Ловцы снов (СИ) - Ангел Ксения. Страница 11

Не может бог быть настолько жесток, чтобы тасовать людей, словно карты, ловко меняя масть. Лишь человек способен на подобное зверство, а также на то, чтобы на это зверство ответить. Подставлять вторую щеку – самая большая глупость, которую только могли придумать для превращения людей в стадо. Стриксы не часть стада, они – охотники, как бы нас ни убеждали в обратном на еженедельных собраниях совета. Все разговоры о сдержанности ничто, когда просыпается дикий, неконтролируемый голод, когда ощущаешь почти осязаемую вседозволенность, власть над другим существом, беззащитным перед твоим даром. Голод – лишь цена, ведь за каждое удовольствие нужно платить.

О плате я знала с детства. И не позволяла себе забывать.

Знала ли о ней Алиса? Этот мотылек-однодневка, буквально приговоренная к смерти особенностями собственного организма. Как бы мы ни старались, люди с избыточной эмоциональностью, так подходящие нам на роль донора, редко живут долго. Рано или поздно им на пути встречается крайне неосторожный стрикс. Однако случившееся никак нельзя приписать к стандартам даже в случае с донором. Вряд ли Алиса успела понять, что произошло, даже если осознавала… А ведь что-то озаботило ее в тот вечер. Не то ли, что она не могла доподлинно вспомнить, как и я?

Итак, что мы имеем в итоге? Туманные воспоминания о вечере накануне обмена телами, настойчивого дикого, некий клуб по интересам, облюбовавший эзотерические практики, несколько смертей доноров, одна из которых тесно связана с моим прошлым, и новую жизнь, с "прелестями" которой теперь придется смириться.

Масса вопросов и ноль ответов. Эмоции, которые не сдержать. Надоедливый гомон синеволосой девицы, мешающей сосредоточиться на главном. Все это безумно отвлекало. И бесило. Не менее безумно. Будь я импульсивнее, зарядила бы этой Мыши в лоб. Признаться, я еле сдерживалась, чтобы не послать ее, не развернуться и уйти – неважно куда. Подальше от раздражающей болтовни, от колючих взглядов, от надоедливых прохожих и пронизывающего холода, рождающего крупную дрожь.

Озноб. Путающиеся мысли. Отчаяние… Невозможное, гнетущее, липкое.

Вдох-выдох… Ни черта не помогают привычные практики! Уйти… Уйти подальше. Домой, под одеяло, открыть бутылку сухого вина, упиваться собственным горем, ведь это горе, когда ты – уже не ты…

А кто?

– Лиса, ты чего?

Мир прояснялся медленно, вязко окутывая плотным полотном моросящего дождя. Его капли паутинно серебрились в свете ближайшего фонаря. Вползал в уши монотонный шум городских улиц, резко пахло прелой листвой и выхлопными газами, перед глазами плясали противные мошки. Я сидела на скамейке в парке, над головой куполом смыкалась крыша новенькой беседки. Мышь устроилась у моих ног, нисколько не заботясь о том, что яркие концы шарфа волочатся по грязному полу. И правильно. Этот шарф нужно выбросить, а ее одеть поприличнее, тогда и вид будет совершенно другой. Милый, что ли.

Она заботливо сжала мою ладонь.

– Плохо стало?

В глазах – понимание и участие, сразу видно, за подругу волнуется. А подруги-то нет… Тут же не к месту вспомнилось всякое, давно похороненное, ненужное. Сознание затопила печаль, захотелось завыть или хотя бы заплакать. Разреветься, уткнувшись носом в нелепое пальто этой недалекой утешительницы.

Похоже, я конкретно влипла. От себя не убежишь, и что делать с внезапно накатившими чувствами, я не знала. Просто сидела. Дышала. Старалась собраться и думать рационально, составляла план на ближайшие несколько часов и убеждала себя, что буду ему следовать. Найти Виктора. Сегодня же. Откладывать нельзя, похоже, у меня совсем мало времени. Или разберусь со всем, или свихнусь к чертовой бабушке. И устрою Егору праздник – наверняка он рад будет, если мозгоправы до меня все-таки доберутся.

– Позвонить ему? – сочувственно спросила Мышь и погладила меня по руке. И куда только делась та нахальная девица, что вечно залипала в телефон и едко отвечала на каждый заданный вопрос?

– Кому?

– Егору. Он ведь знает, что делать… ну, когда ты… – Запнулась. И взгляд отвела, словно сболтнула лишнего. Обернулась через плечо, словно нас могли подслушать. Тааак…

– Когда я – что?

– Когда у тебя фон зашкаливает, – пробормотала недовольно, будто я могла контролировать этот самый фон, но упорно не хотела.

Получается, Алиса не скрывала от подруги своих талантов. И даже о Егоре рассказала. Удивительная тупость! По сути, выдала она не только свою тайну, но и дикого приплела. А с ним и нас всех. Черт, да она фактически сдала стриксов, растрезвонив о нашем существовании во всеуслышание, ведь у этой синеволосой козы язык, как помело! Была бы рыжая жива, собственноручно прибила бы. Без особых угрызений совести.

– Не нужно Егора, – выдавила я из себя, усилием воли подавляя ослепительную ярость. Алиса ушла, и мне тут расхлебывать последствия. Истерики ничего не решат, ненависть к умершим – тем более. Прошлое достаточно убедительно доказало эту нехитрую теорему. Люди умирают, а проблемы остаются живым. Значит, именно мне придется проследить, чтобы Мышь не выдала секрет стриксов. Даже если придется решить эту проблему радикально. Уверена, совет будет только «за», сохранность секрета ценится стриксами выше, чем чья-то обывательская жизнь… Виктор лично последит, чтобы Мальвина не растрепала никому. Осталось только его найти.

– Уверена? – Она все еще выглядела настороженной, вглядывалась в меня пристально, будто могла прочесть мысли. Хорошо, что обычные люди этого не умеют. Как и не в состоянии определить настроение по эмоциональному фону.

– Абсолютно. Просто голова закружилась от дурацкой толпы. Давай в следующий раз на такси, а?

– Транжира! – Мышь нехотя улыбнулась, и озабоченность постепенно сползала с ее лица, как ненавистная маска. Нужно собраться и не давать ей повода бить тревогу. Чем больше доверия у нее останется к стриксам, тем меньше шанс, что она начнет о них трепаться. А там пусть Виктор решает, что с ней делать. Я-то уже ничего не смогу изменить.

К счастью, дождь закончился.

Пара поворотов, раскинувшийся по обе стороны от дороги гаражный кооператив с лающими из-за забора собаками, несколько необъятных луж, через которые пришлось перепрыгивать с ловкостью акробата, и пункт назначения обозначился впереди невнятным двухэтажным зданием с серыми стенами и мрачными провалами окон. Лишь на втором этаже сиротливо светились три из них, в остальном же здание выглядело ненужным, заброшенным.

Припорошенные дождем хребты машин, мрачно нависающие над тропинкой голые ветви деревьев, затертые граффити на стенах – вся обстановка навевала какую-то необъяснимую тоску. От здания на несколько сот метров несло безысходностью, для того, чтобы ощутить это, не нужно быть стриксом.

Небо недовольно смотрело на нас сверху, через редкие прорехи косматых туч. Оно было против моих экспериментов.

Мышь насупилась и натянула на глаза капюшон, словно он мог защитить от негативной энергетики здания. Хотя кто знает, возможно, у нее обострена эмпатия, ведь практики осознанных снов даром не проходят. Я не привыкла защищаться от какого-либо проявления эмоций – ранее они служили мне пищей, и цену им я прекрасно знала. Однако не учла, что для донора подобный фон окажется непростой проверкой на прочность.

Горло стиснуло невидимой тесьмой, с каждым вдохом в груди оседала неприятная тяжесть. Сердце бухало рваными толчками, в ушах поселился противный звон. Каждый шаг отдавался тошнотой, невообразимо мутило от спертого воздуха глухих коридоров. С этим зданием явно что-то было не в порядке, словно невидимая плоть реальности треснула, срослась неправильно и покрылась вязью кривых шрамов бытия. Плохое место, мертвое. И собираться здесь, чтобы обнажить душу – неудачная идея.

– Тоже чувствуешь, – утвердительно заявила странно притихшая Мышь. – Каждый раз, когда вхожу в этот дом, думаю, что мысль о спонсорах не так и ужасна. Может, наконец, свалим отсюда…

Я сглотнула кисловатую слюну и приказала себе держаться. Еще немного, и я увижу Виктора. И все закончится.