Конец Вавилона - Аполлинер Гийом. Страница 28

Известие об этом разнеслось по стране, и все холостяки Израиля и Иудеи, молодые хлыщи и богатые старики не упускали случая приударить за мной. Они подглядывали, выслеживали меня, как добычу, которая в один прекрасный день попадется им в лапы.

Однажды в сильную жару я решила искупаться в водоеме, расположенном посередине фруктового сада, примыкающего к нашему дому. У Иоахима было кое-какое имущество. Я послала своих рабынь за маслами, благовониями и мазями, необходимыми для моего туалета. О, в те времена он был совсем прост! Правда, я холила себя только ради себя самой, а это — одно из сладчайших наслаждений для очень молодых женщин. Я приказала рабыням запереть дверь в ограде сада.

Уже ощущая, как мои члены восхитительно погружаются в воду, я внезапно услышала как будто шорох листвы. О ужас! Среди широких пальмовых листьев я разглядела одновременно четыре блестящих глаза, потом два старческих лица, сведенных страшной судорогой. Ах, негодные! Возмущенная, я рванулась за своей одеждой, стараясь скрыть от их глаз руками свои женские прелести. Но старцы направлялись ко мне. Туг я узнала их: это были два старейшины общины, уполномоченные судить наши проступки и правонарушения с высочайшего одобрения вавилонского правительства.

— Здесь никого нет, — сказал мне один из них. — Дверь крепко заперта. Сусанна, мы оба любим тебя, отдайся нам!

— Оба! Ну вы и хватили! Если бы я захотела изменить своему супругу, — произнесла я, смеясь и плача, — так уж с кем-нибудь посвежее вас. Давайте-ка, идите отсюда.

Мне удалось схватить тунику.

Но они, похоже, задумали что-то недоброе.

— Если ты не хочешь нам отдаться, мы так устроим, что ты будешь ославлена. Подумай, еще есть время.

— Уходите! — и я закричала во весь голос.

Туг они сами распахнули дверь и еще громче, чем я, стали звать прохожих, моего мужа, прислугу.

— Отсюда только что вышел молодой человек, с которым эта женщина совершила преступление блуда и прелюбодеяния! Мы свидетельствуем! Она должна умереть, таков закон. Кстати, мы судьи. И приговариваем ее к смерти!

Ах, что за скандал! Все — и мои друзья, и мои обожатели, и толпа — были в восторге: целомудренную Сусанну застали на месте преступления!

Меня отвели в тюрьму. Иоахим был ошеломлен и не нашел, что сказать в мою защиту. Быть может, мужчина, верность которому я хранила, несмотря на его непригодность к любовным ласкам, действительно поверил, что обманут!

Я уже начинала сожалеть о своей бессмысленной верности.

Я ожидала своей участи в тюрьме, когда на третий день случилось странное происшествие. Молодому человеку по имени Даниил, который ухаживал за мной, но которого я едва замечала, удалось добиться от окружения царя Навуходоносора, куда сам он входил в качестве ученика волхва, и, как говорили злые языки, наложника, чтобы ему было дозволено допросить обоих старцев. Два седобородых старейшины, допрашиваемые сосунком, — можешь себе представить, какая бестолковщина царила при дворе этого великолепного Навуходоносора?!

Даниил привел их в замешательство, поочередно задавая каждому вопросы о деталях происшествия. Ему удалось сбить их с толку… Так или иначе его правоту признали хотя бы уже потому, что по своему положению он был более влиятельным. Народ оправдал меня, и смертный приговор моим обвинителям, согласно закону Моисея, был произнесен при всеобщем одобрении.

Меня бы не предали смерти. Приговор был чистой видимостью. Все, кого смущала моя добродетель, были бы глубоко опечалены при виде того, как меня казнят: не из-за моей кончины, а потому что желали совершить более изощренную месть.

Так что я отказала двум богатым, влиятельным людям, которые честно вознаградили меня за доблесть моей невинности.

Я кричала, устроила скандал, понадеялась на добродетель своих соотечественников, как на свою собственную. Я была молода.

Старцы, как положено, вскоре были помилованы и даже восстановлены в своих должностях. Они тут же приобрели самоуверенный вид, намекая, что совершенно не защищались, а просто хотели спасти меня! Разумеется, я им буду очень признательна. Может, я даже уже отблагодарила их! Мы были заодно!

Что касается Даниила, всем было очевидно: он тот самый молодой человек, что бежал из сада. Мол, как я была права, выбрав любовника, вхожего в окружение царя и, уж во всяком случае, опытного в любовных делах!

Тем, кто не был настроен против меня, мое дело представлялось сложным. Мужчины, что бы они ни сделали, всегда правы, а женщины — виноваты. Это, и вправду, выглядело немного досадно: девушка, сирота, жена Иоахима, лучшего из мужчин, попала в такую историю!

Вскоре уже меня оскорбляли на улицах женщины и дети. Иоахима, ничем не заслужившего этого, прозвали рогоносцем. Его родня стала настраивать его против меня.

Так что он пришел к выводу, что с тем или с другим, но я непременно должна была изменить ему. Эта мысль укоренилась в его мозгу. И, в конце концов, он со мной развелся.

У меня была недобрая слава в еврейском квартале. Проявление моей добродетели, моя оскорбленная невинность, а также красота стоили мне всеобщей ненависти. Изнасилованная тысячу раз, очерненная всякими способами, женщина должна молчать, всегда молчать! Скажу больше: она должна предпочесть скандалу бесчестье!..

Мне было тогда двадцать лет. И я в свою очередь тоже решила мстить. За себя. Я уехала. Покидая кварталы моих отцов, я отрясла их пыль со своих сандалий. И больше никогда туда не возвращалась.

Шел месяц шват, пятый месяц нашего календаря. Я решительно отправилась на рынок невест, который в то время пользовался большим спросом, чем теперь.

На длинном возвышении в ряд сидело около сотни девушек, прикрытых легкой тканью, которую они готовы были сорвать, чтобы представить свою девственную наготу на рассмотрение публики. Ибо все продававшиеся там девушки по достижении половой зрелости должны оставаться девственницами. Два жреца и городской чиновник, все трое давшие присягу, были готовы тщательно проверить наличие этого редкостного достоинства. Так официально удостоверялось свидетельство честности, высоко ценящейся в Вавилоне. Их было немного, девушек, которые могли претендовать на получение подобного свидетельства. А молодые люди из лучших семейств, самые завидные партии города, предпочитали прийти за супругой на этот рынок при свете дня, а не под неверную сень частного дома. То есть я хочу сказать, что все, что есть знатного в Вавилоне, и толпы любопытствующих, среди которых немало евреев, в тот день присутствовали на торгах.

Тебе известно, как это происходит. В установленном порядке два оценщика, из которых один избран среди художников, а другой — среди храмовых рабов, девушек вызывают и осматривают, начиная с самой красивой и до самой уродливой. Красивых покупают: уплаченная цена частично остается в их собственности или у их семьи, а частично служит в качестве приданого уродливым девушкам, которые без такой компенсации не смогли бы найти покупателя.

После осмотра и изгнания сомнительных девственниц нас на возвышении оставалось более двух сотен. Это были главные торги года.

Я скромно сидела под покрывалом, решив терпеливо дожидаться своей очереди. И размышляла о том, как поступили бы мои соотечественники, и патриархи, и золотая молодежь, и сам мой бывший муж, немощный Иоахим, ныне холостой, если бы они пришли сюда в надежде на возможное приобретение и увидели, как встает с неоспоримым и новехоньким свидетельством девственности та, которую они считали куртизанкой.

Распорядитель торгов принял из рук городского чиновника составленный по всем правилам и проверенный список. Среди присутствующих и на нашем возвышении воцарилась тишина. Я заметила, что в этот момент добрая половина моих товарок была готова встать и отбросить покрывало.

Однако они были разочарованы, потому что распорядитель торгов звонким голосом прокричал в толпу мое имя, имя безвестной бедной девушки: