Отходная молитва - Хиггинс Джек. Страница 21

Миган удивленно поднял брови, но не стал торопиться с расспросами. Его заинтересовало другое.

— Что они там делают? Я говорю об этом сборище нищих. Они ждут бесплатный суп?

— Именно, мистер Миган. В бывшей усыпальнице.

Миган посмотрел на очередь, затем жестко улыбнулся. Он открыл бумажник и извлек оттуда пачку купюр.

— Там из двадцать два, Чарли. Каждому дай фунт, передай мои наилучшие пожелания и скажи, что паб на углу вот-вот откроется.

Уорли перешел улицу, раздал деньги, и за несколько секунд толпа разошлась; несколько мужчин дотронулись до шапок, проходя мимо Мигана, который ласково кивал головой и провожал из взглядом. Когда Уорли возвратился, у двери никого не осталось.

— Сегодня у него останется добрая порция супа, — сказал Миган смеясь.

— Не знаю, мистер Миган, они вернутся, когда истратят деньги.

— И тут же получат хорошенький щелчок по носу. А кто не получит, тот увидит. Я сам хочу увидеть это. Найди-ка мне этого вышибалу из Кит Кэт Клуба. Ирландца О'Хару.

— Большого Майка, мистер Миган? — спросил Уорли с беспокойством. — Это мне не очень нравится. Это ужасный человек.

Миган сбил с его головы кепку и крепко ухватил его за волосы.

— Ты скажешь ему, что он должен быть у этой двери с напарником в час открытия. Никто не должен входить внутрь. Никто. Он ждет, пока у входа не окажется по меньшей мере дюжина пьяниц, а затем входит и крошит все, что попадет под руку. Если он постарается, то получит двадцать пять фунтов. А если священник случайно сломает руку в результате несчастного случая, то это будет стоить все пятьдесят.

Уорли подобрал кепку в ручейке дождевой воды.

— Все, мистер Миган? — опасливо спросил он.

— Хватит для начала, — сказал Миган и ушел.

Отец Да Коста мог рассчитывать только на трех мальчиков из церковного хора, которые придут на вечернюю службу. Прихожан тоже становилось все меньше. По мере того как их дома становились достоянием бульдозеров, они переезжали в другие места. Вокруг оставались только здания с конторами. Это было безнадежное занятие, он сразу это понял, когда его направили в церковь Святого Имени. Начальство знало об этом. Миссия без надежды, чтобы унизить его. И разве не об этом сказал епископ? Немного унижения не повредит человеку, который возомнил, что способен переменить весь мир. Перестроить Церковь по собственному усмотрению.

Двое из мальчиков были антильцами, третий — англичанин, но его родители приехали из Венгрии. Они жили в трущобах, которые еще не разрушили. Они ждали его в уголке, перешептывались и изредка смеялись, чисто умытые, в отглаженных и отбеленных накидках. Был ли похож на них в былые времена Джек Миган?

И тут он почувствовал резкую боль в сердце. Его пронзило воспоминание о собственной жестокости, об убийственной ярости. Ведь он только что мог убить человека. Да, были враги на войне, и он стрелял в них, и они гибли, но сейчас... Солдат-китаец в Корее, расстрелявший колонну беженцев. Он тогда всадил пулю в лоб этому солдату с расстояния в двести метров. Правильно ли он поступил тогда? Или сделал это зря? Но ведь столько жизней было спасено! А тот португальский капитан в Мозамбике, который подвешивал приговоренных за ноги? Он почти забил этого человека до смерти, и именно из-за этого происшествия его отозвали, он впал в немилость.

«Времена, когда священники скакали верхом с оружием в руках впереди армии, прошли, мой друг. — Сказал ему тогда епископ. — Ваше дело — спасение душ человеческих».

ЖЕСТОКОСТЬ ВО ИМЯ ЖЕСТОКОСТИ. Вот кредо Мигана. Утомленный и раздраженный, отец Да Коста снял фиолетовую сутану, которую надевал во время исповеди и надел зеленую, перепоясав ее, что символизировало страдания и смерть Христа. Когда он надевал потертую розовую ризу, открылась внутренняя дверь и вошла Анна с тросточкой в руке и в пальто, накинутом на плечи. Он подошел к ней, чтобы взять у нее пальто и на мгновение прижал к себе.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

Она тут же развернулась с встревоженным видом.

— Что случилось? Вы расстроены. Что-то произошло?

— У меня была неприятная встреча с этим Миганом, — ответил он тихим голосом. — Он кое-что рассказал мне о Фэллоне. И это очень многое объясняет. Я потом тебе расскажу.

Она помрачнела, но он уже вел ее к двери, которую отворил, затем он легонько подтолкнул девушку в церковь. Он помедлил некоторое время, давая ей добраться до органа, затем подал знак мальчикам. Они образовали маленькую процессию и под звуки органа вошли в храм.

Церковный зал был полон неясных теней, там царили холод и сырость, а пламя свечей слабо боролось с темнотой. Прихожан было немного, человек пятнадцать, не больше. Еще никогда он не чувствовал такого отчаяния и тщетности своих усилий. Еще никогда он так ясно не ощущал предела своих сил и возможностей, разве что в Корее... Но он повернулся к статуе Святой Девы. Казалось, она парит в мерцающих отсветах свечей, такая спокойная, светлая и ему одному посылает неясную улыбку.

— "Окропи меня..." — начал он, проходя вдоль скамей. Впереди него шел один из антильцев, держа кропильницу со святой водой, куда священник обмакивал кисточку и благословлял прихожан, символически очищая их от грехов.

"Но кто очистит меня? — спрашивал он себя в отчаянии. — Кто?"

Облаченный в свою потертую ризу, скрестив руки на груди, он начал службу.

— Я исповедую Господу Всемогущему и вам, братья мои, что я грешен, что я повинен, что я очень виновен, — произнес он, ударяя себя в грудь, как того требовал ритуал. — Мыслью и словом, действием и бездействием...

Он слышал, как позади него разносятся голоса верующих. Слезы струились по его лицу, первые за долгие годы, и он еще раз ударил себя в грудь.

— Господи, сжалься надо мною, — прошептал он. — Помоги мне. Покажи, научи, что мне делать.

Глава девятая

Палач

Ветер бушевал по всему городу, ревел, словно живое существо, бросал в лицо прохожим брызги дождя, опустошал улицы, хлопал ставнями старых домов и стучался в окна, напоминая о своем невидимом присутствии.

Когда Билли вошел в спальню Дженни Фокс, она причесывалась, стоя перед зеркалом. На ней была черная плиссированная юбочка, темные чулки, лакированные туфли на высоком каблуке и белая блузка. Выглядела она очень соблазнительно.

Когда она повернулась, Билли закрыл дверь и сказал тихим голосом:

— Красивая, очень красивая. Он по-прежнему сидит в своей комнате?

— Да, но сказал, что собирается уходить.

— А наша цель — заставить его изменить намерение, — сказал Билли, усаживаясь на кровать. — Иди сюда.

Она изо всех сил старалась овладеть собой и обуздать панический страх, душивший ее, отвращение и тошноту, которые подкатывали к ее горлу, пока она шла к нему.

Он просунул руки ей под юбку и принялся ласкать теплое тело, не прикрытое чулками.

— Вот хорошая девочка. Ему понравится это. Они это любят, — прошептал он, поднимая на нее затуманившиеся глаза. — Если ты ему не приглянешься, тебе будет очень больно. Надо будет тебя наказать, а ведь это тебе не нравится, а?

Сердце Дженни билось так сильно, что от этого она испытывала боль.

— Я тебя умоляю, Билли! Я тебя умоляю!

— Так поработай хорошенько. Я хочу знать, из какого теста слеплен этот тип.

Он оттолкнул ее и, подойдя к стене, отодвинул маленький столик. Там имелось отверстие для наблюдения, очень искусно скрытое, и он некоторое время смотрел в него. Затем с удовлетворением обернулся к девушке.

— Он снял рубашку. Давай, иди к нему и помни, что я все вижу.

У него был влажный рот, руки слегка дрожали, и она торопливо отвернулась, борясь с тошнотой, а затем вышла из комнаты.

Фэллон стоял около раковины, обнажив тело до пояса и намыливая лицо, когда она постучала и вошла. Он повернулся к ней, держа в руке длинную опасную бритву с рукояткой из рога. Она прислонилась к двери.