Ключи от ада - Хиггинс Джек. Страница 5

– Пусть себе идет. Я не хочу, чтобы полиция вмешивалась в это дело.

Он взглянул в ее взволнованное лицо и улыбнулся:

– Ну ладно, Франческа. Если вы так хотите, пусть будет по-вашему.

Во всем этом было нечто странное, чего он не мог понять. Они прошли по причалу и свернули на набережную. Среди портовых городов Матано считался спокойным, но не настолько, чтобы хорошенькая молодая девушка могла бродить там в три часа ночи, не боясь последствий. Несомненным было только одно. У Франчески Минетти должна была быть серьезная причина, чтобы оказаться здесь, да еще в такое время.

Отель, небольшое оштукатуренное здание, находился тут же, за углом. Над входом висела старинная электрическая вывеска. Но отель был чистым и недорогим, и готовили здесь хорошо. Владелец был другом Орсини.

Он спал, опустив голову на сложенные на столе руки, и Шавасс осторожно, чтобы не потревожить его, снял с крючка свой ключ. Они пересекли холл, поднялись по узкой деревянной лестнице и прошли по побеленному коридору.

Комната была обставлена просто – металлическая кровать, умывальник и старый гардероб. Как и всюду в этом доме, стены были побелены, а пол натерт до блеска.

Франческа остановилась в дверях, придерживая рукой платье у ворота, и с одобрением осматривала комнату.

– Неплохо. Вы давно здесь?

– Уже почти неделю. Это первый мой отпуск за год или даже более.

Он открыл гардероб, порылся в нем и наконец вытащил черный свитер из мериносовой шерсти с закрытым воротом.

– Примерьте это, пока я приготовлю чего-нибудь выпить. Вам это необходимо.

Она повернулась к нему спиной и натянула свитер через голову, а Шавасс направился к шкафчику в углу, достал бутылку виски и сполоснул два стакана под умывальником. Когда он повернулся, девушка стояла у кровати, наблюдая за ним, и выглядела при этом такой юной и беззащитной. Черный свитер не скрывал стройности ее фигуры.

– Сядьте же, ради Бога, пока вы не свалились с ног.

В комнате у французского окна, ведшего на балкон, стоял плетеный стул. Она рухнула на него и, прислонив голову к стеклу, стала смотреть в темноту. Там, в море, заунывно звучала противотуманная сирена.

– Мне кажется, это самый грустный звук во всем свете, – произнесла она.

– Томас Вульф предпочитает свисток паровоза, – сказал Шавасс, наливая ей виски в стакан.

Она удивленно посмотрела на него.

– Томас Вульф? Кто это?

– Писатель. Человек, который знал, что грусть и одиночество всегда вокруг нас.

Он отпил немного виски.

– Девушки вроде вас не должны ходить по набережной в это время суток. Я полагаю, вам это известно? Если бы не я, вы кончили бы свои дни в воде, после того как они позабавились бы с вами.

Франческа покачала головой.

– Но это не было похоже на попытку изнасилования.

– Я вижу, – иронично заметил Шавасс.

Он отпил еще виски и пояснил:

– Если вам это поможет, я хороший слушатель.

Девушка держала стакан обеими руками и смотрела в него, на ее лице была написана тревога.

Тогда он спросил:

– Это что-то официальное? Может быть, операция отдела С-2?

Франческа подняла голову, ее лицо выглядело обеспокоенным, и энергично покачала головой.

– Нет, в отделе ничего не знают об этом, и вы должны мне обещать, что и не узнают. Это семейное дело, совершенно частное.

Она поставила стакан, встала и нервно прошлась по комнате. Когда она повернулась, на ее лице было написано настоящее страдание.

– Что плохо, так это то, что я всегда работала в офисе. И никогда – в поле. И я совсем не знаю, что надо делать в подобной ситуации.

Шавасс достал сигареты, одну взял в рот и подвинул к ней пачку.

– Почему бы не рассказать мне все? Я умею помочь хорошеньким девушкам, когда они в расстройстве.

Она автоматически взяла пачку и стоя смотрела на него с легкой улыбкой.

– Ну хорошо, Пол, но все, что я скажу, строго конфиденциально. Не хочу, чтобы хоть что-нибудь дошло до моего начальства в отделе С-2.

– Договорились, – заверил он ее.

– Как много вы знаете обо мне, Пол?

Он пожал плечами.

– Вы работаете в отделе С-2. Мой шеф сказал, что вы одна из лучших работников, и с меня этого достаточно.

– Я работаю в отделе С-2 вот уже два года, – ответила она. – Моя мать была албанкой, поэтому я говорю свободно по-албански. Думаю, что это и было главной причиной, почему они меня взяли. Она была дочерью главы клана гегов. А мой отец был полковником горнострелковых войск в итальянской оккупационной армии в 1939 году. Был убит в Западной Пустыне в самом начале войны.

– А ваша мать еще жива?

– Умерла лет пять назад. Она так и не смогла вернуться назад, в Албанию, с тех пор как Энвер Ходжа и коммунисты захватили власть. Двое ее братьев были членами монархической партии «Легалитери» на севере Албании. Они сражались вместе с Абасом Купи во время войны. В 1945 году Ходжа пригласил их на мирную конференцию, где все они были немедленно казнены.

На ее лице не отразилось ни боли, ни вообще каких-либо эмоций, она как бы признавала, что все, что случилось в те далекие времена, просто эпизод из жизни.

– Но это хотя бы объясняет тот факт, что вы охотно пошли работать в отдел С-2, – мягко сказал он.

– Это решение не стоило мне большого труда. У нас был старый дядюшка, который воспитал нас, и до последнего времени мой брат был все еще в Париже, изучал политическую экономию в Сорбонне.

– А где он теперь?

– Когда я его видела в последний раз в болотах Северной Албании, он лежал ничком, уткнувшись лицом в грязь, а сзади раздавались пулеметные очереди.

Помолчав, Шавасс осторожно спросил:

– А когда это было?

– Три месяца назад. Я в это время была в отпуске. – Она протянула ему стакан. – Можно мне еще немного виски?

Шавасс налил ей виски. Девушка отпила чуть-чуть, все еще превосходно управляя своими эмоциями, и продолжала:

– Вы же сами были в Албании совсем недавно. Знаете, что там происходит.

Он согласно кивнул.

– Я видел, что там совсем плохо.

– А вы видели хоть какие-нибудь церкви во время вашей поездки?

– Всего одну или две, которые, казалось, еще действовали, но я знаю, что официальная линии партии направлена на подавление религиозных обрядов всех видов.

– Они уже почти полностью искоренили ислам, – сказала она сухо, как бы отмечая всем известный факт. – Албанская православная церковь оказалась немного в лучшем положении, потому что они поставили своего архиепископа, и священники проявляют лояльность к коммунистам. Римская католическая церковь подверглась наиболее жестоким гонениям.

– Знакомое дело, – ответил Шавасс. – Коммунисты больше всего на свете боятся всяких организаций.

– Из двух архиепископов и четырех епископов, которые были арестованы, двоих расстреляли сразу же, другие по документам числятся скончавшимися в тюрьме. Церковь почти перестала существовать в Албании, по крайней мере, на это надеются власти.

– Признаюсь, что и у меня создалось такое же впечатление.

– В последние годы на севере началось чудесное возрождение, – сказала она. – Его возглавляют отцы-францисканцы в Шкодере. Даже некатолики толпами приходят в церкви. Это страшно беспокоит центральное правительство в Тиране. И они решили что-нибудь с этим сделать. И что-то эффектное.

– И что же они придумали?

– Там в окрестностях города есть небольшой храм в честь Святой Девы из Шкодера. Это просто грот и родник. Место паломничества еще со времен крестоносцев. Там стоит статуя из черного дерева, покрытая золотом. Очень древняя. Ее называют Черная Мадонна. По преданиям, только благодаря ее чудесной силе турецкие властители в старые времена разрешили всей стране сохранить христианскую веру.

– Ну и что же решило сделать центральное правительство?

– Разрушить храм, захватить статую и публично сжечь ее на главной площади в Шкодере. Отцов-францисканцев кто-то предупредил об этом, и они ухитрились тайно унести Мадонну в тот самый день, на который власти назначили акцию сожжения.