К востоку от одиночества - Хиггинс Джек. Страница 4

Мы обогнули горный хребет и вошли в пространство над фьордом за мгновение до того, как концы крыльев начали исчезать в первых полосах густого тумана. Над самой водой я прибавил газ, выравнивая машину, и мы приводнились, вздымая тучи брызг. Серая пелена полностью накрыла нас, и мне пришлось высунуть голову в открытую форточку, чтобы хоть что-нибудь разглядеть, пока мы рулили к берегу.

Из тумана внезапно появился край старого бетонного причала, я резко повернул «Выдру» и пошел вправо. Через несколько секунд перед глазами открылся другой край причала и береговая линия. Я выпустил шасси под поплавками и вырулил на узкий галечный пляж, после чего заглушил мотор. Нас обступила тишина.

– Где мы? – полюбопытствовала Илана.

– Это брошенный поселок китобоев – Аргамаск. Хотите на него взглянуть?

– Почему бы и нет? Сколько времени мы здесь пробудем? – Зависит от погоды. Час, от силы – два. Этот туман исчезает так же внезапно, как появляется.

Я открыл дверь и выбрался наружу. Она выскочила за мной так быстро, что я даже не успел подать ей руку. Тут было холоднее, чем во Фредериксборге, но пока еще, на удивление, терпимо, учитывая то, что мы уже на двадцать миль забрались за Полярный круг. Спутница моя оглядывалась с неподдельным интересом.

– Можем мы походить вокруг?

– Если хотите.

Пройдя по пляжу, мы поднялись по старому бетонному слипу и оказались на краю причала. Вершины окрестных гор терялись в сером тумане. У их подножия стояли развалины старой фабрички, на которой вытапливали китовый жир; неподалеку виднелись останки трех-четырех десятков небольших коттеджей.

Пока мы шли вдоль того, что некогда было главной улицей, начал накрапывать дождь. Она спрятала руки в карманы и со странным волнением в голосе, посмеиваясь, проговорила:

– Вот это я люблю. С самого детства. Гулять в тумане под дождем...

– Думая, что ты один во всем мире, – подхватил я. – Мне знакомо это чувство.

Она обернулась с некоторым удивлением, потом снова внезапно хохотнула, но уже по-старому, резко и хрипловато. В ней произошло какое-то изменение. Точно я бы затруднился определить, что именно – немного помягчела, что ли, но, во всяком случае, стала иной.

– Добро пожаловать в наш клуб. Говорите, здесь когда-то был поселок китобоев?

– Его окончательно покинули в конце прошлого века.

– Что случилось?

– Они просто выловили всех китов, так что дальнейший промысел утратил коммерческое значение, – пожал я плечами. – В те времена здесь собиралось по три-четыре сотни судов. Китов просто уничтожили, как в свое время бизонов, – охота шла до полного истребления.

В конце улицы показалась маленькая разрушенная церковь, за ней – кладбище с разбитой оградой. Мы вошли внутрь и остановились перед первой могилой с надгробным камнем.

– "Энгус Маккларен – умер в 1830-м, – прочитала она вслух. – Шотландец".

– В истории китобойного промысла это был тяжелый год, – кивнул я. – Паковый лед стоял тогда дольше, чем обычно, и девятнадцать английских китобоев оказались в ловушке. Говорят, бывали времена, когда на лед выходило до тысячи человек одновременно.

Она продолжала читать полустертые надписи надгробий, медленно двигаясь вдоль могил. Около одного камня она задержалась, слегка сведя брови, потом опустилась на колено и перчаткой стала стирать зеленый мох.

Показалась звезда Давида, вырезанная с той же заботой, как и кельтские кресты на других памятниках. Надпись была сделана на английском.

«Аарон Исаакс, – словно про себя, почти шепотом проговорила Илана. – „Королева моря“ из Ливерпуля. Убит китом в море – 27 июля 1863 года».

Девушка, не поднимаясь с колен, продолжала держать руку на камне, вглядываясь в надпись. Лицо ее было печально. Почувствовав, что я стою рядом, она распрямилась, и я заметил странное смущение так не вяжущееся с ее обычной весьма жесткой манерой поведения. Впервые я подумал, насколько же глубоко она прячет свою сущность.

Потом она взобралась на квадратную каменную тумбу и уселась на край, свесив ноги.

– Я забыла сигареты, – сообщила она. – Можете меня угостить?

Я достал мой старый серебряный портсигар и протянул ей. Взяв сигарету, она задержала его в руке, нахмурив брови и внимательно разглядывая крышку.

– Что это за герб?

– Военно-морской авиации.

– Там вы учились летать?

Я кивнул.

– Худший вид притворства, с которым мне доводилось сталкиваться за многие годы, – покачала она головой. – Из вас такой же пилот-бродяга, как из моего дядюшки Макса.

– Я должен быть польщен или наоборот?

– Как посмотреть... Он – не последняя фигура в Сити, партнер в одном из торговых банковских домов, насколько я знаю. Во всяком случае, где-то по финансовой части.

– В этом смысле мы все не похожи на Хэмфри Богарта или Джека Дефоржа, вы сами это знаете, – улыбнулся я.

– Ну хорошо, – проговорила она. – Тогда скажем проще. Почему именно Гренландия? Существует множество других мест.

– Это просто. За четыре летних месяца здесь я зарабатываю в два раза больше, чем за двенадцать где-либо еще.

– Это важно?

– Для меня – да. Я хочу приобрести пару новых самолетов.

– Как минимум, звучит довольно амбициозно. А что потом?

– Если я смогу начать свое дело на Ньюфаундленде и Лабрадоре – через пять-шесть лет стану богатым человеком.

– Вы говорите так, будто вполне уверены в этом.

– Я должен быть в этом уверен. Восемнадцать месяцев я работал здесь на чужого дядю, потом шесть месяцев самостоятельно искал себе клиентов. При том, как сейчас развивается Канада, через четверть века она станет богатейшей страной в мире, помяните мое слово.

– Все это не объяснение, – снова покачала она головой и резко сменила тему. – Я уверена, что вы из тех мужчин, в жизни которых обязательно должна быть где-то хорошая женщина. Что она думает обо всем этом?

– Я давно уже ничего не слышал с этой стороны. Последняя весточка пришла от ее адвокатов и была весьма холодна.

– Что она хочет? Денег?

– Она в состоянии купить мне два самолета и даже не заметить этого, – заметил я. – Нет, она хочет свободы для себя. Я каждый день сейчас жду добрых вестей.

– Не похоже, чтобы вы сильно страдали по этому поводу.

– Все это давно превратилось в прах и пепел, – криво улыбнулся я. – Ладно, я выведу вас из грустного настроения. Джо Мартин, три легких урока. Я получил ученую степень руководителя бизнеса в Лондонской школе экономики и научился летать в университетском аэроклубе. По окончании я должен был два года отбывать воинскую повинность, поэтому решил для пользы дела заключить небольшой контракт в качестве пилота со старой доброй военно-морской авиацией. Когда я познакомился со своей будущей женой, она была актрисой. Играла небольшие роли в театре Бристоля. Все совершенно серьезно.

– Когда вы женились?

– Уйдя со службы. Как ваш дядюшка Макс, я нашел работу в Сити, только по линии связей с общественностью.

– Этого было недостаточно?

– По обычным стандартам – вполне. – Я невольно нахмурился, пытаясь восстановить ход событий. При разговорах типа нашего подобные воспоминания оставляют впечатление чего-то нереального. – Помешало другое. Кто-то обнаружил, что у Эми есть голос, и, прежде чем мы сообразили, что к чему, она стала записываться на пластинки. Из этого создали программу концертов, потом начались турне, персональные выступления и все в таком роде.

– И вы стали все меньше и меньше видеться. Старая история. Это так характерно для шоу-бизнеса.

– Успех развращает, особенно в таком деле. Когда вы обнаруживаете, что в состоянии зарабатывать тысячу фунтов в неделю, вам кажется, что муж, который получает десятую часть этой суммы, вас чем-то не устраивает.

– Поэтому вы решили расстаться.

– Однажды утром я пришел в офис, кинул взгляд на гору корреспонденции, лежащей на моем столе, развернулся и вышел прочь. Потратив последнюю тысячу фунтов на переквалификацию, я получил лицензию гражданского пилота.