Морской волк (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 32

— Сделаем! — радостно откликнулся шкипер.

На берег желали отправиться все, в том числе и комендоры. Однообразная, скучная жизнь на корабле надоела всем, кроме меня. Я в море, как дома, а на берегу уже через месяц начинаю дуреть от скуки. Может, поэтому и воюю на берегу часто.

Уже через час баркас вернулся, нагруженный живыми овцами. Несколько штук тут же зарезали, освежевали и начали из них готовить обед. Шкуры развесили на стоячем такелаже. Когда высохнут, на них будут спать матросы. Я сразу вспомнил, как неподалеку от этих мест с валлийскими подростками воровал овец и использовал овчины вместо матрацев. Мне показалось, что это было совсем недавно, всего лет десять назад. Две шлюпки привезли свежие огурцы, серую муку с остюками, наверное, смесь ржаной с овсяной, копченую рыбу и прокопченные головки овечьего сыра. От сыра шел такой тягучий аромат, что я не удержался и отрезал кусок. Вкус оказался хуже аромата. Кстати, в шашлыках запах мне тоже нравиться больше, чем само мясо. Второй и третьей ходкой баркас привез еще овец, а шлюпки — прошлогоднюю солому, чтобы было, чем их кормить. Потом они все начали переправлять на барк всякое барахло, найденное в деревне. Я отказался от своей доли, разрешил поделить награбленное между собой.

К концу прилива барк уже колыхался на волнах. Экипаж, который приятно провел время на берегу, поделил добычу и наелся мяса от пуза, слаженно поставил паруса. Увидев, что я положил барк на обратный курс, никто не скривился от раздражения. Они стойко верят в знаки судьбы. Если на пути много препятствий, значит, надо менять направление.

23

На обратном пути нам никто не попался, а в Онфлёре череда неприятностей продолжилась. Обычно я стараюсь встать на якорь в стороне от всех, но тогда бы пришлось слишком долго добираться до берега. На рейде стояло десятка два каперских судов. Я решил, что им удача тоже не улыбнулась. Был отлив. Течение с легким гулом уносило воду от берега. Наши два якоря, носовой и кормовой, поползли. Я заметил не сразу, из-за чего навалились на каракку, захваченную нами и проданную королю в прошлом году. Ей порвали стоячий такелаж фок мачты, а себе сломали утлегарь. С капитаном каракки вопрос решили быстро, всего за пять экю. На заказ и установку нового утлегаря потратил в четыре раза меньше.

После чего я отправился к адмиралу Жану де Монтобану, чтобы огорчить его отсутствием отката. Адмирал жил в доме богатого купца на центральной городской площади, напротив ратуши. Первый этаж дома был каменный, а второй деревянный. На балке, выступающей из угла дома возле широких ворот, висела большая деревянная вывеска, на которой на синем фоне была изображена серебристая треска с раззявленной пастью. Зубы у трески были огромные. Если бы такие имела настоящая треска, то не смогла бы захлопнуть пасть. Хозяин дома был рыботорговцем. Впрочем, не брезговал и другими товарами, покупал у нас овечью шерсть и овчины. Жан же Монтобан занимал одну комнату на первом этаже, где была его приемная, и две на втором, где находились гостиная и спальня. Меня он принял в гостиной. По пути в нее я прошел через музыкальную комнату, в которой висели на стенах разные струнные инструменты, а у стен стояли низкие табуретки с сиденьями из темно-красного бархата. Адмирал мне рассказывал, что купец играет на всех. Самому Жану де Монтобану медведь на ухо наступил, но слушать музыку любил.

Сейчас адмирал полулежал на кушетке, застеленной ковром, положив под спину большую подушку в алой наволочке. Рядом на низком столике стояли на серебряном подносе серебряный кувшин и два серебряных кубка с черным узором в виде виноградной лозы. По другую сторону столика располагалась низкая табуретка с темно-красным бархатным сиденьем, сестра тех, что в музыкальной комнате, на которую мне и предложили присесть после обмена приветствиями. Слуга адмирала — полный, но очень подвижный малый с кучерявыми темно-русыми волосами и конопатым лицом — налил мне вина. Это был гренаш — розовое сладкое вино из крупного черного винограда, который выращивают в Руссильоне, Арагоне. Жан же Монтобан обожал это вино, покупал его даже тогда, когда король Франции воевал с руссильонцами. Мне оно тоже нравилось. После каждого глотка немного терпкая сладость покрывала небо и язык и как бы медленно впитывалась в них, оставляя после себя привкус знойного лета.

— Должен тебя огорчить, — начал адмирал после того, как я насладился вином. — Наш король заключил перемирие с королем Англии и сейчас договаривается с герцогом Бургундским. Приказано англичан не трогать вообще, а с бургундами подождать. Если не договорятся, тогда продолжите нападать на них.

Теперь было понятно, почему весь флот стоит на рейде.

— Наш король купил английского за пятьдесят тысяч экю. За эти деньги король Эдуард предал своего союзника, — продолжил Жан де Монтобан. — Две наши армии сразу же вторглись в Бургундию. Одна захватила Бар-сюр-Сен и сейчас под Дижоном (столица герцогства), а вторая осаждает замок Шинон. Уверен, что герцог Карл поступит рассудительно, несмотря на свое прозвище Безрассудный.

Я запил горькие известия сладким вином и понадеялся, что герцог Бургундский оправдает свое прозвище.

Увы, адмирал Жан де Монтобан оказался прав. Он ведь знаком с герцогом, часто встречался с ним, знает, что безрассудность того — результат малого ума. Карл Бургундский разогнал всех своих французских советников после того, как лучшие из них переметнулись к королю Франции, и стал слушать советы иностранцев, в основном итальянцев. Эти ребята не умнее местных, но интерес у них другой — хапануть побольше и вернуться домой. По словам адмирала, Людовик Одиннадцатый, как никто, умеет прокладывать золотыми монетами дорогу к сердцам таких советников. Сейчас королю Франции нужен был мир — и герцог Бургундии внял советам итальянцев. Тринадцатого сентября было подписано перемирие на девять лет между королевством Франция и герцогством Бургундия.

Я распустил большую часть своего экипажа, погрузился в Руане зерном, чтобы заодно и заработать немного, и отправился в Бордо. Хотелось мне прикупить сеньорию возле этого города. Удобный порт на реке, не сильно зависящий от приливов-отливов. Климат приятный, с мягкой, дождливой и тёплой зимой и не слишком жарким летом. Примерно одинаково как до Ла-Манша, так и до Гибралтара, если вдруг возобновится война с англичанами или арагонцами. Можно будет наладить поставки вина в Англию в мирное время, а в военное отправляться туда за добычей.

Бордо не сильно изменился с тех пор, как видел его в двенадцатом веке. Те же римские крепостные стены, только еще выше надстроенные и дополненные машикулями. Несколько башен стали круглыми. Порт там же, на изгибе реки, из-за которого Бордо называют Портом Луны. Нет пока ни одного из четырех мостов, которые появятся в будущем. Нет и арабов с неграми в том количестве, в каком будут через пятьсот лет. Зато есть замок в центре города — бывшая резиденция английского правителя Аквитании.

Привезенное мною зерно забрали местные купцы в обмен на вино, которое я собирался отвезти в Гамбург и выгодно продать. Здесь всегда были проблемы с зерновыми. В близлежащих районах почвы больше подходят для виноградников. Местные жители делали вино, выгодно продавали его в Англии, а обратно везли зерно и муку. Война прервала взаимовыгодные торговые отношения, склады были забиты бочками с прошлогодним вином. Кстати, преобладают здесь пока белые вина. Красные составляют едва ли десятую часть и не пользуются тем спросом, который ждет их в будущем. Цвет бордо тоже еще не существует.

Пока выгружали зерно и грузили бочки с вином, я разузнал, какая здесь продается земельная собственность и почем. В радиусе одного дневного перехода все скуплено горожанами. Дальше есть сеньории, которые хозяева готовы продать, но слишком маленькие. В Перигоре, говорят, и вообще можно купить замок за сотню ливров. После того, как эти земли перешли под власть французского короля и закончились военные действия, замки, а их в Перигоре несколько сотен, стали не нужны. Для жилья они не пригодны, потому что слишком малы и неуютны, а перестраивать дорого. За деньги, потраченные на перестройку, можно купить хороший особняк в городе. Да и не желает нынешнее перигорское дворянство жить в глухомани. Все рвутся в города. Мне тоже не хотелось отрываться от цивилизации. Я узнал, что неподалеку от Бордо есть несколько сеньорий, которые принадлежат короне. Оставалось договориться с Людовиком Одиннадцатым.