Немёртвый камень (СИ) - Кисель Елена. Страница 19
— Правда, что ли, — фыркнул Макс. — Ну, в любом случае хора голосов, которые меня цитируют, что-то не слышно. И да, кажется, Эльза рассуждала примерно так же — ну, та глава контрабандистов, которую…
Он стиснул зубы, помрачнел и добавил:
— Хватит воспоминаний. Я ухожу.
Мечтатель не сказал больше ничего — и ничего больше не прибавили остальные. Мелита, улыбаясь, помахала на прощание, но Макс, кажется, ее не увидел. Он осмотрелся, словно отыскивая кого-то в этой группе, осмотрелся во второй раз и шагнул к Кристо. Наклонился к уху парня, шепнул несколько слов, и Кристо нервно, но как-то одобрительно хмыкнул. Передал из рук в руки какой-то маленький сверток.
А потом Макс Ковальски шагнул вперед и уже не оборачивался до самых ворот Одонара, где, на почтительном расстоянии от пасти Караула, торчали несколько кордонщиков — его эскорт.
Обернулся он уже в воротах. Но взглянул не на провожающих его артефакторов и не на Витязя Альтау — на единственную высокую башню Одонара, из-за которой артефаторий всегда выглядел стрекозой, пришпиленной к земле иголкой.
Золотой блик подмигнул с вершины башни, и руки Макса сжались в кулаки.
— Ну? — он повернулся к кордонщикам, которые соблюдали пока почтительную дистанцию. — Где там ваша «холодная память»?
И ускорил шаг.
Когда его спина уже скрывалась из виду — из артефактория на дорожку выбежала Дара. Она не задала ни единого вопроса, не сказала ничего, только нашла вдалеке исчезающий силуэт Макса — и осталась провожать его глазами вместе с остальными.
Совсем скоро в небо взвился скоростной правительственный дракон — и скрылся за подсвеченными светом радуги пухлыми облаками.
Мелита заговорила первой — и как всегда, не о печальном.
— А надо было кинуться его обнимать, — заметила она деловито. — И непременно с рыданиями — какое у него было бы лицо! Нольдиус, особенно если бы рыдал ты…
Смущенный Нольдиус пробормотал, что он был не настолько близок с Ковальски, чтобы выражать свою скорбь так эмоционально.
— Ха! Успеешь сблизиться, когда он вернется.
Нольдиус только глаза возвел ввысь, а Хет почуял новости.
— Вернется? Ты думаешь, что он вернется? Он тебе говорил, да?
— Нет. А только… эй! Тут вообще есть те, кто верит, что он уходил навсегда?
— Но ведь там же чары… — начал кто-то.
— Так ведь это же Макс Февральски! — передразнила Мелита. — На него и Браслет Безумия не действовал! Ну ладно. Кто не верит моей женской интуиции и верит его вроде бы как благородной лжи, а?
— Я.
Мелита обернулась, приподняв черные брови. Говорил Кристо, который был не по-своему собран и серьезен.
На ладони у Кристо лежал белый шелковый сверток, оставленный ему Максом Ковальски. Один угол свертка был отогнут, и в него виднелась сияющая червонным золотом прядь волос.
Глава 4. Последствия Ковальски
Делопроизводство точно придумал Холдон.
Проклятые бумаги. На Бестию находило чуть ли не умопомрачение, когда приходилось иметь дело с документами, и обычно она благополучно сваливала их на директора, но теперь…
На столе появилась дополнительная отметина от кинжала. Стол принял это с немым достоинством: он и так походил на славного рубаку, иссечённого множеством шрамов. Фелла давно использовала бедную мебель для выражения своих чувств.
Месяц прошел с той поры, как Макс Ковальски шагнул за дверь Кордона, а Семицветник все не мог успокоиться и слал бумаги. Следит ли кто-нибудь за тем, чтобы Ковальски не поддерживал связь с миром Целестии? Ведется ли работа со звеном, гидом которого выступал проклятый иномирец (в смысле, да-да, он герой… в общем, проклятый иномирец)? И — вот, шедевр чиновничьей мысли.
«Настоящим доводим до вашего сведения о непонятных волнениях, вспыхнувших в войсках Воздушного Ведомства, Алого Ведомства, а также Кордона, по предположениям лиц, заслуживающих доверия, связанных с отбытием во внешний мир иномирца, именовавшего себя Оплотом Одонара. В связи с отношением артефактория к волнениям и недовольству, нижайше просим задействовать артемагические ресурсы для устранения последствий Макса Февраля, пребывавшего в статусе героя Целестии, и пресечения слухов. Требуем не менее двух квалифицированных звеньев».
Бестия читала эту ахинею в четырнадцатый раз, но то ли ее ум был рассеян, то ли борзописцы Семицветника окончательно упились ирисовки. Почему лица, заслуживающие доверия, связаны чем-то с Ковальски? Какие, к Холдону, волнения в Кордоне и при чем тут артефакторий? О, а вот это совсем замечательно: устранить, значит, последствия Макса Ковальски. Его что, считают чем-то вроде мора или стихийного бедствия?
Последнее ясно, но отдает откровенной мерзостью. Артефакторий хотят задействовать в промывании мозгов кордонщикам… что с этими-то не так?
Крупный почтовый попугай нетерпеливо заорал от окна. Проще было бы вызвать Бестию по слюдянке или хрустальному шару, но птичья почта сохранилась с незапамятных времен и использовалась, когда требовался немедленный ответ. Именно это птица и орала:
— Т-р-ребую ответа! Тр-р-ребую ответа!
Бестия прикинула сумму штрафа за уничтожение почтового посланца, поморщилась и извлекла из стола чистый лист. Писать бюрократические бумаги она ненавидела еще больше, чем их читать. Скриптора бы сюда, у парня отменный слог, но на конверте отметка о секретности…
Да ладно, проглотят, не подавятся.
«Довожу до вашего сведения, что волнения в войсках любого Ведомством — дело тех, кто руководит Ведомством. Учитывая, — как бы поофицальнее, а, к Холдону, — то, что иномирец Ковальски был редкостным хмырем, проще устранить его, чем то, что он наворотил. Ставлю в известность, что даже всем Одонаром у нас может не хватить для этого сил. Артефакты, которые вы просите использовать, на редкость опасны и могут вызвать: агрессию, апатию, чрезвычайный голод, страсть, припадки пения и, — как это по-научному? — медвежью болезнь. Настоятельно рекомендую вообразить все это в рамках военных Ведомств и отказаться от нашей помощи».
Почесала нос пером, а затылок кинжалом. Семицветник стал нервным после того случая с Сердоликовым Блоком. Судя по воплям Магистров — они всерьёз уверены, что вылазка Мечтателя за Максом — выпад в их сторону. И не сегодня-завтра Ястанир явится ниспровергать правительство. Если отказать в помощи сейчас — пожалуй, и не такое начнется.
«Два квалифицированных звена высылаю».
Нечт знает, где она их возьмет, в мирах новая вспышка активности артефактов. В крайнем случае, отправится сама.
Что же все-таки с Кордоном? Нужно связаться с Жилем Колоколом, может, его шепталы хоть что-нибудь знают…
Яркое оперение попугая замелькало за окном. Прекрасное начало утра, вернее, конец ночи, что дальше будет?
Она пинком ноги захлопнула дверь собственного кабинета.
В глухой предутренний час артефакторий исправно почивал, забросив даже ночные развлечения. Так бывало всегда, и всегда говорили, что исключением в любое время бывают три бодрствующих неадеквата: директор, Бестия, Гробовщик.
— Локсо, ты опять забыл, что нужно спать?
Деартефактор оторвался от трудов неправедных. Перед ним на столе из лунного камня лежали очередные кандидаты на отправку в Большую Комнату: гребень из турмалина, искусно выточенные деревянные ходики, серебряная ложка и несколько неожиданный в коллекции здоровенный топор в кровище.
— Нет, почему же. Я об этом не забываю ни на минуту. Если бы этим вещичкам немного меньше хотелось крови — я бы прикорнул прямо здесь и сейчас.
В доказательство из-под капюшона донесся угрожающе длинный зевок.
Бестия прогулялась по Провидериуму, отвернувшись от Гробовщика, а заодно и от стола из лунного камня, на котором теперь больше не возлежала Рукоять — теперь там красовался полный клинок. Тот самый, который два месяца назад родился в руке у Витязя из тупого ножичка.
— Многие ушли по мирам?
— Резерв здесь, если тебе нужно с кем-то поговорить по душам, — ехидно отозвался Гробовщик. И есть ещё «синяя» квалификация. Ах, практиканты…