Отказаться от благодати (СИ) - Ангел Ксения. Страница 32

– Надеюсь, яичницу ты сумеешь не испортить? Не уверен, что тебе можно доверить блюдо сложнее, но тебе повезло – я благосклонен к яичнице по утрам.

Я встала, скорчила ему рожицу и взяла сковороду. Испортить не испорчу, но отравить сумею. Благо, яда во мне сейчас достаточно. Элен, казалось, развеселилась, и смотрела на нас с улыбкой. На меня, упорно делающую вид, что Богдана не существует, и на охотника, не сводящего со сковороды внимательного взгляда.

– Колбасы не жалей, – велел он, когда я отложила нож. – Тебе никто не говорил, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок?

– Путь к сердцу всегда лежит через грудную клетку, – огрызнулась я, нарезая остаток ветчины толстыми ломтиками. – Поэтому не стоит злить человека с ножом в руках.

– Похоже, тебе не полегчало, – наигранно вздохнул Богдан, присел на ближайший ко мне барный стул и участливо заглянул в глаза. – Новопасситика?

– Исчезни!

– Вы такие милые, – усмехнулась Элен и отпила из чашки. Я пальнула в нее убийственным взглядом, но она выглядела настолько невинно, что я вздохнула. На Элен злиться категорически невозможно.

Я сгрузила ветчину на сковородку и принялась остервенело помешивать.

– Видишь, девушка считает, что я милый, – елейным голосом заметил Богдан и окинул Элен заинтересованным взглядом. – Я – Богдан, кстати.

– Элен, – представилась подруга.

– Иностранка, – восхитился Богдан и покачал головой. – Экзотика.

– Еще одно слово, и я за себя не отвечаю! – взорвалась я и в доказательство снова взялась за нож.

– Молчу-молчу, – примирительно сказал он и выставил перед собой руки, словно защищаясь. Затем снова повернулся к Элен и шепнул, кивая на меня: – Ревнует.

– Вот сейчас вернется Эрик и как приревнует! Мало не покажется, – проворчала я, разбивая в сковороду яйца.

– Пожалуй, яичница выйдет сносной, – похвалил Богдан, игнорируя реплику про Эрика. – Пусть останется не прожаренной, есть хочется, страсть!

Ел он жадно, давясь и запивая еду большим количеством сока. Мне даже жаль его стало, словно с голодного края или с войны вернулся. Я подсунула ему вазу с булочками и приготовила кофе. После этого у нас с Богданом воцарился относительный мир. Наверное, выражение о пути к сердцу мужчины не так уж безосновательно.

Цветные блики от мозаичного окна плясали на столе, кофеварка плевалась горячим кофе, Элен смеялась над шутками Богдана, и я чувствовала себя практически умиротворенной. До момента, когда на кухне появился Влад.

Блики перестали плясать на столешнице и замерли, будто ожидая бури или катастрофы. Элен едва заметно вздохнула и поджала губы, глядя на меня сочувственно. А я уперлась взглядом в чашку с остывшим чаем.

Только Богдан оставался совершенно спокойным – стянул последнюю булочку и с энтузиазмом принялся жевать. Я почувствовала себя глупо.

Влад поздоровался с Элен, потрепал меня по плечу и, как ни в чем не бывало, направился к кофеварке. Словно вчера ничего не произошло. Будто не рухнуло нечто важное, что уже не отстроить…

– И тебе не хворать, – мрачно буркнул Богдан, дожевывая булочку.

– Зачем мы вообще его кормим? – Влад обратился ко мне, и сердце мое сначала замерло, а затем забилось, как сумасшедшее. – Он пока ничего полезного не сказал.

– Эрику виднее, – зло парировал Богдан, отодвигая от себя тарелку. Повернулся ко мне, улыбнулся милейшей улыбкой и сказал: – Спасибо, мне все понравилось. Приготовишь мне еще что-нибудь однажды?

Последнее предложение прозвучало вполне серьезно. И глаза его больше не смеялись, когда мы встретились взглядами. Богдан смотрел жадно, и мне стало неуютно, а еще захотелось смеяться и танцевать. Выйти на лужайку или в сад и носиться, как бешеная лань. Странное чувство. Опасное. Он ведь охотник, а у меня разбито сердце.

Я не ответила. Встала и ушла из внезапно ставшей тесной кухни. Вышла на улицу через дверь черного хода – ту самую, у которой Богдан подстерегал меня однажды. Казалось, это было так давно. И я была такой глупой, наивной даже. Вспоминать смешно.

Весна пришла. Позеленевшая от тепла трава укрыла лужайку плотным ковром, а на ветках очнувшихся ото сна абрикосов образовались почки. Скоро они зацветут, и задний двор усеет белым покрывалом их лепестков.

Пахло свежестью – отчаянно, резко.

– Простудишься.

Влад набросил мне на плечи куртку и встал рядом, поставив чашку на узкие перила крылечка. И на секунду мне малодушно показалось, что все у нас будет, как раньше. Мы забудем вчерашний день, будто его и не было, и останемся теми, кем были всю жизнь.

На секунду лишь.

Потом в груди поднялась темная муть вчерашней обиды.

От его куртки пахло им самим, и запах этот дурманил. Мне хотелось сбросить ее и посильнее завернуться одновременно. А еще стукнуть Влада за то, что он не понимает, как мне сейчас плохо.

– Давай начистоту, – сказал он без лишних вступлений. Влад всегда умел уловить колебания моего настроения, пусть и не понимал, отчего оно именно такое. – Вчера мне совершенно не хотелось разговоров.

– Я поняла, – сдавленно ответила я, все еще не глядя на него – такого совершенного и такого далекого.

– Но это совсем не означает, что мне на тебя плевать. Просто сейчас все непросто.

– Всегда все непросто, Влад.

– Сейчас особенно. Весна пришла. – Он облокотился о перила и посмотрел прямо перед собой, придерживая кофейное блюдце двумя пальцами. – И как бы поэтично это не звучало, скоро появится Хаук. Он убил уже больше хищных, чем полегло в прошлой войне с охотниками. Не уверен, что у Полины выйдет вылечить Гарди, а если даже выйдет, ты знаешь, что для этого понадобится.

Я кивнула. Знала. Не каждый сольвейг умел лечить ясновидцев, а лишь тот, у кого осталась связь с родным племенем. Для ритуала Полине нужно будет смешать собственный кен с кеном вождя племени, в котором она появилась. А это означало…

Полина и Влад. Обмен. Прошлое, которое лучше не ворошить.

– Эрик нестабилен, Дашка. И я боюсь, он может сорваться, если она… слишком расслабится.

Покажет, что к Владу у нее еще не все перегорело. Выдаст себя мимолетным взглядом, жестом, несдержанным вздохом. Тогда зверь, живущий в Эрике, вернется. И мы проиграем.

– Если у Полины получится, Хаук уйдет?

Наверное, мне просто нужно было, чтобы меня успокоили. Уверили, что в итоге жизнь станет прежней, несмотря на все, что нам предстоит пережить. Но за что я всегда ценила Влада – он никогда не врал мне о таких вещах.

В этот раз тоже.

– Не думаю. Предполагаю, что Хауку плевать на Гарди и его психическое здоровье. Он пришел убивать. – Он помолчал немного, затем залпом допил остывший кофе и добавил: – Но ей нужно во что-то верить. Полина никогда не умела жить, если не видела в конце просвет.

– И ты дашь ей ложную надежду, да? Как обычно.

Он вздохнул, и показалось, впервые подумал о чем-то, чего я не знаю. Единственный в жизни раз не поделился со мной тем, что гложет. А это уже знак. Мы отдаляемся друг от друга, и я ничего не могу поделать.

Или не хочу?

– На этот раз я дам ей больше.

Он слабо улыбнулся и оставил меня одну, в ореоле его запаха, такого манящего, и такого недоступного.

Через несколько дней приехали Рик и Лили из андвари, племени сумасшедшего жреца, который открыл портал для Первых. Эрик не хотел давать им защиту, но Дэн поручился за этих двоих, и брату пришлось согласиться. Богдан жил в нашем доме, но лечить Гарди никто не торопился, и у меня появилась мысль, что Эрик специально откладывал ритуал.

В мире хищных существует негласное правило: мужчина и женщина обмениваются кеном только на супружеском ложе. Бывали случаи, конечно, когда жизни хищного грозила опасность или он был на грани истощения, и тогда кто-нибудь мог поделиться и тем самым спасти жизнь соплеменнику, но такие случаи редки. Обмен закреплял ритуал венчания, и все относились к нему как к части интимной близости мужа и жены.

В ту ночь, у андвари, Влад с Полиной обменивались кеном. Думаю, именно это разозлило Эрика, а не сам поцелуй, хотя поцелуй тоже, но факт того, что частичка Влада осталась в его жене, бесспорно взбесила Эрика. Сейчас ему предстояло добровольно согласиться на обмен. На длительное вливание, ведь на излечение Гарди наверняка уйдет много кена.