Сэйдж - Хесс Нора. Страница 4

— Если нас все же узнают, нам придется быть в бегах всю оставшуюся жизнь. В каждом городе, куда мы поедем, поразвесят плакаты с нашими физиономиями. Вот, что я вам скажу, парни, — от закона скрываться не очень весело.

— Да нас никто и не узнает, — возразил ему Дик Харлэн. — Глупец, мы завяжем лица платками.

Он посмотрел на сомневающегося Рустера и зло прищурился.

— Короче, ты с нами или нет?

Тот немного помолчал, внимательно рассматривая свой стакан с виски, и, наконец, ответил.

— Я просто думаю. Но мне это очень не нравится.

Сомнения Рустера были отвергнуты. Наклонившись над столом и сдвинув головы, пятеро молодых людей принялись с увлечением обсуждать детали предстоящей операции.

Решено было напасть на банк сразу после открытия, когда там практически не будет посетителей. Эд останется с лошадьми и будет следить за единственной улицей. Если вдруг появится шериф, то он должен будет свистом предупредить всех о его приближении. Вот и все — проще простого!

Спустя неделю, закончив приготовления к ограблению и уже отправившись на дело, Джим сказал своим людям перед тем, как они должны были въехать в город:

— Слушайте, парни, что бы ни произошло, не должно быть никакой стрельбы! Поэтому, давайте-ка, лучше прямо сейчас разрядим свои револьверы.

Некоторые, особенно Дик Харлэн, заворчали.

— Господи, Боже мой! — оскалился тот, тряхнув рыжей шевелюрой. — Неужели, если кто-то будет в меня палить, я даже не смогу выстрелить в ответ!

— Вот как раз поэтому я и не хочу, чтобы ваше оружие было заряжено. А особенно твое, Ред. — Джим мрачно взглянул на бывшего предводителя шайки. — Одно дело, если тебя будут разыскивать за ограбление банка, и совсем другое, если тебе на шею повесят обвинение в убийстве. Если мы кого-нибудь убьем, тогда нас точно отыщут и на краю земли и, как только сцапают, повесят на первом суку!

Несмотря на целую неделю подготовки, налет оказался неудачным с самого начала, с той минуты, как они ворвались в банк с закрытыми лицами. Харлэн все-таки порядком волновался, и поэтому, вместо положенного по сценарию грозного рыка, из его глотки вырвалось лишь хриплое карканье.

— Это ограбление! Всем руки вверх!

Два старых, замшелых кассира едва взглянули в их сторону сквозь стекла своих конторок и не проявили ни малейшего желания выполнять команду. Харлэн потряс в воздухе разряженным револьвером и совсем уж не солидно завизжал:

— Слышите, вы? Руки!

Но в следующую секунду ему пришлось растерянно отступить назад, потому что один из стариков рявкнул ему в ответ, как видно, не принимая всерьез его манипуляций с оружием:

— Ты бы лучше катился отсюда к черту, Дик Харлэн, а в следующий раз, когда соберешься выкинуть подобную дурацкую шутку, то сначала убедись, что как следует закрыл свои рыжие патлы!

Осознав, что разоблачены, налетчики в панике, наталкиваясь друг на друга, бросились к выходу и один за другим выскочили на улицу.

Следом за ними, наступая им на пятки, на улицу выбежали обрадованные возможностью разогнать провинциальную тоску старики-кассиры. Деды радостно вопили во всю мощь своих, еще сохранивших юношеский задор, глоток:

— Ограбление банка! Зовите шерифа!

Джим и четверо других неудачных грабителей птицами взлетели в седла своих коней, а на улицу уже выбегали жители, встревоженные необычной для такого времени суматохой. И когда вся шайка галопом вылетела из города, по ее следам уже мчалась погоня с шерифом во главе.

Отчаянно нахлестывая лошадей, они все-таки смогли уйти от преследования, а еще через неделю вся компания пересекла мексиканскую границу. Они набрели на какой-то старый, заброшенный сарай, в котором было всего три стены, случайно и без всякой системы соединенных в единое целое древними бревнами и листами жести.

Теперь оставалось решить, как жить дальше.

Ответ нашел Харлэн. Им следует переправиться через Рио (Рио — Рио-Гранде — пограничная река между США и Мексикой) и угнать несколько голов скота с какого-нибудь богатого ранчо на американской территории. Переправить их через реку в Мексику будет проще простого, а уж тут всегда есть спрос на хорошую говядину.

В принципе, все они были даже довольны своей теперешней жизнью. Денег вполне хватало на то, чтобы заплатить за мексиканскую водку и за услуги девочек в соседней деревушке, куда они стали часто наведываться.

Джим в этих поездках участия не принимал. Свою долю денег от продажи скота он старался сохранить на будущее и постоянно думал о Клео. Ему все время было не по себе от тоски, беспокойства за нее и стыда от того, что пришлось оставить любимую девушку одну.

В этой тоске и постоянных волнениях о Клео прошли два месяца. Наконец, Джим решил вернуться в Иллинойс, пробраться в городок, из которого они сбежали после неудавшегося ограбления, и забрать Клео с собой в Мексику. Земля здесь стала чертовски дешева, и у него в седельных сумках достаточно денег, чтобы купить какую-нибудь небольшую ферму.

Однажды ночью, когда все компаньоны отправились в деревню поразвлечься, он оседлал своего жеребца и направился в Иллинойс, оставив друзьям записку, в которой сообщал, что вернется через пару недель.

Но как только Джим пересек границу штата, всем его надеждам на лучшее пришел конец. Везде, где он проезжал, ему попадались на глаза плакаты, на которых были портреты его друзей и его самого. Под их именами было написано, что каждому, кто сообщит об этих преступниках какую-нибудь информацию, будет выплачено пятьсот долларов вознаграждения.

Это было жестокое разочарование. Он даже не осмелился проникнуть в городок, где жила Клео. Совершенно очевидно, что его арестовали бы, как только он осмелился приблизиться к ее дому. Его мучила мысль о том, как будет расти его ребенок без отца и кто у него — сын или, может, Клео родила ему дочурку? Он даже этого не мог узнать. Через неделю Джим возвратился в Мексику…

Следующие пять лет они прожили все пятеро в такой маленькой деревушке, что у нее даже не было названия. Но он никогда не переставал думать и тосковать о Клео.

В конце-концов, кот да закончился пятый год их разлуки, Джим почувствовал, что больше не может этого выносить. Он должен поехать туда и найти ответ на те вопросы, которые мучили его и не давали ему заснуть долгими ночами.

Однажды, когда он с друзьями по изгнанию сидел, как обычно, в таверне, он объявил, что возвращается в Иллинойс, чтобы разыскать мать своего ребенка и жениться, наконец, на ней.

— Да ты рехнулся, парень! — воскликнул Харлэн и от удивления даже выдернул руку из-под юбки какой-то американской потаскушки. Потом согнал ее со своего колена и продолжил. — Нас же арестуют, как только мы приедем в этот вшивый городишко!

— Не думаю… — Джим задумчиво крутил в руке стакан крепкой мексиканской водки. А потом посмотрел Харлэну в глаза. — Нет никаких доказательств, что это мы пытались ограбить тот чертов банк… За секли только тебя, и то видели только твои рыжие кудри.

— Он прав, Дик, — присоединился к Джиму Рустер. — Да и скажу тебе по правде, я устал от этой страны: жара, песок, гремучие змеи, — ну ее к дьяволу! Я готов вернуться в Америку, хотя бы для того, чтобы увидеть высокие деревья, зеленую траву, поесть, наконец, американской еды. У меня желудок уже расстроен от этой насквозь проперченной жратвы, которую я в него пихаю все эти годы!

И уже через час все вместе пересекли Рио в последний раз и направились прямиком в Иллинойс. Когда через шесть дней они осторожно въехали в городок, из которого бежали несколько лет назад, Джим обнаружил, что в нем не произошло никаких изменений, за одним исключением: та маленькая ферма, на которой выросла Клео, больше не принадлежала Мэгги Рэнд. Ее новый владелец сказал, что не имеет ни малейшего представления о том, куда направились миссис Мэгги и ее дочь. До самого вечера Джим не прекращал расспрашивать жителей городка, не знают ли они что-нибудь о местопребывании Мэгги Рэнд, но те в ответ только отрицательно качали головами. Когда солнце село, стало ясно, что все надежды рухнули, и ему пришлось прекратить свои поиски.