Сенешаль Ла-Рошели (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 51

Фламандцы начали пятиться. Вот-вот побегут. Вдруг вперед выскочила крупная баба с распущенными, рыжими волосами, отчего напоминала ведьму, облаченная в просторную и слишком длинную стеганку. В руках она держала знамя города Гента, на котором на черном поле изображен серебряный лев с красным языком и когтями и в золотой короне. Такое впечатление, что гентцы скопировали свой герб с герба Оливье де Клиссона, только фон поменяли. Заподозрить коннетабля Франции в подобном я не решился.

— Лев Фландрии! — визгливым голосом орала она клич фламандцев и неслась на рыцарей, увлекая за собой пристыженных мужчин.

Наверное, была уверена, что рыцари будут обращаться с ней, как с дамой. Не учла, что у Хайнрица Дермонда, который был впереди всех, проблемы с куртуазностью. Молодой солдат не знал слов любви, был не в ладах с поэзией и частенько колотил жену. С рыжей ведьмой он сделал то, что, догадываюсь, мечтал сотворить с женой, — одним ударом наискось рассек ее и древко знамени на две части. Верхняя часть туловища, отрубленная руки с нижним куском древка и верхняя часть древка со знаменем сразу упали на землю, а нижняя часть туловища продвинулась немного вперед и, как мне показалось, упала только потому, что ноги запуталась в сползшем подоле стеганки. Бежавшие за ней фламандцы сразу остановились. Они смотрели на труп рыжей ведьмы, ожидая, наверное, что ее части сейчас чудным образом срастутся и опять побегут в атаку. Чуда не случилось. Зато Хайнриц Дермонд приблизился к ним и рассек голову вместе со шлемом ближнему «ткачу». Остальным стало жалко своих шлемов и/или голов, поэтому развернулись и понеслись в обратную сторону с еще большей скоростью, теряя щиты, копья, годендаги. Латники погнались было за врагами, но вскоре поняли, что не догонят, остановились.

— Победа! — радостно завопил Карл Шестой, король Франции.

Это его первая победа. Будем надеяться, что не последняя.

39

Сказать, что Хайнриц Дермонд стал самым знаменитым рыцарем нашей армии — ничего не сказать. Король вручил ему тысячу золотых франков, пообещав, что на этом не остановится. Моего заместителя даже пригласили отужинать за королевским столом. Хайнрицу Дермонду рассказали, что я всячески хвалил его, поэтому и он сообщил Карлу Шестому, как у него оказался двуручный меч, акцентировав внимание на том, что победа досталась мне с одного удара, а потом и вовсе заявил, что я лучший фехтовальщик во Франции и не только. Оливье де Клиссона решил, что подобные похвалы в мой адрес — это немного чересчур, так что первое приглашение за королевский стол стало для Хайнрица Дермонда и последним. Зато все остальные сеньоры и особенно маршал Луи де Сансерр были рады видеть его в своих шатрах.

На следующий день мы подошли к Ипру. Я помнил, что здесь в Первую мировую войну будет впервые применен отравляющий газ, который в честь города назовут ипритом. Город был не меньше Брюгге. Его защищали два рва шириной метров десять каждый, между которыми палисад на высоком валу, а за ними каменные стены высотой метров девять с двумя ярусами деревянных галерей сверху и круглыми башнями высотой метров двадцать. Если бы и горожане были под стать укреплениям, мы бы никогда не взяли город, даже несмотря на наличие трех огромных бомбард калибра миллиметров пятьсот, каждую из которых тащили двадцать четыре лошади, запряженные цугом. Ипрцы мудро решили не рисковать. Бучу затеяли гентцы. Вот пусть и расхлебывают. Чем сильнее пострадает Гент, тем больше выиграет Ипр. Делегация горожан встретила нас за милю от города. Одеты все были роскошнее, чем патриции Ла-Рошели. Жаль, день был пасмурный, а то бы мы ослепли от блеска золота на их нарядах. Они согнулись перед королем Франции и графом Фландрии и заверили их, что нечистый опутал, что больше такое не повторится. По крайней мере, до тех пор, пока французская армия будет во Фландрии. Карл Шестой, то есть, Оливье де Клиссон, и Людовик де Маль сделали вид, что поверили им. Они тоже понимали, что на осаду Ипра уйдет слишком много времени и сил. Ипрцы согласились заплатить штраф в пятьдесят тысяч флоринов при условии, что в город войдут только король и граф со свитами.

Мой отряд расположился на лугу возле леса километрах в двух от Ипра. Оттуда было удобно совершать налеты на деревни, которые пока были на стороне мятежников. Фламандские деревни богаче французских и английских. Большая часть домов каменные, хотя леса вокруг пока много. Лидер фламандцев Филипп ван Артевельде заверил своих сторонников, что мы не сумеем перейти через реку Лис, поэтому крестьяне не успели спрятать ценные вещи, урожай этого года и девок и молодых женщин. Часть захваченных продуктов мы оставляли себе, а остальное продавали коннетаблю. С продуктами в армии начались перебои, потому что парижане задержали обоз со снабжением для армии. Жителям французской столицы не по душе была война с жителями фламандской столицы. Когда я предложил Бодуэну Майяру наработанную с другими интендантами схему по распилу казенных денег, интендант решил, что плохое отношение ко мне коннетабля — не помеха для его личного обогащения. Правда, приветливее лицо интенданта не становилось, даже когда пересчитывал откат. Угрюмой рожей он напоминал мне российских чиновников, особенно силовиков

На пятый день, когда мы грабили очередную деревню, прискакали трое дозорных.

По скорости, с какой они влетели в деревню, я догадался, какую новость везут, поэтому сразу спросил:

— Много их?

— Много, — ответил один дозорный.

— Очень много, — добавил другой.

Много — это больше, чем нас, то есть, три-четыре сотни, а очень много — не меньше тысячи. Я подумал, а не устроить ли им засаду?

Словно угадав мои мысли, третий дозорный сообщил:

— За ними еще один отряд идет.

— Тогда нам пора возвращаться в свой лагерь, — решил я.

Коннетабля Франции Оливье де Клиссона сообщение о приближении армии противника обрадовало.

— В поле их легче разбить, чем осадив в Генте, — сказал он юному королю.

Тот посмотрел на меня, ожидая, наверное, возражений.

У меня их не было, только предложил подобрать место для сражения.

— Этих ткачей мы разобьем в любом месте! — хвастливо произнес Оливье де Клиссон.

— Тогда лучшего места, чем под Куртре, не придумаешь, — не удержался я от подколки.

— Надо подобрать поле, на котором наша кавалерия успеет разогнаться, — поддержал меня Людовик де Маль, граф Фландрии, которого этим летом хорошенько проучили взбунтовавшиеся подданные. — Есть такое неподалеку, возле деревни Розбек.

Армии встретились вечером двадцать шестого ноября. Французов было около восемнадцати тысяч, причем половина — конные латники в хорошей броне, а фламандцев — раза в два больше, но все пехотинцы. Фламандцы построились углом, острие которого смотрело в нашу сторону, а между крыльями находился пологий холм. На ближнем к нам краю холма стояли бомбарды и рибадекины, а позади артиллерии — шатры командиров и был вкопан высокий шест со знаменем города Гента. Для защиты от конницы фламандцы поставили перед строем телеги и частокол из наклоненных вперед, заостренных кольев. Я был уверен, что французы сразу ломанутся в атаку, но летнее поражение графа Фландрского их чему-то научило. По приказу коннетабля Франции Оливье де Клиссона армия долго строилась, якобы готовясь для атаки, а в это время в его шатре проходило совещание. Как ни странно, меня тоже пригласили. Видимо, на роль адвоката дьявола, чтобы беспощадно громил их планы.

— Сегодня сражение начинать поздно. Подержим фламандцев в напряжении до темноты, а нападем утром, — открыл совещание коннетабль Франции. — Построимся полумесяцем, чтобы охватить их фланги. В первой линии будут спешенные латники. Пехота ненадежна, поставим ее во вторую линию.

Затем он указал, где какой отряд будет стоять. Моему отводилось роль запасного отряда.

— У кого-нибудь есть другие предложения? — закончил он вопросом и посмотрел на меня.

Если бы он этого не сделал, я бы промолчал. План нормальный. Такой бы предложил любой средний командир, каковым на самом деле и являлся Оливье де Клиссон. Но поскольку мне бросили перчатку, я ее поднял.