Избранная и беглец - Штерн Оливия. Страница 10
«Он старше меня в два раза и забил до смерти предыдущих жен», — только и сказала тогда Айрис.
«А ты не будь дурой. Любого мужчину можно заставить плясать под свою дудку», — ответила матушка.
Наверное, Айрис с самого начала все делала не так.
Возможно, если бы не потеряла сознание в первую брачную ночь, если бы была веселой и развязной, то тогда… Рато не счел бы ее пугливой истеричной курицей. Возможно, обращался бы по-иному. Наверное, мужчины в самом деле любят веселых разбитных женщин — ну, вроде кормилицы Микаэла. Поэтому Рато и ходит к ней по ночам. Ему хорошо и весело, ну и, понятное дело, кормилица не может отказать господину барону.
Айрис шмыгнула носом, быстро вытерла набежавшие слезы.
Все это ерунда. Не важно. Важно быть рядом с малышом. Он прижимается к ней всем своим маленьким телом, и сердце не ноет, и забываются все синяки и шишки, полученные от Рато.
Когда Айрис уже подходила к дому, горло снова сжалось в спазме. Ничего здесь не изменилось с тех пор, как ее забрали и повезли в замок: все те же ставни, покрашенные синей краской, те же оштукатуренные и беленые стены. Над входом в лавку оружейника поскрипывала на цепях старая деревянная вывеска. Ее нарисовала красками сама Айрис — прекрасный рыцарь в доспехах на коне скачет с копьем наперевес. И надпись: «Мечи, топоры, доспех». А с краю — зеленый дракон, улепетывающий от рыцаря.
Когда она делала вывеску, то чувствовала себя совершенно счастливой.
Как же давно это было…
Айрис огляделась по сторонам и, убедившись, что никто не заинтересовался полуголой девицей, разгуливающей по городу, постучалась.
Сперва за дверью царила полная тишина. Айрис постучалась еще раз.
«Ну пожалуйста, откройте. Не хватало еще, чтобы храмовники заметили… кто их знает, может, не спится им, вышли по городу прогуляться…»
С внутренней стороны раздался скрежет отпираемого замка. Дверь распахнулась, на пороге стояла матушка.
— Чего желаете? — начала она елейным голосом, но, поняв, кто стоит по ту сторону порога, резко замолчала и даже отшатнулась.
Потом внезапно сделала попытку закрыть дверь, но Айрис, бросившись вперед, успела протиснуться в щель, при этом едва не сбив мать с ног.
— Айрис! — прошипела та. — Двуединый, что случилось? Что ты здесь делаешь? Барон нам головы поснимает!
— Матушка, у меня случилась беда. — Айрис мертвой хваткой вцепилась в рукав материного платья. — Мне нужна твоя помощь. Очень нужна.
— Ты с ума сошла, — пробормотала женщина, — тебе надо в замок. Очень быстро. Еще не хватало, чтобы господин барон объявил тебя шлюхой и выставил вон. Тогда мы позора не оберемся.
— Матушка… — В груди как будто что-то оборвалось. Что-то важное, светлое.
Айрис отстранилась и посмотрела на мать. Как будто впервые видела — стареющая, но все еще красивая женщина, седые пряди в белокурых волосах, поблекшие глаза, тонкие морщинки. И женщина эта внезапно показалась Айрис совершенно чужой. «Я тебя не знаю», — вертелось на языке.
В самом деле, похоже, она не знала собственную мать. Хотя… с иллюзиями стоило распрощаться еще тогда, когда валялась у нее в ногах и просила: «Не отдавай меня ему, умоляю, не отдавай…»
Интересно, отцу стоит показаться? Или тот сразу за дверь вышвырнет?
— Матушка, выслушай меня, — растерянно пробормотала Айрис. Это было какое-то наваждение, вроде бы мать — и не мать, чужая женщина. — Я заблудилась в лесу и испортила платье. Теперь вот… не могу же я в таком виде вернуться к мужу…
Лависия сжала губы, окинула Айрис недовольным взглядом.
— Так чего ты сюда пришла? Что тебе нужно?
— Платье, мама. Дай мне одно из твоих, старое. И башмаки. Я же не могу разгуливать по городу вот так…
Лависия молча подошла к двери и опустила засов. Затем еще раз смерила Айрис недобрым взглядом.
«Чужая, какая же она чужая, — устало подумала Айрис. — Почему со мной все так?»
— Откуда эта сорочка? — внезапно хриплым шепотом спросила мать. — Говори!
— Я… ее нашла. В лесу, — Айрис опустила глаза. Она никогда не умела врать, никогда.
Мать протянула руку, пощупала ткань и тут же отдернула пальцы, словно обжегшись.
— Ты лжешь. Ткань не наша. Где шлялась?
— Мама… я упала в ручей, намокла вся… А потом нашла эту рубаху, в лесу. Может, кого ограбили…
И посмотрела матери в глаза, честно и открыто.
Лависия судорожно выдохнула, сделала попытку улыбнуться, но получилась неприятная гримаса.
— Хорошо. Будь здесь, я сейчас вынесу тебе одежду. И… не думаю, что отцу стоит видеть тебя… тут… и в таком виде.
Айрис хотела броситься матери на шею, но передумала. Кивнула покорно.
— Хорошо, матушка. Ты меня очень выручишь.
Мать хмыкнула и торопливо вышла.
Айрис осталась одна. Огляделась, с удовольствием отмечая, как чисто и опрятно в лавке, как хорошо смотрятся по углам тяжелые кресла из старого, потемневшего дуба. На прилавке, поверх аккуратно расстеленных льняных полотнищ, красовались мечи, узкие кинжалы, топорики, латные перчатки и еще много всякой всячины. За прилавком на деревянных распорках висела новенькая бригантина, очевидно изготовленная на заказ для богатого горожанина — из-под пластин выглядывал бордовый бархат. Айрис вздохнула. Здесь, в лавке, было хорошо. Так и осталась бы… навсегда. Правда, из всех домочадцев любил ее только маленький братик, самый последний ребенок, ему всего-то шесть годков сейчас…
Но рано или поздно придется вернуться в замок, к Рато. Только и остается надежда на патера.
Ноги не держали. Айрис добрела до кресла, опустилась в него, положила руки на широкие подлокотники. Теперь, когда она смогла скрыться от Проклятых, всю ночь пробираясь через лес и слыша за собой шаги чудовища неизвестной породы, усталость накатывала свинцовыми волнами. Ступни пекло, колени ныли. Глаза против воли начали слипаться, и Айрис, чтобы не уснуть, время от времени щипала себя за руку.
Наконец где-то в глубине дома хлопнула дверь, и вскоре в лавку торопливо вошла матушка, неся на согнутой руке платье, и в другой руке — деревянные башмаки, какие всегда обувала служанка. Поджала сердито губы, когда увидела расположившуюся в кресле Айрис.
— Вот, бери, надевай и уходи.
Айрис дернулась, как от пощечины. Да лучше бы ударила, чем вот так.
— Матушка… — Голос предательски дрогнул.
— Уходи, — глухо сказала женщина, ее плечи под легкой шалью поникли, — тебе не нужно здесь оставаться. Хоть и не говоришь, где была, я вижу, что на тебе скверна.
— Это всего лишь рубашка.
— Ты меня за дурочку держишь? Ни в одном из наших городов не ткут такой ткани. Знаю я, где ты могла разжиться ею. Ответь только честно — ты с ними спала? С Проклятыми?
Айрис смотрела на женщину, которая когда-то дала ей жизнь, и не могла понять — ну как же так можно? Ведь она, Айрис Ленне, за всю свою недолгую жизнь не сделала никому ничего плохого. И уж тем более не сделала ничего плохого матери и отцу. Так отчего же матушка смотрит так сердито, почти зло, и почему задает такие вопросы, от которых щеки расцветают горячими пятнами?
— Я… я не знаю иных мужчин, кроме своего мужа, — наконец ответила Айрис.
Опустила глаза и, взяв платье, быстро натянула его поверх рубахи. Протянула руку за башмаками, снова встретила осуждающий взгляд матери. И тут словно что-то горячее взорвалось, вскипело в груди. И Айрис неожиданно для себя самой разозлилась. А разозлившись, внезапно почувствовала себя совершенно свободной.
— Почему ты так на меня смотришь? — Она схлестнулась с матерью взглядами. — Сама-то ты хорошо по ночам спишь? После того, как отдала меня палачу?
— Дура, — сипло ответила Лависия, — как была дурой, так и осталась. Не поумнела. Я сделала для тебя все, что могла, чтоб ты жила с достойным мужчиной, с благородным…
— Твое определение «благородный» не делает его достойным. Ты продала меня палачу, мамочка. Надеюсь, эта мысль не даст тебе покоя…
Последние слова Айрис почти выплюнула. Быстро сунула ноги в башмаки и, уже стоя в дверях, обронила: