The Brand New Monday (СИ) - "О. Бендер". Страница 3

За окном вновь раздаются какие-то крики и звуки выстрелов. Теперь это случается почти каждый день. Вчера в ночь разборки между собой устраивали националисты и радикальные экологи. Удивительная в своей бессмысленности стычка, учитывая, что и экология, и национальный вопрос вот-вот перестанут быть актуальными проблемами. А уж радетелям за раздельный сбор мусора и вовсе стоило бы праздновать победу — скоро мусорить станет попросту некому.

Единственным объяснением происходящему я вижу то, что все эти люди, как и я, ни на секунду не верят, что в ночь воскресенья наше существование закончится. Каждый из нас уверен, что утром в понедельник он проснётся и как ни в чем не бывало отправится в офис строчить гневные посты в социальные сети и изощренно измываться над предсказателями, которым придётся в срочном порядке корректировать свои прогнозы, перенося дату апокалипсиса на следующий налоговый период.

Ничего удивительного нет в том, что никто не хочет верить в угрозу, для устранения которой нельзя пригрозить кому-нибудь применением ядерного оружия или хотя бы отправить в космос десяток актёров второго плана под руководством Брюса Уиллиса.

Затягивающая всех нас повседневность не отпускает ни на секунду и не даёт остановиться. Я точно знаю, что на финансовой бирже активно торгуются нефтяные фьючерсы на лето, до наступления которого ещё полгода. Каждый брокер старается успеть заработать состояние или проиграться в пух и прах, торгуя будущим, которого ни у кого из нас может не быть. Картина всеобщей безответственности пугает и поражает одновременно. Ни один политик не прекратил подготовку к осенним выборам, ни один банк не отказался от идеи получать проценты по кредитам. Организаторы футбольного чемпионата, запланированного на будущий год, отказались возвращать деньги за проданные авансом билеты.

========== III ==========

В пятницу меня пытаются убить. Какой-то чокнутый радикал, завывая о любви к Иисусу, достаёт из кармана нож и пытается всадить мне его в бок, но промахивается, и я отделываюсь лишь порванной рубашкой и порезом на животе. Пустяк, царапина. Лежу, упираясь рёбрами в металлический бордюр на дороге, и наблюдаю, как моего несостоявшегося убийцу скручивают дежурившие на перекрёстке копы, не отказывая себе в удовольствии пройтись ублюдку ногами по почкам. Присоединился бы к ним, если бы не странные обволакивающие ощущения в голове. Почему я лежу на спине и смотрю в небо?

Невзирая на то, что все больницы переполнены до отказа, специально для меня находят свободную палату и даже откапывают где-то вполне вменяемого хирурга, накладывающего мне в операционной семь швов. Оказывается, порез оказался чуть хуже, чем мне думалось, и я потерял много крови, которую теперь вливают обратно через капельницу.

Вглядываюсь в усталое пятидесятилетнее лицо сорокалетнего врача и размышляю, считает ли он свою работу сейчас настолько же бесполезной, насколько и я свою? Наверное, нет. Наверное, умение не задумываться о перспективах — необходимая профессиональная черта любого специалиста его профиля, без которой у подобных ему всякий раз не было бы сил встать утром с кровати и отправиться на работу, где потом восемь часов с перерывом на обед наблюдать смерти детей и стариков. Да, вероятно, для того, чтобы заниматься подобным ремеслом, нужно быть либо идиотом, либо конченым психопатом, и я с интересом вглядываюсь в профиль своего спасителя, ожидая, что у него в любой момент потекут слюни или же проявится непреодолимое желание всадить мне в горло скальпель, но он сдерживается. Потрясающая сила воли, учитывая обстоятельства.

Врач уходит, заканчивая давать указания дежурной медсестре, а меня выписывают, обеспечивают отгул и на инвалидном кресле спускают на первый этаж, где я успеваю встретиться со своим нападавшим. Его, скованного наручниками, доставили в ту же больницу и бросили в коридоре под присмотром одного из полисменов. Он лежит без сознания и видит сны об Иисусе, никак не реагируя на моё присутствие. Не волнуйся, дружок, мы с тобой ещё встретимся, а после уже не увидимся следующие лет двадцать.

Сколько себя помню, никогда не был особенно религиозен. Храмы моей страны, в которые в детстве меня водила мать, были тяжёлыми, грузными, полутемными склепами, вызывавшими ощущение погребенности заживо. Очутившись в таком, любой бог немедленно отказался бы от идеи собственного существования. Здесь же церкви производят впечатление волмарта. Хочется подозвать консультанта в форменной синей полукепке и попросить продать немного благодати. Та наверняка будет упакована в удобную для открывания биоразлагаемую упаковку и снабжена ложкой, чтобы можно было употребить её сразу же после оплаты на кассе. Если взять целую коробку, получишь скидку в двенадцать процентов и купоны на розыгрыш нового холодильника.

Не знаю, какой расклад мне нравится больше. Пожалуй, будь я верующим, предпочёл бы верить в честные товарно-денежные отношения со всевышним. А ещё был бы убеждён, что творец создал всех нас по большому недосмотру, и надеялся, что он этой своей промашки никогда не обнаружит. Нет на свете никого, кто мог бы угробить вопящего в люльке младенца сильнее, чем те, кому он обязан своим появлением на свет, и бог здесь — не исключение. Так что даже здорово, что я в него не верю, хоть с каждым днем это и становится все труднее.

Теперь, когда здравому смыслу и научному подходу оказалось нечего предложить паникующему человечеству, всевозможные секты и религиозные течения начали распространяться с невероятной скоростью.

Пожалуй, если сейчас всех этих новоявленных мессий, пророков и детей Яхве собрать в одном месте, можно будет основать небольшое государство, в котором все жители мгновенно передерутся в попытке разделить сферы влияния и предметы роскоши, после чего оставшиеся в живых отправятся жечь ведьм на свежеокрашенной центральной площади. Они делали бы это уже сейчас, если б не конские штрафы за вырубку лесов. Да и центрального городского парка хватит максимум на первую сотню самых рыжих — единственный положительный эффект урбанизации.

Многие сейчас утверждают, что катаклизмы, подобные нынешнему, пробуждают в душах людей все их самые низменные животные порывы. Я же считаю, что мы все сейчас как никогда человечны: ни одна чертова выхухоль не станет резать себе подобных ради того, чтобы призвать на Землю своего мессию, а мы не только станем, но и уже это делаем.

Могло ли быть так, что все, что мы совершали в своих попытках отказаться от нашей животной природы, делало нас лишь хуже? Мы изобрели богов, в священные слова которых вложили собственную избранность и непохожесть на всех остальных, а за это начали им поклоняться. Интересно, осознают ли собаки, что у них нет души, а свинья, — что является нечистым животным? И что все они думают по этому поводу?

Чтобы совладать с рвущимся у нас из рук прогрессом, мы создали своды законов, призванные регулировать то, с чем наши живущие на деревьях предки справлялись даже без изобретения письменности. Всё пошло не так, когда первая обезьяна взяла в руки первую палку, назначив себя начальницей над остальными и став неуязвимой для своих собратьев. Теперь для этого у нас есть пулемёты, танки и бронированные кортежи, призванные обезопасить и оградить правителей от тех, кем они управляют. Нам взамен достались выборы, ежедневные газеты и интернет. Готов ли я обменять возможность пялиться в телефон, сидя на толчке с подогревом, на честную жизнь в гармонии с природой? Черта с два!

========== II ==========

Утром просыпаюсь с неожиданным ощущением, что хотел бы увидеть тебя и Софи. Возможно, виной всему последствия употребления кокаина, заначку с которым я распотрошил, когда закончили действовать больничные обезболивающие, и обильно залил все это бутылкой дешёвого виски с привкусом тормозной жидкости.

Весь день, чтобы не оставаться наедине со своими мыслями, провожу, валяясь на кровати и уставившись в монитор ноутбука, смотря подряд все тренды известного видеосервиса. Тематика соответствующая: шутящие про конец света стендаперы, зарабатывающие на злободневной теме инфлюенсеры, продвигающие способы собрать двигатель внутреннего сгорания в условиях постапокалипсиса самодельщики, подборки самых живописных концов света в компьютерных играх.