Немёртвый камень (СИ) - Кисель Елена. Страница 51

Кто-то в толпе выдвинул было пару предложений насчет доказательств, вообще же люди Севера молчали. Первым заговорил старик с бородкой клинышком и военной осанкой. Он стоял в первых рядах, и по стати было видно: из старой знати.

— Доказательств не нужно. Думаю, все видят… или чувствуют. Из тех, кто может, — и брезгливо покосился в толпу с чернью. — Вопрос в другом. О чём пойдёт речь?

Ястанир расслабил плечи — и с них тут же едва не свалилась вредная майка с «хомячками».

— Вас разве не известили?

Старик из знати открыл было рот, но голос подал глава урядников — с широченными плечами и лихой бородищей.

— Слышали, будто, что новая война собирается. И будто бы Семицветник в ней будет против тебя. Ты, что же, предлагаешь нам свою сторону?

— Да, — просто ответил Витязь. — Предлагаю вам свою сторону.

В несколько минут молчания всем явно померещилось, как напротив Ястанира встали семь разряженных в мантии разных цветов Магистров и последним — Дремлющий.

— И просто-таки все Магистры гады? — осторожненько осведомился пухлый магнат, разодетый в фиолетовый бархат.

— Некоторые уж точно, — сквозь зубы заметила Бестия. Ответ был услышан, принят и почему-то даже не оспаривался.

— Возможно, с некоторыми из них нам по пути, — пояснил Ястанир. — Вот только мы понятия не имеем, с кем, а война между тем уже витает в воздухе.

Он взглянул на радугу, и это был взгляд Мечтателя. За ним посмотрели все.

— Тускнеет, — сказал кто-то. — В четвертой фазе так не бывает.

— Эх… — тоскливо выдохнул какой-то старец из середины.

Из легенд и былей до всех дошла информация о том, что бывает, когда тускнеет радуга.

Голос наконец опять поднял знатный старец:

— Насколько мы поняли из создавшейся ситуации — вы имеете в виду что-то, что страшнее Холдона. Какого-то рода нашествие или битву… и при этом удар придётся по Одонару, однако Магистры не будут его защищать?

— В нужный момент — едва ли, — тихо отозвался Экстер, вызвав встревоженный взгляд Феллы: явно знает больше или подозревает, но ведь не говорит!

— А ты армию набираешь, чтобы в нужный момент была и защищала? — подтянулись к вопросам из той группы, где стояли наёмники.

Мечтатель кивнул.

— И решил, стало быть, обратиться к народу, потому как от войска вряд ли чего дождешься, а своими силами не справишься?

— Именно.

— Это, то есть, ты у нас помощи просишь? — тон уже был повышенным и точно нехорошим, но Витязь этого не пожелал замечать и откликнулся кивком.

Наёмник открыл рот, чтобы то ли спросить, то ли сказать, но потом раздумал, махнул рукой и замолчал. Толпа тоже была молчаливой, только шушукались о чем-то своем шепталы. Видимо, прикидывали, как подать такую информацию Жилю. И не стоит ли продать новости куда-то на сторону.

А потом впервые раздался женский голос, сорванный и яростный.

— Ты нас просишь? А где ж ты был раньше, Витязь, когда сам был нам нужен?

Аристократы и магнаты переглянулись было и открыли рты, чтобы ещё что-то спрашивать, но поздно. Народ попроще разом оживился, заволновался и опять раскричался:

— В артефактории сидел? А нас нежить жрала!

— Сколько войн…

— У меня сын в разбойники ушел: дома лопать нечего!

— Магистры тебе не нравятся? А что ж ты им головы не открутил, за все-то века?

— Сколько лет молились: хоть бы Витязь уберег, а ты где ошивался-то?

— Порядка в стране хочешь — ну, так и навел бы его пораньше!

— Это ты у нас помощи просишь? А дулю не видал? — самое простое и самое эффективное высказывание долетело от самого древнего старца, который тут же от мощи собственного голоса чуть в песок не рассыпался. Как он добрался до «Лунного холодца» — было непонятно.

Мечтатель молча выслушал упреки. Губы дрогнули пару раз на особенно болезненных уколах, но пилюлю он проглотил безропотно. Потом прикрыл глаза и выдохнул — явно набираясь сил для ответа.

Ответить ему не дали: Бестия шагнула вперед, по пути довольно резко оттолкнув его с дороги.

— Помолчи и дай сказать мне, — тишина после такого вступления восстановилась, а может, причиной тому было выражение лица Бестии. И цветастая юбка, и оборочки под кольчугой не портили впечатления: паж Альтау во весь рост и перед битвой. — Вы спрашиваете — где был он? А где были вы все эти годы? Три тысячи лет — где были вы? Ждали, что придет Витязь и наладит в жизни сразу все, от вечного мира между всеми до цен на пиво? Пасли коз, добывали руду, лакали пиво по вечерам? Заявляли родителям, что учиться — только голову забивать, а магией пользовались, чтобы набить морду соседу? Вы — сидели по своим домам и не высовывали оттуда носа; вы жаловались по углам, что все в мире не так; вы отпускали своих детей в разбойники и воины; воевали с соседями за пастбища! Тридцать веков я сражалась и истребляла нежить ради вас — и я знаю, где вы были. И знаю, что вы с шайкой разбойников неспособны справиться всей деревней без разрешения Магистров и войск Кордона; вы разучились думать сами, без приказов из Семицветника; вы привыкли, что за вас устраивают все, а если устраивают недостаточно — то можно посетовать, что вот, явился бы Витязь — и стало бы лучше! И вы — высмеете что-то требовать у него? У того, кто спас вас всех на том проклятом поле — считаете, что он что-то должен вам? Обязан вечно вас спасать, ни на секунду не смыкая глаз? Дважды! Он дважды сходился с Холдоном и выходил победителем, а вам все мало? Он, значит, должен жить ради вашего блага — нет, умирать ради вашего блага, и ни дня… ни минуты не может взять себе?

В глазах у нее сверкнули слезы ярости. Толпа разом отхлынула на несколько шагов, перепуганный Экстер попытался придержать ее за руку, но Бестия стряхнула его пальцы:

— Молчи! Ты ведь привык к этому, не так ли? Вечный защитник, у которого не может быть защитников! Так пусть это буду я — пусть скажу я, я имею право. Им недостаточно боли, которую ты пережил, им мало смертей, которые ты уже видел, им плевать на то, что ты чувствуешь, когда убиваешь ради них, главное — это не они, а ты! Так где ты был тридцать веков, Витязь Солнца? С чего ты был всего-то щитом Одонара и щитом Целестии, зачем не горел вместо них на войнах, не лез в политику, не очищал страну от нежити и не гонялся за контрабандистами? Неужели ты ждал, что однажды они перестанут уповать на твое возвращение и хоть что-то сделают сами? Ждал зря!

Она отдышалась и договорила тихо:

— А теперь ты вернулся и просишь помощи, потому что боишься, что не сможешь победить один, и думаешь, что хоть кто-нибудь тебе поверит и поможет…

Она зло топнула ногой и отвернулась — обычный ее жест, чтобы скрыть исказившиеся черты. Витязь и толпа уставились друг на друга и понятия не имели, что говорить и что дальше делать. Настырно тинькала синичка на ближайшей березе — душевно радовалась затишью и возможности проявить себя. Народ переглядывался — исподлобья — шуршал одеждой и оживал медленно, по человеку.

Среди помертвевшей толпы живым оказалось, пожалуй, одно лицо. Если, конечно, так можно было назвать шуструю бабенку, которая пропихалась в первые ряды откуда-то из середины. Физиономии таких представительниц слабого (слабого ли?) пола обычно обозначают, что пришла пора скандала.

Бабенка подвинула с места старика-аристократа, остановилась напротив крыльца, уперла руки в бока и язвительно осведомилась, обращаясь к Бестии:

— А что это ты его пихаешь, а?

Бестии пришлось обернуться, чтобы недоуменно поморгать. Ей, пятому пажу только что сказали…

— Ишь, умная нашлась — Витязя затыкать! Имеешь право, говоришь! Какое у тебя там право — что на Альтау кого-то посекла? А что ж у тебя твой Витязь такой некормленый ходит?!

Мечтатель от таких слов в принципе потерял дар речи и начал выглядеть совсем как в старые времена, что немедленно породило отклик народа:

— Во-во, его, бедака, ветром качает, а она толкаться!

— А что это с ним, может, раненый или заболел?