Мятеж в империи (СИ) - Борисов-Назимов Константин. Страница 11

— Боюсь, ей такие данные предоставят, — тяжело вздохнув, поморщился я. — Уж что-что, а сфабриковать и подтасовать факты не так сложно. Ничего, прорвемся.

Выстрелы прозвучали неожиданно, хотя мы были к ним морально готовы.

— Черт! — ругнулся Анзор. — Что-то пошло не так.

К одиночным револьверным присоединились короткие автоматные очереди и все стихло. Минут через пять прибежал подпоручик и доложил:

— Дом штурмом взяли, к сожалению, нарвались на сопротивление.

— Потери? — уточнил я.

— У нас все целы, взяли двоих, трое заговорщиков погибли. Один стоял в дозоре, двое что-то в запертой комнате обсуждали. Дверь вышибли, а они за револьверы схватились, — рассказал подпоручик.

— Одевайтесь подпоручик и хвалю за службу, — поблагодарил я и тронул Беса по направлению к дому, который только что штурмом взяли мои офицеры.

Конь изменился, признал меня хозяином и уже не норовит при встрече укусить или копытом вдарить. Когда вернулся из похода на мятежников без своего коня было как-то неуютно, его пришлось оставить. Не гоже бросать своего друга, с которым врага атаковали. Беса переправили чуть позже из Ростова друзья Анзора. Во сколько встала эта операция я не спрашивал, думаю, обошелся моему советнику такой приятный для меня сюрприз недешево.

Перед домом, возле крыльца, лежит один из смутьянов. На вид совсем молодой парень, ему бы жить да жить. И чего встал на кривую дорожку?

— Паспорта, листовки, бомбы и оружие, — указал на стол поручик Чалов. — Всех взять живыми не удалось…

— Знаем уже, — перебил я его, рассматривая четыре самодельные бомбы. — Кто сконструировал?

— Молчат, — развел руками поручик.

Этим парням всем около двадцати лет, а вот те, кто оказал сопротивление в доме намного старше. Одному лет под пятьдесят, второму под сорок. Пролистал я паспорта данных «товарищей», печати смазаны, подписи одинаковые.

— Пошлите кого-нибудь за Картко, — распорядился я.

— Иван, а может сами попытаемся расколоть? — шепотом поинтересовался у меня Анзор.

— Злой и хороший? — предложил я.

— Доброго я буду изображать, — мгновенно уловил мою мысль советник.

Допрашивать парней решили на кухне, благо там еще оказался и выход в сарай. Можно после беседы с одним парнем отводить его в хлев, чтобы сообщникам не мог и намека никакого подать. С кого же начать? Троица революционеров сидит на полу у стенки, ведут себя независимо и презрительно губы в ухмылке кривят. Выбор пал на парня среднего роста, он немного в теле, но главное другое, одежда у него стоит намного дороже, чем у остальных. Явно же выходец из богатой семьи, сомневаюсь, что сам на шмотки деньги заработал.

— Встал и пошел! — указал я стволом револьвера выбранному для допроса.

Парень, бросил быстрый взгляд на своего товарища, который чуть отрицательно головой помотал. Ждать чего-либо не приходится, поэтому я схватил «пухляша» (так его про себя обозвал) за ворот френча и резко вздернул на ноги, после чего сильно ударил под дых.

— Хреново со слухом? — оскалился я. — Ты, падаль, должен понимать, что можем к стенке поставить и расстрелять в любой момент. Помни об этом!

Пухляш хватает ртом воздух, а я его толкнул по направлению к Анзору. Мой советник парня поймал и чуть ли не в обнимку вывел на кухню. Пока я не подойду, мой советник начнет убеждать парня меня не нервировать, а то мол и впрямь может этот деспот приказать расстрелять, после пыток.

— Кто у нас тут Мирон? — вновь взял я со стола паспорта. — Вы бы не молчали товарищи, могу же обидеться.

Презрительные улыбки парней меня за живое не задели. Ничего, есть специалисты, которые смогут их разговорить. Выждав еще пару минут, я направился на кухню и с порога рявкнул:

— Хрен ли с бомбистом церемониться? Пулю между глаз и оформим, как попытка к бегству или оказание сопротивления при аресте. А можем и вовсе приписать, что устроили на меня засаду!

— Иван Макарович, вы не гневайтесь, — направился ко мне Анзор, — парень-то мог запутаться. Следует разобраться, вдруг он невиновный?

— Бомбы есть, — загнул я палец на ладони, — оружие имеется. Что еще доказывать нужно?! А! Забыл! Содействовать следствию, в отличие от своих, так называемых товарищей, он не желает! К стенке и всего делов-то!

— А парни раскололись? — наигранно воскликнул мой советник.

— Ну, не совсем, но как говорится — поплыли! Сказавши слово уже остановиться нельзя, — махнул я рукой, делая вид, что успокаиваюсь. — Поручик показания снимает, а скоро прибудет начальник сыска, от того и вовсе ничего не скрыть. Хм, кстати, долговязый-то кивает, что организовал все пожилой, который отстреливался, а в помощниках у него именно вы, — ткнул пальцем в сторону пухляша, — ходили. Так?

— Нет, — отрицательно замотал головой парень. — Не я, да и, собственно, это мое первое дело, можно сказать, случайно в данную компанию попал.

— Ой, так все говорят! — отмахнулся я.

— Ваше высокопревосходительство, случаются же исключения! — убеждающе проговорил мой советник. — Давайте послушаем, что он, — кивнул на пленного, в свое оправдание скажет.

— Ну, — протянул я, поджав губы, — время еще терять, можно к ворам в камеру определить, те любят таких молоденьких и пухлых. Быстро сделают общедоступной дамой. Правда, иногда перестраховываются, зубы полностью выбивают, чтобы новоиспеченная девица у них ничего не пооткусывала. Понимаешь о чем толкую?! — резко повысил я голос и склонился над затрясшимся парнем.

— Н-не надо к-к ворам, — заикаясь проблеял тот.

— Тогда говори! — с шумом придвинул к себе табуретку и сел на нее. — Учти, пойму, что врешь, то в общую камеру отправлю к уголовникам, самым прожженным, где на политических смотрят, как на проституток.

Парень, оказавшийся Павлом Мишиным, так он представился, стал, заикаясь и спеша, выкладывать про свою жизнь. Выяснилось, что он относит себя к сочувствующим движению эсерам, но в организации не состоит. Сюда они приехали для того, чтобы помочь товарищам свергнуть деспота, притеснителя всего революционного движения и узурпатора власти. Лестно, с какой-то стороны, про себя такое слышать. Особо его ни во что не посвящали, знает Павел только одно, что по отмашке из центра им предстояло закидать бомбами мой автомобиль.

— И кто же должен был метать бомбы? — уточнил Анзор. — Как понимаю, их у вас всего три штуки, значит и самоубийц столько же.

— А сколько тебе пообещали, если операция по моему устранению окажется успешной? — прищурившись спросил я. — Только не говори, что за идею на такой шаг решил пойти — не поверю.

— Тысячу рублей, — ответил на мой вопрос Мишин, а потом взглянул на Анзора: — Вы правильно подметили, что бомб всего три штуки. Бросать их как раз должна была наша троица.

— А деньги сразу после акции выдать обещались? — потер переносицу Анзор. — Что-то денег-то мы не обнаружили.

— Да никто им платить не собирался, — отмахнулся я и задумался.

С одной стороны получается, что это и в самом деле революционная акция под эгидой эсеров, но что-то не вяжется. Очень все какое-то ненастоящее, в том числе и плана у них никакого. В мозгу крутится какая-то мысль, но додумать ее не могу.

— Господа, разрешите, — стукнув в дверь, на кухню вошел начальник сыска.

— Да, проходите, Глеб Сидорович, теперь вам карты в руки, — приглашающе махнул я.

В двух словах познакомили с ситуацией начальника сыска. И чем больше я говорил вслух, тем отчетливей видел явные нестыковки.

— Бомбисты значит, — задумчиво прошелся по кухне Картко и головой покачал: — Ну-ну, пусть будет так.

— На два слова, — махнул я начальнику сыска на выход, а потом на Анзора посмотрел: — Пойдем, тут уже ничего интересного.

Мой советник удивленно на меня посмотрел, ничего не сказал и вслед за мной вышел, предварительно дав указания одному из наших людей не спускать с арестованного взгляда.

Выйдя на крыльцо, я закурил папиросу и посмотрел на восходящее солнце. На улице похолодало еще сильнее, зима никак не хочет сдавать свои позиции.