.

— Увы, всему виной мой возраст, моя госпожа. Старость уже прокралась к порогу моего дома, она заставляет меня совершать досадные ошибки, — он дал знак своему слуге приблизиться. Невысокий юноша поставил на столик резную шкатулку, которую работорговец тут же открыл и развернул так, чтобы госпожа могла изучить содержимое. — Недавно в город прибыл караван одного моего старого друга, он собиратель редкостей и в этот раз побывал на самом юге, навестив поселения пустынного народа и отыскав там множество красивых безделиц. А я, к стыду своему, совершенно позабыл, что вы родом из тех мест. Возможно, что-то из этих скромных даров принесет радость вашему сердцу. Знаете, я ведь отлично помню нашу с вами первую встречу: в тот жаркий солнечный день ваш дом подарил мне долгожданную прохладу и защиту от зноя.