Последнее место, которое создал Бог - Хиггинс Джек. Страница 2

— Кто вы?

— Нейл Мэллори, — ответил я. — Иду из Икитоса в Белем через Манаус.

— О Иисусе! — хрипло рассмеялся он. — А я-то подумал, что это Линдберг, его зовут "летающим дураком". Манаус в сотне миль ниже по реке. Вы сможете продержаться в воздухе так долго?

По меньшей мере, еще час.Я посмотрел на указатель топлива и скоростемер и ясно представил неизбежное.

— Никаких шансов. Скорость все время падает, и топливный бак почти сухой.

— Не вздумайте только прыгать в этом месте. Вас больше никто никогда не увидит. Вы можете продержаться еще десять минут?

— Попытаюсь.

— Здесь в десяти или пятнадцати милях вниз по реке есть небольшая поляна. Ваш шанс — приземлиться на нее, если только вы справитесь.

Я не ответил, потому что там, где прикреплено левое крыло, фюзеляж начал на самом деле разваливаться на куски, а само крыло стало еще сильнее раскачиваться вверх и вниз.

Когда мы долетели до Негро, у меня высота была не больше тысячи футов, и я неотвратимо терял ее, словно падающий лист. Несмотря на холодный ветер, сквозивший из всех дыр в кабине, мое лицо покрылось потом, и руки крепко вцепились в рукоятку управления. Мне стоило большого труда удержать ее.

— Спокойно, парень, спокойно! — продирался сквозь помехи странный хриплый голос. — Уже недалеко. Еще миля вниз по реке, слева от тебя. Скажу, когда надо начинать снижаться, но только делай все быстро, падай, как камень.

— Хорошо, — ответил я и крепко сжал зубы, потому что в этот момент моя "Вега" резко наклонилась влево.

В четверти мили впереди у самой реки показалась поляна длиной в пару сотен ярдов. С ветром, кажется, повезло, он дул в правильном для посадки направлении, хотя, если бы это было не так, в том состоянии, в котором находилась "Вега", я мало что мог сделать. Чтобы уменьшить скорость на подлете, я не стал сбрасывать газ — мотор и так вот-вот грозил заглохнуть, — только выправил руль и выпустил закрылки, когда проходил над самыми верхушками деревьев.

Стараясь удержать самолет на прямой, когда его повело влево, я собрал все свои силы, нажал ногой на педаль руля направления и круто направил машину вниз. Мне почти удалось выправить ее для посадки, но тут мотор остановился, и я будто с разбега ударился о невидимую стену. "Вега" на мгновение зависла в воздухе на высоте сотни футов, а потом пошла вниз.

Я почувствовал, как самолет задел верхушки деревьев на западном конце поляны. Потом понял, что это спасло меня, потому что существенно снизило скорость. Машина просто плюхнулась брюхом на поляну, протащилась вперед сквозь траву шестифутовой высоты, оставив на своем пути оба крыла, и остановилась всего в двадцати футах от берега реки.

Отстегнув пояс безопасности, которым был пристегнут к сиденью, толчком ноги я распахнул дверцу, выкинул наружу мешки с почтой и быстро выскочил вслед за ними. Но спешка не имела смысла, самолет не мог вспыхнуть как факел от удара при приземлении по той простой причине, что баки оказались абсолютно пусты.

Очень осторожно я сел на один из почтовых мешков. Руки тряслись, немного, но все же заметно, и сердце стучало, как отбойный молоток. Самолет "Хейли" теперь кружился надо мной. Я помахал ему рукой, не поднимая головы, расстегнул "молнию" летной куртки и достал пачку сигарет "Балкан собрани", последнюю из того блока, который купил в прошлом месяце на черном рынке в Лиме. Ничего в мире более вкусного, чем эта сигарета, я не знал.

Немного погодя я встал и повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как "Хейли" сделал вираж и начал спускаться над деревьями на дальнем конце поляны. Ему предстояла трудная посадка. Валявшиеся повсюду обломки "Веги" и ее оторвавшиеся крылья оставляли ему очень мало места для маневра и исключали всякую возможность ошибки. Он сел так, что от конца его левого крыла до деревьев не осталось и дюжины ярдов.

Я снова опустился на мешок, почувствовав внезапную слабость в ногах, и закурил еще одну "Собрани". До меня донеслось, как он пробирается ко мне сквозь высокую траву, и один раз даже окликнул меня по имени. Бог знает почему, но я не ответил. Наверное, я находился в шоке. Так полагаю. Просто сидел, смотрел на обломки "Веги", на реку, впитывая каждый малейший звук и образ, как бы удостоверяясь, что я жив.

— Клянусь Господом Богом, ты умеешь летать, парень, скажу тебе!

Он появился из высокой травы, здоровенный мужчина в кожаной куртке, бриджах, высоких сапогах и кожаном шлеме, с авиационными очками, сдвинутыми на лоб. На правом бедре в кобуре висел автоматический пистолет "кольт". Уставившись на меня, он встал подбоченясь, что, как я узнал потом, было его любимой и неповторимой позой.

Я протянул руку, и когда заговорил, то мне показалось, что это не мой голос:

— Мэллори, Нейл Мэллори.

— А ты уже называл мне свое имя, помнишь? — Он усмехнулся. — Меня зовут Сэм Хэннах. Там есть что-нибудь ценное, кроме почты?

В то время ему исполнилось сорок пять, но ему давали и больше, и меньше, поскольку его загорелое лицо, по цвету не отличавшееся от его кожаной летной куртки, не позволяло точно судить о возрасте.

Он выглядел твердым, самоуверенным человеком, таким, который сам управляет событиями, противостоит всем трудностям и случайностям. И это определялось с первого взгляда. Стоя здесь с пистолетом на боку, больше похожий на военного пилота, готовящегося к вылету на задание, чем на человека, принимавшего участие в небольшом инциденте, он являл собой великолепное зрелище. Его словно выцветшие светло-голубые глаза говорили о твердости духа.

Я сказал ему о горном оборудовании, которое вез, и он забрался в кабину, чтобы самому его посмотреть. Немного погодя появился с парусиновой сумкой в руках:

— Твоя?

Я кивнул, и он бросил ее мне.

— Об этих железных штуках нечего и говорить — слишком тяжело для моего "Хейли". Что-нибудь еще забрать?

Покачав было головой, я вдруг вспомнил:

— Ах да, там ведь револьвер в ящике для карт.

Он без труда нашел его вместе с коробкой патронов и перекинул мне. Свой "уэбли" я сунул в карман летной куртки.

— Ну, если ты готов, нам надо убираться отсюда.

Без видимого усилия он поднял все три мешка с почтой.

— Здесь живут индейцы племени хикарос. До последнего года их насчитывалось тысяч пять, а потом появился врач одной из земельных компаний и вместо прививки от оспы привил им саму оспу. Оставшиеся в живых заимели дурную привычку сдирать живьем кожу со всякого белого, который попадает к ним в руки.

Но такие истории давно перестали на меня действовать, Их всюду рассказывали на Амазонке в те времена, когда индейцев вообще не считали за людей, а скорее за вредных тварей, от которых следует избавляться любыми средствами.

Я ковылял вслед за Хэннахом, на ходу изрыгавшим проклятия. Вокруг нас тучами поднимались потревоженные кузнечики и другие насекомые.

— Что за проклятая страна! Воистину, последнее место, которое создал Бог. Вот и пусть себе живут тут эти хикарос.

— Почему же вы торчите здесь? — спросил я.

Мы как раз дошли до самолета, он положил туда мешки с почтой и повернулся ко мне со странным блеском в глазах:

— Не по своему выбору, парень, скажу я тебе.

Он подтолкнул меня в кабину. Она оказалась не такая большая, как на "Веге": кресла для четырех пассажиров и грузовое отделение позади — все в безупречном порядке. И вовсе не потому, что машина не была старой. Просто за ней постоянно и любовно ухаживали. Это меня немного удивило, потому что, на мой взгляд, как-то не вязалось с образом Хэннаха.

Я пристегнулся к креслу рядом с ним, и он закрыл дверь.

— Эта детка делает сто восемьдесят на полном ходу. Ты и глазом не успеешь моргнуть, как окажешься в горячей ванне! — Он усмехнулся. — Или в чуть теплой, потому что я хорошо знаю водопроводную систему в Манаусе.