Настоящая попаданка (СИ) - Леви Ариана. Страница 11
Всю ночь крутилась, пытаясь подобрать правильные аргументы: ведь «мужа» надо не только убедить отпустить сына учиться в Академию, но и отпустить меня с ним в качестве провожающей. Я много думала и поняла, что для меня это — единственная возможность что-то узнать о том, как вернуться в свой мир и в своё тело. Иначе застряну тут на неопределенное время, за которое моё прежнее тело успеет постареть, пока я тут буду батрачить на чужую семью.
Кстати, потрясла я тут Настасью на тему возраста и очень удивилась, узнав, что ей 73 года! Надо сказать, что выглядит она моложе меня, хотя мне (то есть Славе, конечно) всего 42. А «мужу» моему, оказывается, 66 лет! То есть он еще старше, чем я думала. На что Настасья, помявшись, пояснила, что причина моего плохого внешнего вида — большое количество детей, коих Слава рожала одного за другим, не давая организму как следует восстановиться. Ну и за собой, она, понятное дело, не следила. А у той же Насти детей пока всего двое, оба уже довольно большие — 16 и 10 лет мальчишкам. И вообще, ей непонятно, куда мы так спешим, ведь многие до 30–40 лет даже не задумываются о детях, сама Настасья родила первого в 56 лет. О, кстати, тому старику, Афонарию, которому я давала навскидку лет 90, на самом деле — 175. Он — долгожитель, поскольку средняя продолжительность жизни людей здесь составляет 150 лет. Соответственно, молодость здесь — понятие растяжимое, а стареть начинают только где-то после 120 лет. Это немного мирило меня с ситуацией. Нужно просто привести это тело в порядок и тогда, если вдруг не смогу вернуться домой — при этой мысли я сглотнула болезненный комок в горле — то и здесь вполне смогу неплохо прожить. Вот только что делать с мужем и детьми, доставшимися от предшественницы, и собственным проснувшимся материнским инстинктом? Умом-то я понимала, что чувство родства, возникающее в груди при взгляде на Андрейку и Маруську, да и остальных детей тоже — это память крови данного тела, ведь они — плоть от плоти Славы, место которой заняла я. То есть эти чувства не мои, они заёмные. Понимать — понимала, а всё равно сердце сладко замирало, когда маленькая ладошка Андрюши хватала меня за палец и тянула в пока еще беззубый ротик (пара передних уже наметилась, а остальные были в проекте). Да и щемящая нежность, когда Маруська, забравшись ко мне на ручки, обнимала меня за шею и шептала, что я — самая лучшая и любимая мамочка, тоже никуда не исчезала. Я поняла, что просто бросить их и уехать в Магическую Академию искать мага, я не смогу — только передать из рук в руки Славе. Так что придётся уговорить лесоруба. Решила, что в самом крайнем случае, расскажу им с Настасьей правду о себе. Пусть подсуетятся, помогут вернуть детям мать. Пока что я не решалась раскрыться — боялась реакции. Особенно меня пугал этот здоровенный лесоруб: такой на одну руку положит, другой прихлопнет. Как вообще с ним разговаривать, если он на всё отвечает короткими рублеными фразами, а в остальное время — угрюмо молчит? Для меня он до сих пор оставался неизвестной величиной. Я просто не знала, чего от него можно ждать. Хотя спали мы в одной кровати, я всегда старалась ложиться на самом краю, чтобы даже случайно, во сне, не коснуться чужого мужчины. И без острой необходимости никогда к нему не обращалась. Но утром мне придётся нарушить заведенное мною правило.
Глава 6
Наутро после завтрака, Гиртан собрался было уже идти на поле, где они с Гришей окучивали картофельные гряды, но я попридержала его:
— Гиртан, мне нужно с тобой поговорить.
Гиртан бросил строгий взгляд на детей, отчего те понятливо выскочили за дверь (за исключением Андрюши, который что-то гулил, сидя в своей колыбельке и играя с деревянной лошадкой, которую ему выстрогал отец).
Затем мужчина снова сел за стол, из-за которого недавно встал, и устремил на меня взгляд своих темно-карих глаз. В его взгляде было ожидание и лёгкое удивление, словно с ним заговорил не живой человек, а манекен. Под этим взглядом я занервничала: всё-таки он взрослый мужчина, а мне всего 19 лет, и я понятия не имею, как ведут себя жены с мужьями, когда у них больше 20 лет брака за плечами и несколько детей, некоторые из которых уже сами взрослые. Но надо было как-то начинать разговор, раз уж решилась:
— Это касается Гриши. Я знаю, что он тебе очень сильно помогает, но он — уже взрослый. Ему надо думать о собственной жизни, о том, чем он будет в ней заниматься… — тут я сделала паузу, ожидая какой-либо реакции, но увидела только слегка приподнятую бровь «мужа». Он явно ждал, что я скажу дальше.
— Ты ведь знаешь о его способностях к магии?
Гиртан на этих словах заметно помрачнел.
— Я считаю, что ему надо учиться. Поступить в магическую академию в этом году, — выпалила я и зажмурилась. Посидела так немного, но, кажется, никто меня убивать не собирался. «Муж» по-прежнему молчал, и я рискнула поднять на него глаза. На лице у лесоруба была написана трудно читаемая смесь гнева, досады, удивления и раздражения. Поймав мой взгляд, он поморщился и произнёс:
— Слава…
— Влада, — поправила его я.
— Хорошо, пусть Влада. Настя сказала мне, что у тебя проблемы с памятью, так что напоминаю: это ты была против того, чтобы Григорий учился магии.
— Но… что? — я уже приготовилась возражать, когда до меня дошло, что именно сказал Гиртан. Это было настолько неожиданно, что я растерялась, но почти сразу же вспомнила, почему вообще решила, что это именно он был против занятий магией:
— Но Гриша демонстрировал при мне магию, а при тебе — боялся.
— Конечно. Разве я мог пойти против жены? Я поддержал тебя в этом решении, как и во всех остальных. А мои решения в этом доме не оспариваются.
Да, не этого я ожидала, готовясь к сегодняшнему разговору. Может, надо было раньше с «мужем» поговорить? Из-за того злополучного ведра воды, с которого началось наше знакомство, я держалась от Гиртана подальше, считая его несколько… м-м-м, неадекватным. Но, похоже, что у страха глаза велики. В конце концов, не ударил же он меня тогда, не оскорбил. Просто в чувство хотел привести. На деле же вроде адекватный мужик оказался, это Славка, оказывается, чудила. А, может, и не чудила.
— А почему я была против, можешь напомнить? — спросила я, немного подавшись вперед и напряженно ожидая ответа. Если есть веские причины, то от этого плана придётся отказаться.
— Могу. Не хотела мальчика в город одного отпускать. К тому же, он старший: мы думали, что сможем ему оставить хозяйство, когда остальные дети подрастут.
— А сами бы мы куда делись?
Гиртан вздохнул, немного откинулся назад, провёл рукой по лицу, словно стирая усталость — не физическую, моральную.
— Ты совсем ничего не помнишь?
Я отрицательно покачала головой. Надеюсь, ты мне расскажешь! И он стал рассказывать, отстраненно, словно про кого-то незнакомого:
— Я странствовал к тому моменту уже больше двадцати лет, когда остановился в вашем доме. Мы понравились друг другу сразу, стали встречаться. Ты была совсем молоденькой. И так получилось, что ты забеременела. Мы поженились, и я привёз тебя сюда. Ты очень переживала, что из-за своей беременности ты лишишься на долгие годы свободы, хотя могла бы наслаждаться ей еще лет 20–30 спокойно. Ты даже думала о том, чтобы избавиться от ребенка, но мы с твоими родителями тебя отговорили. Мы с тобой договорились, что сперва родим и воспитаем детей, а потом, оставив хозяйство на старшего сына, начнём жить для себя. К этому времени мы оба будем еще не старые, у нас будет достаточно времени для… наслаждения жизнью.
На последних словах Гиртан слегка скривился, и я поняла, что его самого этот план, по каким-то причинам не радует. Но что именно ему не нравится, я не могла пока понять.
— А откуда я родом?
— Ты даже этого не помнишь? — помрачнел Гиртан.
Я пожала плечами. Может, стоит открыться ему? Нет, подожду еще. Пока что он себя нормально ведёт, но кто знает, что будет дальше. Надо понаблюдать подольше.