Гнев Божий - Хиггинс Джек. Страница 36
Я не мог видеть выражения лица Ван Хорна, но голос его прозвучал спокойно:
— Что вы от меня хотите, сеньор? Моей смерти?
— Не обязательно, — качнув головой, ответил де Ла Плата. — Вы, священник, отсюда уедете. Завтра по той же дороге, по которой вы прибыли, и с теми же, кто вас сюда доставил. Я бы с удовольствием вас повесил, но, к сожалению, я дал сестре слово, и, если она выполнит то, что обещала, я его сдержу.
Он повернулся и, крепко прижимая к себе сестру, величаво зашагал к выходу. Члены банды гурьбой последовали за ними. Бандит, выходивший последним, презрительно сплюнул на пол. Ван Хорн, спустившись с кафедры, бросился им вдогонку.
Я подскочил к окну в тот момент, когда Томас вскакивал в седло. Рядом верхом на своей лошади уже сидела Чела. Люди из банды объехали их и отряд был уже готов тронуться в путь, как в дверях церкви появился Ван Хорн и закричал:
— Сеньор де Ла Плата! Я хочу вам кое-что сказать.
Дон Томас придержал лошадь, остальные сделали то же самое.
— Что вам нужно?
И Ван Хорн громко, чтобы все слышали, произнес:
— У меня есть образ Святого Мартина из Порреса, который в революцию исчез из церкви. Перед водружением его на прежнее место люди должны пройти с ним по всему селению.
Все замерли в ожидании, что за этим последует, и только нервный топот копыт нарушал воцарившуюся тишину.
— Я намереваюсь устроить ход завтра утром. Мы двинемся от церкви в половине десятого.
Послышался сдавленный крик Челы, но Томас тут же ее успокоил:
— В этом городке вы не найдете ни единого человека, который примет участие в вашей процессии.
— Тогда я пойду один.
Быстрым движением руки Томас де Ла Плата выхватил из-под куртки пистолет. В тот же миг я вырвал у Яноша автомат «томпсон» и, больше не считаясь с присутствием Челы, приготовился в случае необходимости открыть огонь. Правда, на этот раз в опасной близи от Томаса был Ван Хорн.
Чела, отчаянно закричав, схватила брата за руку. Все приготовились к худшему. Но Томас, помедлив, сунул пистолет обратно в висевшую у него под курткой кобуру.
— Священник, я сдержу слово, — сказал он. — Чтобы завтра после полудня вас здесь не было. А что касается вашего шествия, только попробуйте его устроить, и я самолично вас прикончу.
— Один или возьмете в помощь своих людей?
Глаза Томаса де Ла Плата засверкали огнем. Его лицо побелело, словно раскаленные угли. Но он промолчал, подал знак вооруженным всадникам, и вся банда тронулась в путь.
Воспользовавшись моментом, я выглянул из окна звонницы, чтобы увидеть их отход, и, заметив в двадцати ярдах от площади разрозненную группу местных жителей, быстро отпрянул назад.
— Похоже, у Ван Хорна появились прихожане, — заметил я.
— Боже, сэр, теперь я во все готов поверить, — ответил Янош.
В сопровождении едва передвигающегося Яноша я спустился по винтовой лестнице и, с опаской поглядывая сквозь разбитые окна, поспешил к выходу.
Толпа уже стала расходиться, и сквозь нее я увидел выезжающих из селения всадников Томаса де Ла Плата. Ван Хорн, второпях поднявшись на крыльцо церкви, ненароком задел меня и прошмыгнул внутрь, не удостоив даже взглядом. В этот момент я для него как будто не существовал. Войдя в церковь, он снял с головы убор католического священника и, швырнув его на ближайшую скамью, принялся стягивать с себя стихарь.
— Отлично сработано, — сказал я, когда к нам подошел Янош.
Ван Хорн бросил на меня яростный взгляд.
— А что ты от меня хотел, Киф? Чтобы я застрелил женщину?
— Совсем нет, — ответил я, избегая прямого ответа. — А как объяснить эту блажь, в очередной раз нашедшую на тебя? Я имею в виду твой ход с этой чертовой реликвией. Де Ла Плата был прав. Ни один мужчина, ни женщина, ни даже ребенок Мойяды не рискнет принять участие в этой процессии.
— В таком случае я пойду один.
— В расчете посрамить де Ла Плата? Он этого не поймет.
Ван Хорн ничего не отвечал, и только желвак ходил у него на щеке. Он периодически судорожно сжимал ладони. В тот момент отношения между нами приобрели новые оттенки, которые невозможно выразить словами. Я отлично это почувствовал. Уверен, что и Ван Хорн тоже.
Подойдя к нему ближе, я тихо, но настойчиво спросил его:
— Зачем это, Ван Хорн? Ради чего?
— Да будь ты проклят, Киф! Сам не знаю, для чего, — резко ответил он и, откинув стихарь в сторону, повернулся и зашагал в ризницу.
После таких слов говорить было уже не о чем, и мы с Яношем, оставив Ван Хорна в церкви одного, отправились в гостиницу. Морено в баре мы не застали, и я, зайдя за стойку, сам налил нам виски.
— Ну и что теперь? — спросил Янош.
— Не спрашивай меня, спроси лучше его самого.
Он тяжело вздохнул:
— Знаешь, друг мой, мне это не нравится. Совсем не нравится.
Янош взял бутылку и налил себе еще виски, а я, оставив его в баре одного, вышел из гостиницы, обогнул ее, сел в «мерседес» и поехал обратно к церкви.
Я вспомнил, что в звоннице мы оставили оружие. В том состоянии, в котором находился сейчас Ван Хорн, он мог позабыть о нем. Оружие лучше было бы перепрятать в более надежное место, решил я. Хотя это был лишь только повод, чтобы еще раз попытаться расколоть Ван Хорна. Но плану моему не суждено было свершиться: по дороге, взъехав на холм, я встретил священника в компании Морено.
Поднявшись в звонницу, я перенес все оружие вниз и уложил его обратно в металлический ящик. Затем перенес ящик в машину и поставил в тайник под задним сиденьем «мерседеса».
Вернувшись в церковь, я сел на скамью и посмотрел на алтарь. Да, подумал я, всю жизнь я обходился без Бога, но все же здесь, в церковном полумраке, при мерцающем свете горящих на алтаре свечей, мне было хорошо и спокойно.
Неожиданно в дверях показалась Виктория Балбуенас. Еще не переступив порога, она внимательно посмотрела на меня, машинально накинула на голову платок и повязала его под подбородком.
Я взял девушку за руки и, улыбаясь, усадил ее рядом с собой.
— Вот видишь, я, несмотря ни на что, жив.
Это все, что успел сказать я Виктории. На улице послышался крик, затем шум торопливых шагов по лестнице. В дверном проеме появился встревоженный Ван Хорн. Я мгновенно схватился за «томпсон».
— Он тебе не потребуется, — успокоил меня Ван Хорн. — Жена Морено, она совсем плоха. Никак не может разродиться, а местная повитуха не знает, что делать.
Я продолжал сидеть, тупо уставившись на него глазами. Он схватил меня за грудь и в мгновение ока поставил на ноги.
— Боже милостивый, — быстро сказал он. — Парень, ты же четыре года учился медицине. Не так ли?
У гостиницы уже собралась толпа из тридцати — сорока местных жителей. У плохих вестей длинные ноги, подумал я. Ван Хорн, осторожно раздвигая толпу, поспешно зашагал к входу. Мы с Викторией последовали за ним.
Жуткая сцена предстала перед нашими глазами, когда мы вошли в спальню. В ней было человек двенадцать, не меньше.
Все близкие родственники. Женщины уже вовсю рыдали, громко причитая. Морено, сам со слезами на глазах, был не в состоянии навести в спальне порядок.
На кровати под простыней, испытывая страшные муки, корчилась в схватках несчастная женщина. Древняя старуха, вероятнее всего повитуха, с лицом словно высушенное яблоко, грязней которой я еще не встречал, склонилась над роженицей.
— Пусть все убираются, — скомандовал я Ван Хорну. — Все до одного. Повитуха может остаться, только пусть сначала хорошенько вымоет руки. Пусть скорее принесут из кухни горячей воды и мыло.
Родственники все до одного, протестуя, неохотно покинули спальню. Морено, уже не рассчитывая больше увидеть жену живой, о чем он сам сказал у двери, тоже вышел из комнаты.
— Молитесь за нее, — тихо сказал им Ван Хорн. — Молитесь, чтобы Святой Мартин из Порреса помог ей.
Закрыв за ними дверь, он быстро подошел к окну, распахнутому на террасу, и что-то крикнул шумевшей на улице толпе. Я не расслышал, что именно, но думаю, то же самое, что и родственникам Морено. Затем Ван Хорн плотно закрыл в спальне все окна.