Тонкие грани (том 4) (СИ) - Кири Кирико. Страница 55

Судя по ярким вывескам и обилием пятящихся от меня девушек, я только что забрёл на чужую территорию. Но это была наименьшая из моих проблем.

Уже освободившейся рукой достал наконец телефон и позвонил на первый же номер. Ответили практически сразу.

— Да, босс…

— Слушай внимательно, — перебил я его, хрипя, как скаковая лошадь. Я даже не знал, кому позвонил, но точно кто-то из картеля. — Нас тут всех срезали, весь конвой в труху. Я убегаю по улицам и сейчас у Бабочек где-то. Район примерно около Гонсалеса. Поднимай всех, идите к Бабочкам и просите, чтоб прикрыли меня.

— Я же просто…

— Блять! Свяжись, сука, с кем-нибудь и скажи, что это ёбаный приказ! — рявкнул я в трубку и забросил в карман. Всего лишь боец… дебил, сука… Я тут с Эйко подохну скоро, а он мне тут что-то будет ещё говорить.

Я метался по улочкам, понимая, что эта сука меня всё равно настигнет. И ведь даже спрятаться негде — кричащая Эйко выдаст. Иногда мне в спину стреляли, но каждый раз я умудрялся свернуть с линии огня куда-нибудь и не получить пулю. Но каждый раз выстрелы были всё ближе, словно неминуемая смерть.

Удивительно быстро улочки красных фонарей опустели, будто все девушки получили сигнал, что запахло жареным, и поспешили спрятаться. Я не мог винить их за это — прошлый картель довольно жёстко обходился во время войны с Бабочками. Не только с членами бандами, но и с обычными работницами. И сломанные ноги с отрезанными пальцами были отнюдь не самым страшным. Причины бояться у них были.

Да только теперь я хрен спрячусь здесь.

— Господи, Эйко, завались же ты наконец… — прохрипел я, перебегая улицу. Только заскочил в подворотню и прямо передо мной взорвалось стекло какого-то салона. Я нырнул в сторону и, пригнувшись, пробежал чёрт знает куда, в какую-то тёмную щель между домами. — Заткнись же ты, заткнись, блять, хоть на мгновение…

Я всё прекрасно понимал, но всё равно испуг, страх и ненависть делали своё дело, ища выход и заставляя меня ругаться на кроху. Не со зла, однако вряд ли это оправдание.

Мы вышли в какой-то небольшой тёмный двор, который даже днём выглядел уныло, темно и запущенно, будто здесь всегда царили сумерки. Единственным выходом отсюда была арка на главную улицу, через которую можно было проехать, однако бежать туда — это загонять себя в угол. Я не могу так носиться, иначе или в спину получу пулю, или нарвусь на Бабочек и уже получу пулю в рожу. Надо было просто спрятаться, но из-за Эйко сделать это просто невозможно.

— Эйко, блять… — прохрипел я, оглянувшись. — Прошу, завали своё хлебало… — этот урод где-то там, позади нас. — Да заткнись же ты, умоляю…

С этими словами я заткнул ей рот ладонью и бросился за мусорный бак, заваленный гниющим мусором до самого верха, не обращая внимания на её мычание. Прижался к нему, буквально забившись в угол между помойкой и стеной, замерев. Стало удивительно тихо, только сердце стучало в ушах.

Спустя какие-то секунды послышались и шаги преследователя. Я не слышал его тяжёлого дыхания, что лишь говорило об его подготовке, хотя всё это время он бежал за нами, так ещё и с оружием наперевес. Но перед входом во двор топот оборвался — преследователь остановился.

Я затаил дыхание. Уже куда более тише незнакомец вышел на площадку. Я его не видел, но моя фантазия уже рисовала, как он вертит оружием в разные стороны, оглядываясь. Под его подошвами хрустели камушки и песок, по этому звуку я мог понять, где он находится.

Вот ублюдок прошёл прямо мимо помойки в долбаных нескольких метрах от нас, вышел в центр двора, остановился. Видимо, оглядывался или прислушивался.

Я вжался в вонючий угол так глубоко, как только мог, чтоб меня не дай бог не заметил. Но вот шаги сдвинулись в сторону арки — сначала медленно, но потом преследователь перешёл на бег. Шаги отдалялись, пока я не потерял его из зоны слышимости. Сразу же выглянул и, не увидев противника, бросился в проулок, откуда пришёл. Промчался через него, выскочил на улочку красных фонарей, пробежал по ней и свернул в ещё один проход между домами, где наконец и остановился за мусорными баками в тени.

— Эйко… крикливая ты моя… — выдохнул я, убрав ладонь с её лица. — Ты так нас всех погубишь когда-нибудь…

Я обернулся, чтоб в лишний раз убедиться в отсутствии преследования. В принципе, теперь ему будет очень и очень сложно найти нас, так как после стрельбы в этом районе ему придётся ещё спасаться и от бабочек. И если даже они его не тронут, то найти, в каком же месте мы свернули, будет очень и очень сложно, если он только ясновиденьем не обладает.

— Пронесло… — наконец я обратил внимание на молчание мелкой. — Эйко, ты чего притихла?

Я посмотрел на кроху, которая продолжала молчать. Понимание того, что что-то пошло разительно не так, пришло не сразу. Сначала я стоял несколько секунд, глядя на спящую малышку, и не понимал, как она вообще уснула в таких условиях.

— Эйко? Эй, Эйко, — потряс я её легонько.

Ноль реакции. Это было слишком нехарактерно для неё. И в этот момент мне стало страшно. Страшно и холодно. Настал тот момент, когда ты ещё не понимаешь, что пошло не так, но чувствуешь приближение опасности или чего-то похуже.

— Эйко? Эйко?! — я затряс её ещё сильнее. — Детка, ты чего затихла?! — паника, она начала нарастать внутри меня как снежный ком. Я схватил одетое в лёгкую кофточку тельце, когда на улице температура была все минус пятнадцать, и начал его трясти. — Эйко! Эйко, детка! Проснись, ты чего? Малышка, просыпайся! Да очнись же!

Паника. Много паники. Я выскочил из тени, чувствуя, как на лбу выступил холодный пот, и увидел, что Эйко приобрела синеватый оттенок. В этот момент меня пробило, будто на мозг вывалили лёд. Я затряс кроху, будто это что-то могло решить, а в голове как заведённая повторялась одна и та же мысль:

«Быть не может, быть не может, я не мог, не мог, не мог этого сделать, она просто уснула крепко, и я не…»

Задушил Эйко.

Я только что собственноручно убил дочь Саки, задушив её своими руками.

— Нет-нет-нет-нет-нет… — из глаз брызнули слёзы от ужаса и понимания, что я только что натворил. Я не мог поверить, что сделал это… как так вышло…

Но передо мной было синее личико Эйко, которая уже не пускала слюни.

— Блять… блять сука, Эйко, очнись же, детка…

Руки задрожали.

— Пожалуйста, господи, Эйко…

Но господь мне не поможет. И причитания не помогут.

— Да твою же мать, просыпайся, ты, маленькая дура!

Я продолжал трясти ребёнка, при это содрогаясь сам всем телом. Её маленькая голова безвольно болталась из стороны в сторону, как у жутко натуралистичной куклы. Так я мог сломать ей шею, но эта мысль даже не пришла мне в голову в тот момент. Я вообще ни о чём не мог думать. Все считают, что когда что-то подобное произойдёт с ними, они поведут себя как-то иначе, что в этой ситуации они-то точно сделают всё правильно. Но это бред. Все будут поступать одинаково — они будут отказываться верить, что всё уже произошло, будут напуганы и растеряны.

— Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста… — меня замкнуло так сильно, что все мысли свелись к одному: я убил ребёнка. Я прижал её к себе, будто это могло помочь. — Пожалуйста, очнись же…

Слёзы здесь уже не помогут. Да и вообще никто не поможет…

Эта мысль пронеслась, как ветер, на задворках моего сознания, но именно она будто привела меня в чувства. Никто мне не поможет. Но и до этого мне никто не помогал, я всегда был сам о себе. Всё в моих руках.

Это было как пощёчина.

Нет. Нет, ещё есть шансы, надо просто взять себя в руки. Надо просто… просто взять в руки себя. Надо действовать, это поможет собраться с мыслями. Надо…

Мысли заметались в голове, и я даже не знал, за какую из них первую схватиться. Всегда мог даже в экстремальной ситуации принять то или иное решение, а сейчас растерялся. Не мог собраться с мыслями. Столько раз был между жизнью и смертью, а тут не могу даже взять себя в руки.

Надо… надо… Надо положить её куда-нибудь, в руках с Эйко я ничего не смогу сделать.