Вторжение - Герберт Джеймс. Страница 58

Брайс уселся на койке, и все вокруг, кому позволяло состояние, проделали то же самое. Все были не просто испуганы, но впали в какой-то шок. Одна женщина вдруг пронзительно завизжала, увидев, что вода подмачивает ее матрац.

Небольшие волны стали захлестывать край одеяла Брайса, и он отодвинулся назад, к стене. Когда спустя мгновение вся эта битком набитая койками палата стала раскачиваться в безумном ритме маятника, он все еще не мог прийти в себя. Кто-то бултыхнулся вниз рядом с его койкой, и Брайс вздрогнул от укуса ледяной воды в щеку. В воду стали падать и другие, а Брайс, подтянув ноги, скрючился там, в темноте, между своей и верхней койкой, увертываясь от брызг, как будто это были капли кипятка.

Больные возмущенно кричали у запертой двери, отталкивая друг друга, чтобы выскочить первым.

Брайс догадывался, чем грозит все это, но он был не в состоянии даже выговорить те слова, которые предостерегали бы этих людей. Он только поднял свою изувеченную руку, глаза его заклинали их остановиться, а рот открылся в скрежещущем крике. Но этот звук был слишком слаб, чтобы его услышали.

Вдруг дверь рывком распахнулась, и ворвавшийся в нее поток воды отшвырнул всех назад. В считанные секунды вода дошла Брайсу до плеч, и ему пришлось переползти с нижней койки на верхнюю. Вокруг него, сражаясь с потоком, барахтались едва различимые фигуры, тяжелые железные койки сдвинулись с места. Сначала медленно, подобно огромным, неповоротливым животным, но вскоре напор воды стал так силен, что койки стали опрокидываться, разламываться, откатываться к углам палаты.

Брайса сбросило вниз, и легкий шок, который он получил, уйдя на мгновение под воду, окончательно выбил из него застрявшие в теле остатки наркотика. Он поднялся, отплевываясь и кашляя, путаясь в чужих руках и ногах, отталкивая их, как и они отталкивали его. Двухъярусная койка опрокинулась на него, и он снова оказался под водой, задыхаясь от ее отвратительного вкуса. Железный каркас койки тяжело лежал на его груди.

Брайс попробовал бороться с этим весом, но во время этой борьбы сквозь охватившее его чувство ужаса пробился какой-то голос, спокойный и вкрадчивый.

– Зачем утруждать себя борьбой? – спрашивал голос. – Зачем сопротивляться, если смерть неизбежна?

Брайс попытался сбросить с себя металлическую койку, но тут подплыл матрац и опустился ему прямо на лицо, словно стремясь удушить по тайному сговору с водой.

– А чем плох такой вариант смерти? – лукаво спросил внутренний голос. – Уж это будет получше, чем безумие и боль.

Койка приподнялась на несколько дюймов, потом снова тяжело опустилась, будто к ней добавился новый вес. А может быть, просто кто-то взобрался на нее, спасаясь от наводнения?

– Всего-то одна-две неприятные минуты, прежде чем погрузиться в сон, в сон, более глубокий и мирный, чем любой из твоих прежних снов. Его уже никогда и ничто не прервет, ничто и никогда не посягнет на него. И никогда уже тебя не потревожит эта жизнь.

– Да, – отвечал голосу Брайс, – это было бы так хорошо, так желанно. Но вот эта боль, как мне перенести ее сейчас?

– Легко. Ты только не сопротивляйся этому, ведь это тайна, это выход. Всего лишь несколько неприятных мгновений, а потом ты поплывешь. Вот увидишь.

– Я что, уже сошел с ума? Неужели эта болезнь ударяет так быстро?

– Нет-нет, ты не сошел с ума. Просто такое бесхлопотное умирание будет самым мудрым из всего, что ты когда-либо сделал.

– Но мои легкие рвутся на куски. Они болят, болят!

– Это ненадолго. Дыши в воде. Один глубокий вдох – и больше не будет никакой боли. – Я не могу. Я боюсь.

– Это легче, чем ты думаешь.

– Кто ты?

– Я твой друг. Я – это ты.

– А ты останешься со мной?

– Всегда.

– Навеки…

– И во веки веков...

– ...аминь?..

– ...аминь…

Огромным пузырем последний воздух судорожно вышел из тела Брайса, и хотя он в ужасе еще пытался кричать, хотя его руки и голова еще бились в воде, боль, как и обещал внутренний голос, была недолгой. Ласковые покровы бессознания, подобно шелковистой ткани, окутали его глаза, ослабло и унеслось прочь неудобство от невозможности дышать, улетучивалась боль. Ощущение беспомощности уже не было таким страшным, а страдания стали утихать и мучили теперь меньше, меньше, меньше...

Это было именно так, как сказал голос: “Легко”.

И никогда больше не бежать от истребления, не страшиться неопределенного будущего, не быть жертвой болезни, разрушающей разум и тело. И больше никаких огорчений. Не жалеть же о них! Угасающая печаль. Спокойный, бережный дрейф. Внутренний голос не солгал. Вот и тяжесть с груди исчезла. Всплытие. Вверх. Восхождение. Вверх. Что-то дергает его? Бьет его? Чьи-то руки на нем? Нет, только не это. Только не сейчас! Все уже решено! Все сговорено! Оставьте меня-я-я-я...

Брайс продрался сквозь пузырящуюся поверхность, вода струёй хлынула из его легких, а он все еще пытался освободиться от рук, выдернувших его из этого безмятежного покоя. Удушье заглушало его протесты, вернулась и боль, корежащая его мышцы. А два человека тем временем уже крепко держали его.

– Ударь его посильнее по спине! – завопил Фарадей. – Он же захлебнулся.

Яркий свет ослепил Брайса. Он чувствовал, как кто-то возится с ним. Неожиданно мощный удар обрушился на его спину, и изо рта Брайса вылетел фонтан воды и рвоты, пройдя чуть выше двух державших его людей. Еще один удар, и его снова стошнило. Он в отчаянии всасывал воздух, непроизвольно вдыхая и вдыхая его, хотя всего какое-то мгновение назад ему казалось таким облегчением, что этот воздух совершенно не нужен.

Веббер, один из двух инженеров, отправившихся вместе с Фарадеем в корабельный лазарет, стоял позади Брайса и колотил этого офицера Гражданской обороны между лопатками. Правда, не кулаком, а ладонью. Тело Брайса отреагировало извержением из горла и легких, так что дальнейшая нужда во вмешательстве извне отпала.

– Похоже, что мы подоспели к нему как раз вовремя, – крикнул Веббер Фарадею.

Второй инженер, Томас, тем временем помогал той самой женщине, которая свалилась с верхней койки на Брайса и пригвоздила его к полу своим весом. Томас оттащил ее к двери, здесь поток был уже не таким неистовым: уровни воды внутри корабельного лазарета и снаружи его сравнялись. И все-таки напор воды был еще достаточно сильным, чтобы заставить шататься и даже падать. Преодолевая тяжесть женщины-истерички, Томас в полной темноте молотил руками и ногами, пытаясь в то же время отодрать руку, крепко обвившую его шею. Наконец он освободился от этого захвата и вытолкнул сам себя вертикально вверх. Женщина, вцепившись в него, поднималась вместе с ним. Это грозило потопить их обоих. Томас решил, что спасать ее не стоит.

Он оттолкнул женщину прочь, задержав руку на ее горле, и тут же обрушил кулак на повернутое к нему лицо. Под суставами его пальцев хрустнули зубы. Женщина, судорожно выпуская пузыри, стала опускаться вниз. Ошеломленный тем, что он сделал и тем не менее все-таки успокоенный освобождением от этого груза, Томас поплыл к двери, не обращая внимания на крики за спиной.

Фарадей хорошо видел все, что произошло, и содрогнулся от гнева, не в силах чем-то помочь женщине. Руки его были заняты Брайсом, обмякшим так, будто ему очень хотелось утонуть, и не выказывающим никакого желания спасаться. Но, к изумлению Фара-лея, “утопленница” уже бушевала на поверхности, всего в нескольких футах от него. В глазах ее было изумление, но все еще и мольба о помощи. Продолжая одной рукой помогать Вебберу удерживать Брайса стоймя, Фарадей другой дотянулся до женщины. Она снова стала уходить под воду, но он крепко ухватил ее за руку и потащил к себе. Ее голова уткнулась ему в грудь, и женщина мгновенно успокоилась, как бы вверив Фарадею свое спасение.

– Давай выбираться отсюда! – крикнул Фарадей Вебберу. – Мы здесь больше уже никому не поможем!

Он крикнул, чтобы и остальные следовали за ними, надеясь, что его услышат, и в то же время отводя взгляд от дальней секции лазарета. Фарадей боялся увидеть там нечто такое, что вынудило бы его пробраться пониже и помогать. Нет, этих двоих, Брайса и женщины, ему было достаточно.