Служанка фараонов - Херинг Элизабет. Страница 8
Тогда я понимаю, что она подавлена и напутана всем тем чужим, непривычным, диковинным, что обрушилось на нас и смело все, что до сих пор было нашей жизнью. Я стою рядом с ней и чувствую, что меня влечет к себе и даже наполняет неясной надеждой как раз то, что так расстраивает ее. Могу ли я ей помочь? Могу ли я? Тысячу раз до этого я искала у нее поддержки, и всегда она утешала меня. Могу ли теперь я подбодрить ее?
Вдруг к моим ногам падает зрелый инжир. Я поднимаю его и протягиваю матери.
– Возьми, мама, съешь!
Мать пробует инжир, и ее лицо светлеет. Она отдает мне половину плода. Фрукты здесь сладкие, это я уже знала. Потом мать смотрит на могучие, широко раскинувшиеся ветви дерева, листья которого слабо шелестят на легком ветру, и внезапно падает на колени у его ствола и прячет лицо в ладонях. Я не знаю, то ли она плачет, то ли молится.
– На этом дереве живет какая-нибудь богиня? – спрашиваю я у одного из тех, кто стоит рядом со мной.
Он утвердительно кивает.
На душе у меня торжественно. Я осторожно обхожу вокруг могучего дерева, которое с трудом могли бы обхватить три человека. Я смотрю на ветви, в которых играет легкий ветер, и жду, что вот-вот увижу лик богини, наверняка наблюдающей за нами из полутьмы листвы. Интересно, похожа она на людей или, может быть, на животное? Однако мой взгляд теряется в густых зеленых зарослях ветвей, сквозь которые то здесь, то там все же пробивается солнечный луч. Мне приходится закрыть глаза, потому что их слепит сверкание пылинок, танцующих в луче света, а когда я их снова открываю, то вижу перед собой детское личико.
На одной из нижних ветвей, свисающей почти до самой земли, сидит девочка. У нее такое светлое, приветливое лицо, какого я еще никогда ни у кого не видела, но волосы такие же темные, как у меня. Они заплетены в многочисленные тонкие косички, которые закрывают затылок и падают на левое плечо. А на правом виске – искусно завитый локон. Маленькое сияющее личико как бы заключено в черную рамку.
Как зачарованная, уставилась я на незнакомую, удивительную девочку и не решаюсь заговорить. Тогда она манит меня к себе.
– Ты тоже из тех, что прибыли из земли Пунт? – спрашивает она, но так тихо, что я едва понимаю ее.
«Значит, это не богиня, – думаю я, – иначе она бы знала, что я одна из проданных в неволю». Я смелею и подхожу поближе.
– Да! – отвечаю я.
– А правда ли, – продолжает допытываться девочка, – что в зашей стране Хепра каждое утро поднимается из подземного царства?
– Хепра? – в моем вопросе больше любопытства, чем удивления, ведь с тех пор, как я попала сюда, я на каждом шагу слышу столько диковинного, что уже перестала удивляться; мне только хочется как можно больше узнать. – Кто это Хепра?
Услышав мой вопрос, девочка засмеялась, но сразу же замолчала и огляделась. Однако тень от дерева падала на противоположную сторону, так что расположившиеся под ним люди сидели к нам спиной.
– Иди сюда! – приказала девочка. – И говори тихо, чтобы они нас не услышали и не прогнали!
– Кто ты? – спросила я, проворно взбираясь на ветку. Это было нетрудно, потому что я могла дотянуться до нее рукой.
– Я Нефру-ра! Только не выдавай меня!
– Нефру-ра? Какое красивое, странное имя! А я – Мерит, – ответила я, уже сидя рядом с ней. – Ну, так кто же этот Хепра?
– Каждое утро он поднимается высоко в небо! Это еще мальчик в красной одежде! В полдень это уже Ра, посылающий палящие лучи, а вечером – Атум, он снова спускается к жителям подземного царства Осириса.
У меня в голове все перепуталось после этих слов, к тому же я стеснялась, оттого что не все в них понимала. Значит, новый язык был все же труднее, чем мне показалось сначала? Я озадаченно уставилась на незнакомую девочку. Ее лицо также омрачилось. Но тут же на губах промелькнула улыбка, потому что она нашла выход. Она раздвинула ветки, показала на небо и сказала:
– Посмотри, Ра там!
Солнце посылало свои горячие лучи прямо мне в лицо, так что, ослепленная ими, я закрыла глаза. И тогда я снова услышала ее настойчивый голос:
– Так ты видела, как он поднимается из подземного царства? А разве не в вашей земле лежит то озеро, где он смывает ночные краски? Да отвечай же! – И она нетерпеливо потрясла меня за плечо. – Не то я столкну тебя!
– Из моря поднимается солнце, – неуверенно произнесли мои губы, далеко-далеко от нашей земли. Я там никогда не была.
– Из моря? А что это такое? – спросила она и с удивлением взглянула на меня.
– Это вода, большая, бесконечная вода, по которой мы прибыли сюда.
– Ты говоришь о нашей Реке?
– Нет, она больше, много больше, чем эта река!
– А Хатхор, ты видела Хатхор? Разве она не спит у вас под ладановыми деревьями?
Когда же я снова растерянно посмотрела на нее; она сказала:
– Как же ты глупа! Жила в Стране богов и никого из них не видела?
Но мне совсем не хотелось, чтобы кто-то считал меня глупой и уж, конечно, не эта девочка, которая едва ли была старше меня! Поэтому я быстро ответила – даже сама удивилась, как это пришло мне в голову:
– Нет, богов у нас нет, есть только священные звери. Я приручила одного из них и привезла с собой!
Тут я посвистела, чтобы позвать обезьяну. Я ведь часто слышала, что она была священным зверем Тота, и хотя не очень-то ясно представляла, что это такое, мое тщеславие было польщено. Но больше всего я надеялась произвести впечатление на это незнакомое создание, чтобы оно не презирало меня и не осыпало насмешками. Тотчас же мой ручной зверь, который раскачивался на ветках смоковницы и лакомился ее плодами, ловко и точно прыгнув, очутился рядом с нами. Нефру-ра вполголоса вскрикнула и боязливо отодвинулась. Теперь я почувствовала превосходство. Я сломала ветку, бросила ее на землю и крикнула:
Ищи!
Моя обезьяна послушно прыгнула, схватила ветку и с учтивым жестом протянула ее мне. Это понравилось моей соседке.
– Я хочу ее! – сказала она. – Пусть она играет со мной. И ты тоже играй со мной! Это веселей, чем слушать истории, которые мне рассказывает старая Аменет. Знаешь, у меня есть кукла. Хочешь на нее посмотреть?
Девочка спрыгнула с дерева и вынула из маленького углубления между корнями странную штуковину. Она была сделана из чурбачков и палочек и походила на женщину, склонившуюся над ручной мельницей.
– Смотри, она движется, – сказала Нефру-ра и дернула за шнурок.
Туловище куклы задвигалось взад и вперед, взад и вперед. Она непрерывно толкала, туда и сюда кусок дерева, прикрепленный к ее pyкaм, точно так же, как моя мать толкала камень, которым молола зерно. Мне показалось, что никогда еще я не видела ничего более великолепного и желанного, чем эта игрушка. Очевидно, Нефру-ра заметила, как загорелись мои глаза, потому что она сказала:
– Если ты пойдешь со мной, я разрешу тебе подергать за шкурок.
Но она не дала мне игрушку в руки, а крепко держалась за нее своими пальчиками, вероятно, потому, что боялась, как бы я ее не отняла. Однако обезьяна, которая тоже наблюдала, как девочка обращается с куклой, молниеносно уцепилась за нее, выхватила сокровище, вспрыгнула на ближайшую ветку и так сильно и резко дернула за шнурок, что бедная деревянная мельничиха стала стремительно толкать перед собой свой чурбачок.
Нефру-ра в испуге посмотрела на разбойника и уже сморщилась, чтобы заплакать. Но когда она увидела, как ловко обезьяна управляется с ее игрушкой и с какой забавной серьезностью она погрузилась в это занятие, ее лицо просветлело, и она рассмеялась. Я звала и манила животное – все напрасно. Оно лишь перебралось еще выше, оскалило зубы и возобновило игру.
– Пускай кукла останется у нее, – сказала девочка, – Сенмут прикажет сделать для меня другую.
– А я тоже умею делать куклы, – быстро возразила я и сломала тонкую ветку.
Я o6opвалa с нее листья, cогнула так, что ее концы перекрестились, вырвала у себя несколько волос и перевязала ветку таким образом, что ока стала похожа на голову с двумя торчащими из нее ногами. Затем прямо в развилку я воткнула кусочек дерева, привязала его, и вот уже КАРКАС моей куклы был готов. Но теперь предстояло самое трудное – сделать из листьев платье. Надо было сплести гирлянду, продергивая стебельки СКВОЗЬ листья, потом обвить ее вокруг каркаса и привязать. Вот так получается кукла. Я часто делаю такие игрушки, предоставленная самой себе в течение целого дня. Теперь я уже не знала научил ли меня кто-нибудь или я сама это придумала.