Пришествие Зверя. Том 3 - Хейли Гай. Страница 73

— Стена Дневного Света стоит вечно.

Он попытался достать мечом пах орка. Расщепляющее поле дрожало — генератор сбоил от постоянного применения, по сейчас, в последнем бою, это уже ничего не значило. Исполинский ксенос принял удар ладонью латной перчатки и перехватил клинок. Чудовище с неодолимой силой вырвало реликвийный меч из руки Курланда и, держа его за лезвие, ударило по набедреннику. Металл разлетелся на куски.

Удовлетворенно фыркнув, чужак отшвырнул последний кусок, поставил сапог Имперскому Кулаку на грудь и толкнул его на пол.

Под тяжестью чудовища упрочненные реберные пластины Курланда треснули, перед глазами поплыли черные точки, но слух оставался острым.

Голос Зверя прозвучал, словно смертоносный удар с орбиты:

— Я — Резня.

Кьярвик прорубил себе путь по нескольким лестничным пролетам и уже добрался до широкого коридора, выложенного каменными блоками, когда восстановилась вокс-связь с истребительной командой «Ловчий». Они были близко. Фенрисиец понял это, поскольку контакт с Клермонтом, флотом или Тейном все еще отсутствовал. Сначала на его резкие требования новых сведений отвечал рокот перебиваемых помехами голосов. Потом — истошные крики, выражавшие то ли горе, то ли боль, то ли все вместе. Кьярвик догадался, что они проиграли.

По вполне очевидным причинам.

Орки особенно крупного подвида блокировали рывок «Умбры», встав в широком арочном проеме в конце коридора. Они были в громоздкой черно-белой броне и снаряжены для битвы в городских условиях боевыми моторизованными пилами, огнеметами и высокомощными стабберами.

При других обстоятельствах Кьярвик усомнился бы, что они сумеют пробиться через столь многочисленных великанов, но сейчас пряхи судьбы — в кои-то веки — улыбнулись Ворону Бури. Чужаки сами шли в ворота под аркой и встали так плотно, что не могли толком повернуться и сражаться с тем, кто ударил им в спину.

Ударом силового кулака Кьярвик разнес вожака в «мегаброне» от талии до шеи. Очередь, опустошившая магазин со снарядами «Мщение», повалила другого. Вся борода фенрисийца была в крови, косы прилипли к голове. Эвисцератор Зарраэля почти непрерывно кромсал мясо, какофонический визг зубьев перекрывал рев, вой и грохот тяжелого огнестрельного оружия. За мечом Бальдариха тянулись длинные полосы и брызги крови. Бор истреблял орков десятками — плазмой и пламенем. Щит Фареоса стал липким от крови, его болтер все еще стрелял. Железный Змей наступал, пригнувшись, за ним шагал Атериас и вел огонь поверх его головы из болтера и сервосбруи. Вспышки выстрелов озаряли блестящие лилово-золотые пластины его брони. Штурмовики Инквизиции вносили свой вклад — меткие залпы лазлучей закрывали неизбежные бреши, остававшиеся там, где яростно прошли Бальдарих и Зарраэль. Разник следовал за ними, прикрывая инквизитора Виенанд своим телом, и секретные нейроулучшения позволяли ему изумительно метко стрелять из пистолетов с двух рук.

И эта великолепная картина бойни с полной ясностью говорила Кьярвику: они проиграли.

Псайкер-бомба не сработал.

Он застонал, как волк, ищущий хозяина, и вой льдом обжег ему горло. Он не удивился, когда те, кто был рядом, издали скорбные крики.

— Прорываемся в тронный зал, — поторопила Виенанд, прикрывая вокс-бусину одной рукой и стреляя из лазпистолета. — Что-то пошло не так. Мне нужно посмотреть.

Кьярвику не требовалось «смотреть». Он уже чуял запах красного снега.

С яростным бульканьем Зарраэль вырвал у орка горло зубами, растворил другому морду плевком Бетчеровой кислоты и пробил себе путь к воротам. Они были высотой тридцать метров и разукрашены изображениями не хуже любой стены фенрисийских пещер, но даже их великолепие померкло перед гневом Расчленителя. То, что находилось за воротами, представляло опасность для них всех.

Кьярвик взревел и бросился внутрь, а уцелевшие бойцы истребительной команды «Умбра» следовали за ним по пятам, готовые исполнить долг, во имя которого их собрал Курланд.

Они принесли ксеносам смерть.

Лаврентию уже довелось однажды наблюдать, как погибает орден Имперских Кулаков. Ужасным и закономерным казалось то, что ему суждено увидеть эту сцену повторно.

Он знал, что Караул Смерти и штурмовики Инквизиции, стреляя, вышли из главных дверей.

Он видел Зверя — теперь уже того самого Зверя, в этом Фаэтон не сомневался. Титанический орк убрал ногу с груди Курланда и с издевательским, грохочущим хохотом из-под забрала потянулся и отсоединил свой шлем от горжета. Плоть его оказалась черно-зеленой, твердой, как рубцовая ткань или древесина. Он смотрел на Курланда одновременно презрительно и торжествующе. Со шлемом под мышкой он насмешливо оглядел выживших Астартес и их отчаянную схватку, потом осклабился, развернулся и зашагал прочь, к своим телохранителям.

Снова человечество отдало самое лучшее, и снова капризные боги приняли жертву и отплатили кровью.

Асгер Боевой Кулак с досадой взвыл вслед удаляющемуся Зверю.

Космический Волк повел истребительную команду «Ловчий» и Сестер Безмолвия в атаку, а «Умбра» обрушилась на противника сзади. Лаврентий понимал, что идет бой. Воздаяние, столь страшное и тотальное, что оно вторгалось даже в рассудок, откуда почти все вытеснила скорбь. Глаза его мигали скорбными последовательностями кода.

В ушах звучал свист жидкостного насоса, переставшего биться. Его маленькое механическое тело онемело — так, как и не могли вообразить себе те, кто его создал.

Слава Омниссии.

Он чувствовал присутствие Боэмунда, который стоял на коленях над искалеченным телом Курланда и плакал, не стыдясь слез.

Лаврентий осознавал все вокруг так, как доступно лишь тем, чей сенсорный аппарат отсоединен от почти полностью органического мозга. Это происходило будто в иной реальности, в неинтересной ему ноосфере иррелевантных данных, ритуалы доступа к которой он утратил. Все, что казалось сейчас реальным, сосредоточилось в месиве из человеческой плоти и золотисто-желтого керамита на руках у Боэмунда.

Курланд был не только символом надежды человечества, но и другом Лаврентия.

— Ему нужен апотекарий, — сказал Боэмунд.

Черный Храмовник не смотрел на Фаэтона. Как и он сам, космодесантник замкнулся в своем горе, а вокруг кипел бой.

Они оба знали об этом.

— Апотекария нет, — сказал Лаврентий.

Он разбирался в биологии космодесантников лучше, чем большинство не-Астартес. Он знал, где находятся вторичное сердце, оолитовая почка, преджелудок. Он понимал достаточно, чтобы задать правильные вопросы, но недостаточно, чтобы помочь другу. Стараясь не задумываться о том, что он делает, Лаврентий вставил в окровавленное горло Курланда палец-зонд. Информационный отклик прошел по его синтетическим аксонам. «Отек». Свертывание крови в органе Ларрамана. Раздавленный хрящ. Ощущение, как если просунуть палец под упаковочный пластик. От этого неуместного сравнения Фаэтон вздрогнул и убрал руку.

Прим-орк точно знал, что здесь надо уничтожить. То единственное, утрату чего противник не мог себе позволить.

— Я думаю... Я думаю, что...

— Нет! — сказал Боэмунд. — Нет, невозможно. Наследие Дорна должно жить.

Лаврентий протянул пальцы для вторичного осмотра, но теперь приготовил полный набор электрощупов и эхолокаторов. Скорее повинуясь чувству ответственности, чем питая надежду. Когда он выпустил встроенные инструменты, потолок содрогнулся от взрыва столь мощного, что Фаэтону пришлось обратить на него внимание. Магос поднял органический глаз и увидел свет.

Потолок треснул. Второй взрыв пробил в нем дыру, и вниз посыпались куски фресок размером с танк. Огромное возвышение с тронами для прим-орков оказалось как раз внизу, и его завалило обломками. По ободранным мозаикам тронного зала пробежали огни, затем прогрохотали тяжелые болтеры и донеслись гулкие ответные выстрелы с земли. Звучал характерный, как у циркулярной пилы, рев турбин, переведенных в вертикальное положение.