Орел улетел - Хиггинс Джек. Страница 15

– Вы хотите сказать, что ваш отец и многие другие оказались предателями, потому что хотели убрать фюрера? – спросил Манроу.

– Видите ли, это не одно и то же. Там немцы пытались решить проблемы своей собственной страны.

– Ну что ж, коротко и ясно. – Манроу повернулся к Картеру. – Джек?

Картер подошел к двери и постучал. Дверь открылась, и появился охранник. Манроу поднялся.

– Прошу вас, пойдемте со мной, подполковник. Я хочу вам кое-что показать.

Адольф Гитлер считал, что ни один предатель не достоин почетной смерти. Офицеров, приговоренных к смерти за участие в заговоре против Гитлера, не расстреливали. Было установлено особое наказание – казнь через повешение. Преступника вешали на крюк, как тушу в мясной лавке, или на рояльной струне. Многие умирали очень долго, в страшных муках. Фюрер приказал снимать эти казни на кинопленку. Заснятые сцены были настолько жуткими, что даже Гиммлер не выдерживал. Иногда ему становилось дурно, и он уходил с просмотра.

Кадры, которые показали Штайнеру в просторной кладовой госпиталя, не отличались высоким качеством: изображение было зернистым и нечетким. За проектором стоял молодой сержант из «Интелдидженс сервис» (его не было видно в темноте), а экраном служила белая стена. Манроу и Картер сидели сзади, отдельно от Штайнера.

На экране появились два эсэсовца. Они тащили труп генерала Карла Штайнера. Можно сказать, генералу повезло: к этому моменту он умер от сердечного приступа. Но эсэсовцы все равно повесили его на крюк и ушли. Несколько мгновений труп висел на крюке, едва заметно раскачиваясь из стороны в сторону. Затем изображение исчезло.

Сержант включил свет. Курт Штайнер встал, повернулся и молча направился к выходу. Он открыл дверь и мимо охранника пошел по коридору к своей палате. Манроу и Картер последовали за ним. Войдя в палату, они увидели, что Штайнер стоит у окна, вцепившись руками в решетку. Он повернулся к ним, бледный как полотно.

– Знаете, господа, наверное, мне опять придется начать курить.

Джек Картер вынул из пачки сигарету, протянул ее Штайнеру и помог прикурить.

– Сожалею, что пришлось показать вам эти кадры, – начал Манроу, – но вы должны знать, что Гиммлер не сдержал своего обещания.

– Да будет вам, генерал, – ответил Штайнер. – Вы ни о чем не сожалеете. Вы хотели предъявить мне свои аргументы, что вы и сделали. Я и не надеялся, что моему отцу сохранят жизнь благодаря моим заслугам. Всем известно, что Гиммлер не считает нужным выполнять свои обещания.

– Каково же ваше решение? – спросил Манроу.

– Значит, это и есть цель эксперимента? Вы решили, что я, в бешенстве от увиденного, соглашусь сотрудничать с союзными державами? Соглашусь поехать в Германию и убить Гитлера при первой возможности? – Он покачал головой. – Нет, бригадный генерал. Этот кошмар лишит меня сна, может быть, я даже попрошу, чтобы ко мне привели священника, но суть от этого не изменится. Мой отец участвовал в заговоре против Гитлера как истинный немец. Он это делал не ради союзников, а ради Германии.

Картер неожиданно сказал:

– Да, это вполне понятно.

Штайнер повернулся к нему.

– Тогда вы должны понимать, что, если я соглашусь на предложение бригадного генерала, я предам дело своего отца и то, за что он отдал свою жизнь.

– Ладно. – Манроу поднялся. – Мы тратим время понапрасну. После Нового года вас переведут в монастырь Пресвятой Девы Марии, подполковник. У вашего друга Девлина нет, конечно, никаких шансов освободить вас, но мы очень хотим, чтобы он попытался сделать это. – Он повернулся к Картеру. – Пойдем, Джек.

Штайнер остановил его.

– Мне бы хотелось попросить вас кое о чем, генерал.

– Слушаю вас.

– Могу я получить свою форму? Согласно женевской конвенции я имею право носить ее.

Манроу взглянул на Картера, и тот сказал:

– Вашу форму привели в порядок, подполковник. Я отдам распоряжение, чтобы вам ее сегодня же принесли, вместе с наградами, разумеется.

– Ну и ладно, – сказал Манроу и вышел. Картер вытащил из кармана пачку сигарет и спички и положил их на тумбочку.

– Вы говорили о священнике. Я скажу, чтобы его пригласили к вам, если хотите.

– Я дам вам знать.

– Вам прислать еще сигарет?

– Пожалуй, не надо. Та, что я выкурил, была отвратительной. – Штайнер попытался улыбнуться.

Картер на мгновение задержался у двери, затем опять повернулся к Штайнеру.

– Если это облегчит вашу боль, подполковник, могу сообщить, что, вероятно, ваш отец умер от сердечного приступа. Не знаю точно, при каких обстоятельствах...

– Могу представить, что это были за обстоятельства. Но я благодарен вам, – ответил Штайнер.

Он стоял, засунув руки в карманы халата, и ничем не выказывал своих чувств. Не зная, что еще сказать, Картер вышел. В коридоре он догнал Манроу.

Когда они выехали сквозь туман на Тауэр-Хилл, Манроу спросил:

– Ты не одобряешь мои действия, Джек?

– Пожалуй, нет, сэр. Я считаю, что это неоправданная жестокость.

– Ты прав, но, как я уже говорил, война – неприятная вещь. По крайней мере, мы теперь знаем позицию Штайнера.

– Очевидно, так, сэр.

– Что касается Девлина... Если он сумасшедший, что ж, пусть попытается. Имея Варгаса, который будет предупреждать нас о каждом шаге Девлина, мы не допустим промаха.

Он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.

1 января Девлин наконец-то приехал в Берлин. В Мадриде он два дня не мог купить билет на парижский экспресс. Зато, будучи уже в Париже, он без осложнений пересел на берлинский экспресс, так как Шелленберг снабдил его необходимым документом. Но сортировочные станции под Франкфуртом сильно пострадали от бомбовых ударов 8-й воздушной армии США, которая базировалась в Англии. Все поезда, идущие в Германию из Франции и Нидерландов, пришлось в срочном порядке направлять обходными путями.

В Берлине стояла отвратительная погода. Зима еще не установилась: то шел слабый снег, который затем превращался в дождь со снегом, то лил сильный дождь. Девлин приехал в костюме, который больше подходил для погоды в Португалии. Поверх костюма он надел плащ, который раздобыл в Париже. Но для Берлина этого было недостаточно, и, продираясь сквозь толпу на вокзале, он чувствовал себя несчастным от холода.

Его встречала Ильзе Хюбер. Она стояла у перегородки, рядом с полицейскими. Ильзе сразу узнала Девлина по фотографии из досье. Она заранее предупредила сержанта полиции, и, когда Девлин подошел к выходу, держа в одной руке сумку, а в другой – документы, она сразу же окликнула его:

– Господин Девлин? Сюда, пожалуйста. – Ильзе протянула ему руку. – Я Ильзе Хюбер, секретарь генерала Шелленберга. У вас ужасный вид.

– Я и чувствую себя чертовски ужасно.

– Нас ждет машина, – сказала она.

Они подошли к «мерседесу» с закрытым кузовом, на котором развевался флажок СС.

– Наверное, машине с такой декорацией все спешат уступить дорогу, – заметил Девлин.

– С таким флажком, безусловно, легче, – ответила Ильзе. – Генерал Шелленберг предвидел, что вы можете приехать без теплых вещей.

– Он был прав.

– Мы заедем в магазин, где продают подержанные вещи, и купим там все, что вам нужно. Кроме того, вам понадобится квартира на эти дни. Я живу недалеко от штаба. У меня две спальные комнаты. Если это вас устроит, вы можете занять одну из них, пока будете в Берлине.

– Поставим вопрос по-другому. Вас-то это устроит? – спросил Девлин.

Ильзе пожала плечами.

– Господин Девлин, мой муж погиб в России во время зимней кампании. Детей у меня нет. Родители погибли в Гамбурге во время налета английских бомбардировщиков. Мне было бы трудно все это вынести, но, работая с генералом Шелленбергом, я занята по шестнадцать часов в сутки и поэтому почти не бываю дома.

Ильзе улыбнулась, и Девлин сразу же проникся к ней теплотой.

– Значит, решено, Ильзе? Поехали покупать одежду. А то я совсем окоченел.