Гости съезжались на дачу - Нестерова Наталья. Страница 5

– В Дальнем?

– Лес так называется.

– Ага, понятно. Хоть не Дальний Восток.

– Вы тоже телефон не взяли?

– Разрядился. Только успел сказать: «Игорь, я заплутал, сейчас пришлю точку, где меня искать», – и телефон сдох, издевательски пропиликав. Послушайте, а куда мы идем? Вы так уверенно движетесь.

– На выход идем. Надо стараться держать прямой вектор, хотя это сложно, будет заносить вправо. Вы не левша?

– Нет.

– Жаль. Когда один правый уклонист, а второй левый, вектор держать легче. Рано или поздно выйдем на дорогу между лесами. Здесь кругом дороги. Дальше просто – дорога приведет к населенному пункту.

– Похоже, вы опытная заблуждательница, заблудительница… Я уж про другие ваши привычки умолчу.

Дуня остановилась и гневно на него посмотрела:

– Сами выходите, неопытный! Меня папа так учил – держать вектор, искать дорогу. Что касается моих привычек…

– Не злитесь, пожалуйста! – Он крепился, подавлял смех, а потом расхохотался в голос. – Вы только представьте! Три часа плутаю по Берендееву царству, проклял все на свете. Вдруг слышу какой-то скулеж, мчусь со страхом, а если напрасно мчусь – там волчица с волчатами или лось с лосятами? И вместо этого! Нимфа! Пардон, нагая! Я с чем угодно думал столкнуться, но увидеть…

Он смеялся громко и щедро, запрокинув голову и хватаясь за живот.

Дуня невольно подхватила, расхохоталась:

– На муравейник… нечаянно села… они по мне ползали… казалось. Нет, ну что за жизнь! Кричи «Ау!» – не докричишься, а стоит раздеться, и тут как тут зритель в кустах. Даже не рояль.

– Даже не левша. Как вас зовут? – спросил он, вытирая слезы.

– Евдокия Олеговна.

Дернул бровью, удивившись официальности ее представления. Конечно, нынче дамы постпостбальзаковского возраста предпочитают именоваться без отчеств.

– Очень приятно. Виктор Сергеевич.

На вид ему было лет за сорок, значит, пятьдесят с хвостиком. Сейчас поджарые, фитнесом или бесплатными спортивными упражнениями подкачанные мужчины консервируются на отметке «под сорок». С женщинами то же самое: моложавых бабушек все легко принимают за мам. Наверное, скоро к этому привыкнут, возрастная градация внешнего вида изменится. И когда ныне тридцатилетняя Дуня родит ребенка, когда-нибудь ведь родит, ей, гуляющей с малышом, станут говорить: «Какой симпатичный у вас внучек!»

Лицо у Виктора Сергеевича было простецкое, а взгляд внимательный, одновременно насмешливый и доброжелательный – безошибочный признак человека умного, опытного и неплохо образованного. Если бы Дунин сосед дядя Саша окончил университет, защитил диссертации или долго проработал на ответственной руководящей должности, у него было бы такое же лицо. За неимением подобной биографии дядя Саша прожил с простецким лицом, слегка тронутым наивным хитрованством. Виктор Сергеевич был одет в новенькую фирменную ветровку, под ней футболка из тех, что сто`ят как вечернее платье, джинсы тоже были с иголочки. Только сапоги старые, видавшие виды, очевидно, позаимствовал у хозяев. В сравнении с Виктором Сергеевичем Дуня была оборванкой – на ней была старенькая одежда для леса и работы на участке.

Двигаться быстро и строго по вектору не получалось. Приходилось обходить завалы, упавшие деревья, бурелом. Виктор Сергеевич забрал у Дуни корзинку

В ответ на ее вялые протесты скривился:

– Идет, из одной руки в другую корзину перекладывает. И я буду на это спокойно смотреть? Прекрасная нимфа Евдокия Олеговна, учительница младших классов, считает меня старым и немощным. Сяду тут и заплачу.

– Я вовсе не учительница, – сказала Дуня, отдавая корзину.

«Заплачу» – это он пошутил. Такие мужчины плачут, только выпив литр водки и потеряв кого-то очень любимого и дорогого. На поминках дочери, погибшей в автомобильной катастрофе, дядя Саша рыдал страшно. Не в смысле бурно и долго, а с жуткими рыками, стонами, ревом.

– Тем более, – похвалил Виктор Сергеевич.

Дуня не поняла за что. Что она не учительница?

– Что «тем более»?

– Да ничего. К слову. Двинули? Ориентир – тот просвет.

Задерживали грибы. Невозможно было пройти мимо роскошных подосиновиков, скромно-благородных белых. Виктор Сергеевич брал и подберезовики. Дуня твердо постановила: срезаем только те, на которые наткнулись, по сторонам не рыскать, с вектора не сходить, иначе грибы уведут. Несколько раз за просветами грезилась дорога, но это были обманные участки плотного, не продраться, молодняка. Поэтому, когда вышли на укатанную проселочную дорогу, ликование было, как от неожиданного и очень ожидаемого подарка. Точно дали тебе кулек конфет и заранее предупредили: тут много обманок. Разворачиваешь фантик – пустышка, другой разворачиваешь – пустышка. И вот пятый или десятый – ура, конфетка!

– Ура! – зычно крикнул Виктор Сергеевич. – Вышли! Надеюсь, не за Уралом. Куда теперь? Направо, налево?

– Не знаю, – пожала плечами Дуня. – Хоть монетку бросать.

– Сыграем в камень-ножницы-бумага? Мой семилетний внук и пятилетняя дочка по каждому поводу играют.

– О! – только могла сказать Дуня, не сумев вычислить, какая разница в возрасте у его детей.

– У меня три жены, – пояснил Виктор Сергеевич.

– В гареме? – вырвалось у Дуни.

– Неудачно выразился, – рассмеялся Виктор Сергеевич. – Две бывшие, одна настоящая. Все замечательные, изумительные женщины.

– А разводы? – спросила Дуня и осеклась. Она столько думала о разводе с мужем, что слово невольно выскакивало из подсознания. – Простите, не мое дело.

– И все-таки?

– И все-таки, вы мирно и дружелюбно расходились?

– Дуня, то есть Евдокия Олеговна, если вам кто-то скажет, что развод – это ерунда, как зуб под анестезией выдернуть, не верьте. Развод – это операция на сердце без наркоза. Другое дело, что потом зарастает, если получается не взлелеять из бывшего супруга врага, то сначала худо-бедно, потом не очень худо и не очень бедно удается сосуществовать. Актуальная проблема?

Ответа не требовалось, по Дуниному лицу было понятно.

Она выставила кулачки:

– Играем?

– Камень, ножницы, бумага, у-е-фа! – проговорили они хором, потрясывая кулаками.

Победила Дуня: она выбросила «ножницы», у Виктора Сергеевича была «бумага».

– Куда идем? – спросил он.

– Ой, я не загадала!

– Что ж вы, голубушка! – попенял он. И тут же признался: – Я тоже забыл, что загадал. Между прочим, самые трудные для запоминания два объекта: черный или белый, вторник или пятница, и совсем пропасть – право или лево. Как только появляется третий компонент, становится проще. Черный, белый и голубой. Вторник, четверг и пятница. Но право и лево не имеют третьего варианта, поэтому только зубрить, мысленно повторять. У вас будет право, а у меня лево. Поехали!

Теперь выиграл Виктор Сергеевич: выбросил «камень», а Дуня – снова «ножницы».

– Какая вы постоянная, – сказал он. – Итак, идем направо.

– Вы же загадали лево.

– Ничего подобного! Право!

– Дразнитесь! Что вы со мной, как с ребенком!

Он забавлялся с ней, как с маленькой девчонкой, а смотрел как на женщину, которая очень нравится. Еще бы, имел возможность рассмотреть во всех деталях.

– Точно! Я загадал мнемоническим способом: мужчины всегда ходят налево, а женщины всегда правы. Но дело в том, что стоим мы друг против друга, и мое право – это ваше лево.

– Неразрешимое противоречие, – насмешливо проговорила Дуня. – Я вижу только один выход: вернуться обратно в лес и начать все сначала. Ладно, не пугайтесь, двинули на мое право и ваше налево.

Когда Дуня шла в лес, это была персональная планета с чудесным земным климатом и растительностью. Теперь – приятная прогулка среди красивой природы с интересным собеседником. Тени исчезли, но зеленый цвет листьев, травы, полевых цветов – во множестве оттенков – стал объемнее, как в 3D-изображении. Солнце так и не показалось, облака, перемешавшись и превратившись в бледно-серый дым, решили спуститься на землю. Их удерживала борьба сил: тех, которые желали пролиться дождем, и тех, которые не хотели отдавать воду. Соперники были равны по силе, и победа ускользала и от одного, и от другого. Казалось, вот-вот пойдет дождь, а через несколько минут – что наступит ясность.