Пешком через Ледовитый океан - Херберт Уолли. Страница 11

На обратном пути вверх по ледопадам нам пришлось устанавливать маркировочные флажки на каждом повороте, чтобы впоследствии, спускаясь с собачьими упряжками, даже при неблагоприятной погоде мы смогли бы отыскать дорогу среди трещин, двигаясь прямо от одного маркированного флажка к следующему. Каждый переход через трещину мы тщательно проверяли и испытывали. Я был уверен, что мы сумеем спуститься с собачьими упряжками.

Возвратившись на вершину плато, я, пользуясь азбукой Морзе, послал на базу Скотта радиограмму, в которой торжествующе сообщал, что мы промаркировали дорогу через ледопады ледника Хейберга, и просил официального разрешения спуститься по леднику, чтобы «Дакота» затем сняла нас с шельфового льда. Мы не сомневались, что получим такое разрешение, так как на полярном плато в пределах 100 миль от нашего лагеря не было ни одного подходящего места для посадки самолета. Моему сообщению о том, что мы спустились по ледопадам ледника Хейберга, не поверили ни на базе Скотта, ни на станции Мак-Мёрдо, ни в Веллингтоне, где опытные полярники проанализировали якобы все детали. Как хохотал бы Амундсен, если бы мог видеть нас, когда мы в отчаянии стояли перед радиоприемником, слушая сообщение о совещании наших начальников по поводу того, давать или не давать нам разрешение на спуск по леднику. Как же отличалась героическая эпоха прошлых полярных исследований от наших времен! В те дни партия, находившаяся за много сотен миль от базы и не имевшая рации, могла самостоятельно со знанием конкретных условий идти на оправданный риск. Теперь полярные исследователи избавлены от того, чтобы брать на себя всю тяжесть борьбы со встретившимися им опасностями, но вместе с тем их лишили права идти на оправданный риск. Без голоса эфира они не могут принять ответственное решение. Радио – это чудесное достижение техники, но тут оно стало для нас обузой.

Имея запас продовольствия всего на два дня, оставаясь на полярном плато, где дули леденящие ветры, мы находились в самом нелепом положении. Мы устало тащились против ветра, пока хватало терпения, и разбивали лагерь, как только начинали замерзать. Когда усталость вынуждала нас двигаться все медленнее и даже останавливаться, наши лица покрывались слоем льда, а рук и ног мы совершенно не чувствовали. Бессознательно повинуясь привычке, мы разбивали лагерь, полуживые забирались в палатки, замерзшие пальцы включали радио. Туманы, проковавшие нас к одному месту, довели время нахождения в пути до нуля. Но 1 февраля 1962 года, через пятьдесят лет и один месяц после того, как Амундсен и его товарищи спустились по леднику Хейберга, нам удалось в конце концов покинуть это проклятое плато. Нам пришлось тащить на каждых нартах почти по девятьсот фунтов груза, и наконец мы спустились в теплую, безветренную уютную ложбину. Здесь мы разбили свой лагерь примерно в одной миле от лагеря Амундсена, в котором он останавливался 4 января 1912 года, и на следующее утро наше радио временно вышло из строя.

Мы двинулись в дальнейший путь после того, как я получил разрешение спуститься по леднику при условии, что буду связываться по радио с базой не меньше трех раз в день! И 5 февраля мы с радостью обнаружили, что стояли лагерем почти в том же самом месте, где находился лагерь Амундсена 18 ноября 1911 года и 5 января 1912 года. Это удалось установить на основании фотографий в книге Амундсена, и все же не было уверенности, в какую из этих двух дат были сделаны снимки. Пользуясь ими для получения фотографической засечки, мы обнаружили, что, как только мы отдалялись в любом направлении больше чем на сотню футов, пропадало всякое сходство между представлявшимся нашему взору пейзажем и фотографиями Амундсена. Празднование этого события пришлось отложить до вечера; к тому времени мы прошли с нартами 10 миль по леднику в направлении его устья и передали на базу сообщение о том, что благополучно спустились по леднику и движемся к шельфовому льду на поиски площадки, где мог бы сесть направленный за нами самолет. За это время мы провели съемку местности ледника Бирдмор и гор Королевы Мод площадью 22 тысячи квадратных миль. Это был успешный полевой сезон, и накал его еще не остыл.

Прошло шесть с половиной лет с тех пор, как я сидел над илистыми отмелями в эстуарии близ Шорема-Бай-Си, размышляя о тщетности своих юношеских мечтаний, которым я предавался, не имея тогда ни опытного советчика, ни твердого плана, ни определенной цели. Но горизонт у подножия ледника Хейберга притягивал меня сейчас еще сильнее, чем в том пылком двадцатилетнем возрасте. К северу лежал целый мир; к югу не было ничего, кроме завершенного уже, ограниченного плановыми рамками путешествия и полюса, который теперь, когда мне запретили и думать о нем, потерял для меня всякую привлекательность. К северу шельфовый ледник Росса простирался, как могучий океан. От нас до горизонта и на протяжении 600 миль за ним до ближайшего поселения вздымались над пустынными пространствами замерзшие валы. К северу лежало мое будущее, к югу – мое прошлое.

Эти годы представляются мне сейчас в виде незаконченных полотен, причем на каждом из них изображены различные пейзажи, нарисованные одной и той же неумелой рукой. В моем воображении пробегали картины то здешней пустыни, то Анд и даже Арктики, и каждая из них пробуждала тоскливые воспоминания о неосуществленных мечтаниях. Прошло, однако, еще полтора года, прежде чем мне удалось закончить свои карты в Новой Зеландии и я вернулся в Англию и снова стал испытывать какую-то душевную пустоту, которая породила во мне новые идеи.

3 ПЛАН ЭКСПЕДИЦИИ

Я просматривал сентябрьский номер «Поляр рекорд» за 1957 год. Этот журнал издавался Полярным научно-исследовательским институтом имени Р. Скотта. Особое внимание привлекла в нем карта Северного Ледовитого океана, на которой были изображены пути дрейфующих станций. Я нанес на эту карту пути американских научных дрейфующих станций и был поражен, обнаружив, что дрейф льда имел определенную закономерность, показывавшую два его течения: одно – медленное движение по часовой стрелке, ясно выраженное в западной части Северного Ледовитого океана, и другое – более быстрое, берущее начало севернее Новосибирских островов. Второе проходило через полюс и выходило за пределы Северного Ледовитого океана между Шпицбергеном и северо-восточными берегами Гренландии.

Мне пришла в голову мысль, что партия из четырех человек и трех собачьих упряжек, выйдя с мыса Барроу (Аляска) и двигаясь с нартами через Северный полюс к северо-восточному берегу Гренландии, сможет благодаря попутному дрейфу плавучего льда проходить в среднем 14 миль в день и, таким образом, совершить трансарктическое путешествие за сто тридцать дней. При этих первых грубых расчетах я не принимал во внимание, что путь в 1850 миль от Барроу до северо-восточной Гренландии при движении по полярному льду следует увеличить по меньшей мере на тридцать процентов; к тому же я тогда не изучил еще отчетов прежних исследователей, пытавшихся добраться до Северного полюса. Возможно, это было только к лучшему, так как если бы я знал, сколько лет тяжелого труда, несбывшихся надежд и разочарований мне предстоит пережить, то не ознакомил бы 20 апреля 1964 года со своими набросками сэра Вивьена Фукса.

План был весьма приблизительный, и в последующие годы его пришлось менять много раз. И все же он оказался настолько реальным, что сразу привлек внимание сэра Вивьена Фукса. В результате беглого знакомства с отчетами прежних исследователей я внес поправки в свои первоначальные наброски, так как понял, что рассчитанный на сто тридцать дней бросок был нереален, и предложил шестнадцатимесячное путешествие, во время которого весь период полярной ночи партия посвятила бы научным исследованиям. В предложении, сделанном мною сэру Вивьену Фуксу, указывалось, что я намереваюсь выступить с мыса Барроу 1 августа 1966 года.

Впоследствии этот срок был перенесен на 1 апреля 1966 года, а 29 декабря 1964 года я послал на отзыв свой план президенту Королевского географического общества, а также сэру Раймонду Пристли, ветерану антарктических экспедиций Шеклтона и Скотта.